Читаем без скачивания Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати об изыскателях. Один инженер-расчётчик допустил небольшую ошибку. Можно сказать, незначительную в масштабах поставленной задачи. По его планам проходчики, с разных сторон пробивающие Хинганский хребет, должны были радостно встретиться, скажем, в день n. А они не додолбились друг до друга в расчётный срок. Воспитанный в рыцарских традициях инженер застрелился. Подумал – ошибся в линии тоннеля. Первый президент Ельцин обещал со всех телевизоров лечь поперёк рельсов в случае ухудшения жизни трудящихся. Но даже вдоль не прилёг. В нашем случае проходчики закричали «ура!» в день n + m, когда прошили встречными курсами гору и увидели друг друга в образовавшемся отверстии. Шли правильно, строго навстречу друг другу. Одним словом, поторопился инженер прибегнуть к оружию.
В Чжалантунь за бобовым маслом
Возвратимся к нашим героям. Год шёл пятидесятый. Варя Прохорова и Миша Фокин учились в седьмом классе Бухэдинской школы. «Возраст Ромео и Джульетты», – подсчитает знаток Шекспира. Не совсем. В нашем случае к семи годам недостаточно ещё семь прибавить. Варе исполнилось семнадцать, а Мише семнадцать с половиной. Вовсе не второгодники. Жизнь в условиях японской оккупации Маньчжурии, политических передряг не способствовала нормальному школьному обучению. Большинство детей ходили в школу с отставанием в два-три года.
Сблизило Варю и Мишу бобовое масло. Так именовалось соевое. Подсолнечное, само собой, вкуснее для русского человека. Только в маньчжурских краях приходилось подстраиваться под китайские особенности. «Вкусно-вкусно на бобовом масле!» – грустно шутили русские в том смысле: попробуй-ка выжми из продуктов что-то путное, коли готовишь не на подсолнечном.
На исходе зимы и бобовое пропало из лавчонок Бухэду. Расторопные китайские торгаши на этот раз дали маху в маркетинговых расчётах, и русский торговый бухэдинский люд не подсуетился вовремя. Тогда как на станции Чжаланьтунь масла бобового хоть залейся. Никакого дефицита. Туда Мишина мама надумала отправить сына с бидончиком. Варина мачеха прознала готовящуюся шопинг-поездку и тоже захотела маслом разжиться. Миша не стал противиться идее ехать с попутчицей. Хотя Варя была подругой Лели…
Накануне Миша пережил сердечную драму… После танцевальной вечеринки без всякого умысла провожал одноклассницу Лелю Панину. Им было по пути. Болтали о том, о сём. У своей калитки девушка вдруг повернулась лицом к парню, обняла его и крепко поцеловала в губы. Тот ни сном ни духом, а она… Настоящим долгим поцелуем… Таким сладким, таким головокружительным. Миша от счастья полночи не спал… Вкус поцелую не сходил с губ…
Миша стал мечтать о новых провожаниях Лёли, новых поцелуях, и даже, как честный человек, о дальнейшей совместной жизни… Много ли надо наивному парню… Глаз с Лели в школе не сводил. И вдруг скандал на всё Бухэду…
– Правда, что Леля и Китаёзович? – спросил Миша у Вари на пути за маслом.
– Ещё какая, – не стала лукавить Варя.
Она знала о поцелуе у калитки…
В конце сороковых годов, начале пятидесятых китайцы, можно сказать, в благодарность за строительство КВЖД, за освобождение Китая Красной Армией от своих вечных врагов японцев начали теснить русских в Маньчжурии. Лозунг: «Почему вы без языка коренной нации живёте на нашей территории?» – давно известен. Пекин постановил: русские должны поголовно осваивать иероглифы в учебных заведениях. Может, в этом и есть какой-то резон, да где взять учителей? Набирали преподавателей с бору по сосенке, кто под руку попадётся. В Бухэду назначили Валентина Ивановича.
Валентином был настоящим, Ивановичем не совсем. Отец из китайцев китаец, мать – вообще самая что ни на есть. Ходила на крошечных специально изуродованных ножках. Делалось это в соответствии с древним китайским законом, который установил один из императоров. Согласно преданию, его жена самым банальным образом наставила ему рога – сбежала с заезжим красавцем. Чтобы впредь затруднить китаянкам подобные супружеские измены, китайским девочкам с малолетства бинтовали крепко-накрепко ступни. Им расти надо, а бинты не дают. Ступни превращались со временем в маленькие треугольники-клинышки, на коих ходить-то трудно, а уж бегать от мужей с залётными ухарями и подавно. Отец Валентина Ивановича владел мануфактурным магазином «Синимо» и любил русских и всё русское. Были и такие среди китайцев. Сыновей назвал Валя, Петя и Саня. Валя имел юридическое образование, при этом русский язык знал на уровне лавки отца. Ученики под парты сползли, когда Валентин Иванович на первом уроке, нарисовав иероглиф, обозначающий человека, сказал:
– Это червек.
Больше походило на червяка, чем человека.
Да только смеётся тот, кто смеётся последним. Пройдёт немного времени и Валентин Китаевич (так за глаза именовали ученики преподавателя) сам будет хихикать, сужая и без того узенькие глазки, над русскими грамотеями. За год под руководством Лели изучит, начиная с букваря, русский язык так, что сам начнёт поправлять вчерашних насмешников, когда те говорили «ложить» вместо «класть», ставили неправильно ударения в русских словах. Леля оказалась отличной учительницей.
Было Валентину Китаевичу тридцать лет, имелась жена-китаянка, двое детишек. А тут Леля – русская красавица. Русые волосы, заплетённые в толстую косу, серо-голубые глаза, белая кожа… Леля была страстным книгочеем. Основной источник книг – школьная библиотека, но в ней порядки были строгие – семикласснице, хоть и семнадцатилетней, не давали раньше времени «Анну Каренину», «Войну и мир», тем более Мопассана и Золя. Валентин Китаевич способствовал удовлетворению страсти ученицы к книгам, пачками брал для неё. Однако отношения между ними не остались на уровне «учитель – ученица», пошли дальше. Варя была посвящена в их жгучую тайну, случалось, играла роль курьера-связного.
Лелю Бог наделил недюжинными способностями, без разницы было английский или китайский изучать, математику или физику. Всё укладывалось в милую головку с лёту. Знала без счёту стихов, прекрасно декламировала… Лучшая ученица в классе, причём, не прилагая к тому особых усилий. Напрягаться она не любила. Ни в чём.
«Что ты, Леля, как родиха ходишь?» – ворчала Варина бабушка. Школьная форма у Лели вечно без пояса, без фартука, балахоном.
Валентина Китаевича это не останавливало. Несколько месяцев они ухитрялись скрывать свои страстные взаимоотношения.
«Как он меня целует! – под страшным секретом рассказывала, переходя на горячий шёпот, Леля лучшей подруге Варе. – Как обнимает! Как трогает везде! Гладит!..»
Варя слушала с замиранием сердца, боясь задать вопрос про самое-самое…
Валентин Китаевич бывал у Лели дома в Этапной пади,
