Читаем без скачивания Сезанн. Жизнь - Алекс Данчев

Начав собирать коллекцию, он уже не мог остановиться. Ближе к концу века коллекция стала целью его жизни. Их пути с Волларом неизбежно пересеклись. Работа шла очень активно. В феврале 1900 года Воллар приобрел картину «Берега Уазы» у художника Эдуарда Бельяра за 300 франков и вскоре продал ее Пеллерену за 7500 франков. В июле 1904 года Пеллерен купил «Портрет мадам Сезанн», которым совместно владели Воллар и галерея Бернхейм-Жён. В октябре 1911 года он обменял эти две работы Сезанна на две другие, «Пейзаж близ Экса» и «Каменоломня Бибемюс», приплатив немного сверху, чтобы подсластить сделку. Седьмого июля 1904 года он потратил внушительную сумму и купил сразу семь работ у галереи Бернхейм-Жён, в том числе «Мадам Сезанн в желтом кресле» и знаменитую «Женщину с кофейником» – картину, на которой чайная ложка расскажет нам о нас самих и искусстве не меньше, чем сама женщина и ее кофейник{744}. В период с 1907 по 1912 год он приобрел еще 29 картин у одной только галереи Бернхейм-Жён, включая бунтарский портрет Амперера. Если Пеллерену нравилась та или иная работа, он не терпел отказов. Он принимал смелые решения, и его вкусы всегда оставались независимыми от общественного мнения. Его предпочтения порой удивляли окружающих. Совместно с Октавом Мирбо он скупил коллекцию Писсарро. Вскоре после смерти Сезанна он купил превосходный «Портрет Гюстава Жеффруа» у самого Жеффруа. Уже в 1907 году, работая напрямую с сыном Сезанна, он обменял два произведения Мане на «Больших купальщиц» – картину, увидев которую несколько лет спустя в коллекции Пеллерена Генри Мур испытал сезанновское озарение{745}. В 1908 году коллекционер приобрел у сына Сезанна «Современную Олимпию» в обмен на большое цветочное полотно Ренуара и доплату. В 1911 году он получил «Дом повешенного» от Воллара в обмен на две небольшие работы Сезанна, одну пастельную работу Берты Моризо и также некоторую доплату. В 1912 году Пеллерен приобрел у Гаше «Вид на Лувесьен, копию работы Писсарро» в обмен на выдающуюся работу позднего периода «Юная итальянка, облокотившаяся на стол» (одна из семи картин, купленных им в 1904 году), один пейзаж и доплату.

Его последней официальной покупкой стал первый вариант картины «Большая сосна и красная земля» на распродаже у Мориса Ганьи в 1925 году, цена полотна составила 528 000 франков. Изначально картина принадлежала писателю Фелисьену Шамсору, автору произведения «Дина Самюэль» (1882), в котором Кабанер, Рембо и прочие фигурируют под вымышленными именами. Затем картина перешла к торговцу произведениями искусства Папаше Тома, который продал ее художнику Эмилю Шуффенекеру, приятелю Гогена, за 120 франков. Позднее Шуффенекер признался, что закончил картину, дописав пустые места и пролессировал веронской зеленью маленькое дерево в левом углу холста. Проделав эту операцию, он продал картину Воллару, который часто не обращал внимания на такие мелочи, а тот в свою очередь продал ее галерее Бернхейм-Жён, сохранив за собой пятидесятипроцентную долю. Коллекционер Морис Ганья выкупил ее у галеристов за 5000 франков. Если верить Шуффенекеру, «Большая сосна и красная земля» была не единственной картиной, которую он дописал{746}.

Может быть, оно и к лучшему, что он так и не добрался до «Натюрморта с компотницей», предмета гордости и радости Гогена. В 1888 году, зная, что его друг находится в стесненных обстоятельствах, Шуффенекер предложил купить у него эту картину. Гоген ответил: «Работа Сезанна, о который ты просишь, – исключительный шедевр, и я уже отказался продать ее за 300 франков. Я храню ее как зеницу ока и смогу расстаться с ней, только если останусь без последней рубахи»{747}. В 1897 году такой момент настал. Гогену нужны были деньги на лечение, и картину пришлось продать. «Натюрморт с компотницей» купил коллекционер Жорж Вио за 600 франков. Десять лет спустя его приобрел принц де Ваграм за 19 000 франков. В конце концов она перешла в коллекцию Пеллерена и стала предметом тщательного исследования Фрая длиной девять страниц, наполненного авторскими признаниями и риторическими отступлениями («этот утомительный анализ одной-единственной картины»). Помимо всего прочего, он обратил внимание на непростой вопрос «искажений» в работах Сезанна. Фрай сделал строгий выговор критикам:

Возможно, Сезанн и сам не подозревал об этих искажениях. Вряд ли он специально вел им учет. Они были следствием почти неосознанного стремления к большей гармонии изображения. Со времен Сезанна подобные искажения встречаются весьма часто, иногда вполне оправданные, а иногда просто отвечающие требованиям моды; в последнем случае они вызывают лишь раздражение. Искажение, которое не исходит из творческого замысла или стремления к гармонии, – это пример все того же снобизма. Снобы восьмидесятых не испытывали благоговения перед «плохо нарисованной» «Компотницей» Сезанна{748}.

В 1890‑е годы шумиха вокруг Сезанна подогрела интерес Пеллерена, а это, в свою очередь, привлекло внимание еще чуть более широкого круга и заинтересовало ценителей искусства. Рассуждая о ситуации с современным искусством, Жорж Леконт отметил «нескончаемые отсылки к громкому имени»{749}. Шумиха достигла апогея после состоявшейся в ноябре – декабре 1895 года персональной выставки Поля Сезанна в галерее Воллара на улице Лаффит рядом с бульваром Осман, где около 150 работ были беспорядочно развешаны в тесном помещении. Возможно, наиболее удивительным в достопамятной выставке было то, что сам автор не принимал в ней прямого участия. Ходили слухи, что однажды он забрел туда инкогнито с сыном, а уходя, удивлялся: «Подумать только, и все в рамах!»{750} На самом же деле Сезанн провел всю зиму в Эксе и так и не увидел выставки.

К моменту открытия выставки Воллар не был лично знаком с Сезанном и еще не стал его торговым агентом. Они были удивительным образом созданы друг для друга. Сам того не зная, Сезанн искал Воллара. Воллар тоже искал Сезанна – с упорством, изобретательностью, чувством времени и публики, оставляя далеко позади всех своих соперников. С начала 1870‑х годов Сезанн передавал картины поставщику красок Папаше Танги, который, в свою очередь, демонстрировал их избранным почитателям и продавал, когда представлялась возможность. Танги был коммунаром, которому повезло остаться в живых, и страстным приверженцем прогресса и прогрессивных художников. Он сам вечно был без гроша в кармане и при этом выдавал Сезанну художественные материалы в кредит (на сумму 2174 франка в 1878 году и 4015 франков в 1885‑м) со слабой вероятностью возмещения затрат в результате продажи картин{751}. В сущности, продажи его не интересовали. Танги был не столько торговцем, сколько защитником и робким ценителем. «Папочка Сезанн вечно недоволен тем, что сотворил, – говорил он зачарованным посетителям, жаждущим узнать хоть что-нибудь о легендарном мастере. – Он всегда бросает все на полдороге. Когда он переезжает, он забывает холсты в прежнем жилище. Когда пишет на свежем воздухе, оставляет их за городом. Он работает очень медленно. Самые незначительные дела требуют от него огромных усилий. Он никогда не надеется на случай. Каждое утро он ходит в Лувр»{752}. Танги был святым. Он умер без гроша в кармане в 1894 году. В его запасах не осталось ничего созданного позднее середины 1880‑х годов. С помощью Эмиля Бернара ему удалось продать портрет Амперера, но, по всей видимости, продажу более поздних вещей ему не поручали. Был ли тут дальновидный расчет или нет, но Сезанн начал поиски нового продавца. Возможно, к этому его подталкивал сын, которому к тому моменту исполнилось 22 года. Он обосновался в Париже и, не имея профессии и четких планов на будущее, зорко следил за рынком и не желал упускать своей выгоды. В 1894 году Сезанн обратился к отзывчивому Октаву Мирбо с просьбой найти для него торговца картинами{753}.

Тем временем предприимчивый Амбруаз Воллар все больше интересовался художником, которым так часто восхищались его знакомые. По словам Гертруды Стайн, «Сезанн был любовью всей его жизни»{754}. Получилось так, что Танги свел их уже после своей смерти. Первую работу Сезанна Воллар купил на распродаже коллекции Танги в июне 1894 года по смехотворно низкой цене (между 95 и 215 франками). Он продал ее в течение года и заработал на этом 1000 франков. Поначалу он выступал в роли своего рода «капера», выискивая ценности и занимаясь форменным мародерством, и добыча редко надолго задерживалась в его руках. Однако через некоторое время он уже мог накапливать запасы. На протяжении десятка лет, включая последние годы жизни Сезанна, Воллар пользовался настоящей монополией на его работы. Согласно каталогу-резоне, не менее 678 полотен Сезанна, то есть две трети всего, что он создал на протяжении жизни, прошли через руки Воллара. Более того, эта цифра наверняка значительно выше, учитывая распространенность неофициальных сделок и недоступность для посторонних записей Воллара{755}. Он хватался за любую возможность. Он вынес из мастерской художника огромное количество картин, написанных маслом и акварелью, скупил все малозначимые безделушки, предлагал сделки каждому владельцу картин Сезанна («Воллар заходил купить моих „сезаннов“, – писал Синьяк в 1898 году. – Я отказался продать ему самую большую картину») и установил тесные дружеские отношения сначала с сыном Сезанна, а затем и с самим художником – эти отношения продлились всю жизнь{756}. Со временем они принесли Воллару состояние, а Сезанну – известность. Но сначала было состояние. На момент смерти в 1939 году Амбруаз Воллар был, пожалуй, одним из самых богатых людей на планете.