Читаем без скачивания Нашествие чужих: ззаговор против Империи - Валерий Шамбаров

«„Помощи“ никто не просил у немцев, а договаривались о том, когда и как они, немцы, осуществят их план похода на Мурманск и на Алексеева. Это совпадение интересов. Не используя этого, мы были бы идиотами»[279].

Германию соблазняли различными выгодами. Обещали ей открыть беспрепятственное сообщение с Закавказьем — если получится разгромить Краснова и Деникина. Но немцам теперь было этого мало. Они подняли вопрос о «долгах». Указывали, что убытки понесли германские фирмы и подданные, имевшие собственность в царской России. Что Германия истратила большие средства на содержание русских пленных. Негласно под «долгами» подразумевались, конечно, и те суммы, которые в свое время перечислялись большевикам. Что ж, Иоффе российских денег не жалел. Писал в Москву, что о сумме долгов он не имеет ни малейшего представления, но хочет «оглушить немцев потолочной цифрой в 6–7 млрд. руб». Штреземан и его коллеги, когда услышали подобное предложение, и впрямь слегка ошалели. Потому что рассчитывали содрать в несколько раз меньше. Но за прозвучавшую цифру сразу ухватились. Ну не отказываться же, если дают!

Относительно совместных военных действий Германия поставила вопрос жестко — никаких виляний, только союз. Планы Гинденбург и Людендорф несколько скорректировали. Идею совместной советско-германской экспедиции на Север отвергли, соглашаясь лишь на оккупацию Восточной Карелии. Пусть на англичан наступают большевики, а немцы прикроют их фланг, подсобят снабжением. На Юге взаимодействовать согласились, Людендорф приказал командованию Восточного фронта сосредотачивать силы против Деникина[280].

27 августа был подписан договор, получивший в последующей литературе название «Брест-2». Советская республика превращалась уже и по существу в союзницу Германии, должна была при поддержке немцев воевать против Антанты и ее сторонников. Германия обязалась вернуть большевикам Белоруссию и еще ряд оккупированных областей. Экономические статьи утверждали полное преобладание немцев в России. Кроме того, большевики выплачивали 6 млрд. руб золотом, уступали треть добываемой в стране нефти, обязались поставить 60 млн пудов зерна и другое продовольствие. В общем, продотряды выколачивали из крестьян хлеб, но значительная его часть предназначалась вовсе не для пропитания российских городов и Красной армии, а за границу… Для немцев договор был настолько выгодным, что его ратифицировали мгновенно, с ходу[281].

Зато в лагере Антанты он понравиться никак не мог. А договор и ход переговоров вокруг него, несмотря на сверхсекретный характер, не были тайной для западных спецслужб. У них имелись информаторы и в высших кругах Германии, и в России. Тот же Иоффе был одним из ближайших людей Троцкого. И во время переговоров согласовывал каждый свой шаг не только с прямым начальством, Лениным и Чичериным, но и со Львом Давидовичем. Какие же тут могли быть секреты от англичан и американцев?

И Запад тоже вел в стане большевиков свои закулисные игры. А возможности он имел немалые. К лету 1918 г. в Советской России были созданы несколько разветвленных разведывательных структур. Возглавляли их Джордж Хилл, Рейли, Бойс, Кроми, Ферран Лич, Вертимон и др… Эти сети действовали независимо друг от друга, хотя и соприкасались. Например, каналы связи с Англией у Хилла, Бойса и Рейли были общими, через лейтенанта Урмстона. И обращает на себя внимание тот факт, что Рейли, будучи британским офицером, через того же Урмстона пересылался шифровками не только с Лондоном, но и с Нью-Йорком[282]. Даже не с Вашингтоном, где находился американский резидент МИ-6 Вайсман, а с Нью-Йорком. С кем, любопытно?

Но к этому времени успели встать на ноги и начали работать достаточно квалифицированно другие спецслужбы. Советские. И Дзержинскому столь активная возня иностранных разведок совершенно не нравилась. В июне чекисты вышли на след шпионской сети в Петрограде. Феликс Эдмундович направил туда своих агентов, латышей Буйкиса и Спрогиса. Они сумели внедриться в организацию, и их свели с Рейли. Впоследствии Рейли любил изображать из себя «аса шпионажа», и действительно, установленные связи позволяли ему добывать информацию из самых «верхов» советского руководства. Но вот «асом» он явно не был. И на подставных чекистов клюнул. Высоко их оценил, счел очень перспективными кадрами — по легенде они имели многочисленных друзей среди латышских стрелков. После нескольких проверок Рейли представил Буйкиса и Спрогиса «самому шефу» — британскому морскому атташе командору Кроми[283]. Тому самому, который пытался через Троцкого уничтожить Балтфлот. После переезда союзных миссий в Москву Кроми выполнял функции резидента в Петрограде. Латыши ему тоже понравились, и он направил их в столицу, к Локкарту.

Сам Локкарт в мемуарах вспоминал:

«Я сидел за обедом, когда раздался звонок и слуга доложил мне о приходе двух человек. Один из них… принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил, но убедился в том, что письмо это, несомненно, написано рукой Кроми. В тексте письма имелась ссылка на сообщения, переданные мной Кроми через посредство шведского генерального консула. Типичной для такого бравого офицера, как Кроми, была фраза о том, что он готовится покинуть Россию и собирается при этом сильно хлопнуть за собой дверью…»[284]

Буйкису и Спрогису было поручено завербовать кого-нибудь из командиров, состоящих в охране Кремля. Эту роль, по поручению Дзержинского, стал играть командир латышского артдивизиона Э. П. Берзин.

Сперва подставным агентам давались задания разведывательного характера. Англичане проявляли повышенное внимание к Русскому Северу, собирали подробную информацию по этому региону. Очень интересовало их и русское золото. Рейли поручал Берзину выяснить «правда ли, что 700 латышей на станции Митино охраняют 5 вагонов с золотом, и если это так, войти к ним в доверие и подчинить их себе». Но затем на первый план стала выходить подготовка переворота. Рейли указывал Берзину:

«Надо будет сделать так, чтобы два полка латышей смогли по первому приказу уйти в Вологду и помочь английским частям быстрым броском из Архангельска отрезать Петроград. Сразу после этого латышские стрелки, оставшиеся в Москве, арестуют членов Совнаркома во главе с Лениным…»

Локкарт тоже подчеркивал, что «необходимо добиться содействия латышских стрелков, действовавших на Архангельском фронте». И разъяснял планы:

«Сейчас наступило самое подходящее время для замены Советского правительства… В организации переворота вы можете оказать большую помощь… Надо в самом начале убрать Ленина. При живом Ленине наше дело будет провалено».

Обещал:

«Денег на это будет сколько угодно».

Всего в несколько приемов он выплатил Берзину 1,2 млн. руб.[285].

Успешно действовали не только чекисты, но и другие советские спецслужбы. Нет, не военная разведка и контрразведка. Ее же организовывал Джордж Хилл, а курировал М. Д. Бонч-Бруевич. Поэтому она-то в данном деле никак не могла быть помощницей. Но контрразведка Красного флота во главе с лейтенантом Абрамовичем сработала великолепно. Вполне возможно, что толчком стал суд над Щастным, где выявилась причастность англичан к попытке погубить корабли. Во всяком случае у моряков теперь были с британцами свои счеты, и как раз с июня 1918 г., когда был расстрелян Щастный, Абрамович и его сотрудники сели англичанам «на хвост». Держали в поле зрения Кроми, а Рейли сумели взять под наблюдение, и «ас шпионажа» даже не догадывался, что три месяца за ним следят, отмечают каждое его перемещение[286]. Были зафиксированы многочисленные контакты, связи. Между тем заговорщики готовились к реализации своих планов, уточняли и согласовывали их.

Впоследствии при обыске чекистами был изъят документ, написанный Андрэ Маршаном, личным представителем президента Пуанкаре в России. Он докладывал французскому правительству, что 24 августа в американском генконсульстве состоялось секретное совещание с участием генконсулов США Пуля и Франции — Гренара. При этом Маршану случайно довелось стать свидетелем разговора между британскими и французскими разведчиками. Маршан возмущенно описывал, как Рейли хвастал, что «готовит взрыв моста через Волхов неподалеку от Званки. Достаточно бросить взор на карту, чтобы убедиться, что разрушение этого моста равносильно обречению на голод, на полный голод Петрограда, так как город оказался бы отрезанным от Востока, откуда поступает весь хлеб… Французский агент добавил, что он работает над взрывом Череповецкого моста, что приведет к аналогичным последствиям… Я глубоко убежден, что речь идет не об изолированном намерении отдельных агентов. И все это может иметь один гибельный результат: бросить Россию во все более кровавую борьбу, обрекая ее на нечеловеческие страдания. Надо добавить, что эти страшные лишения будут направлены против бедных и средних слоев населения, ибо богатая буржуазия может уехать на Украину к немцам, что, кстати говоря, практикуется сплошь и рядом. А элементы, служащие Советскому правительству, избавлены им от чрезмерных лишений, так как получают хоть и скудный, но все же паек…»[287]