Читаем без скачивания Красные курганы - Валерий Елманов

– Это очень серьезное повеление. Твой человек может выслушать меня, но вот поверит ли он? – усомнился Мойша.

– Написать бы, – вздохнул Константин.

– Я что-нибудь придумаю, – обнадежил лекарь.

Вечером донельзя довольный и улыбающийся Мойша вытащил из-за пазухи небольшой клок бересты, а затем достал из горшка со снадобьем маленький ножичек. Константин скептически посмотрел на все это, но обошелся без ненужной критики.

«Привет твоей матери Любославе, – начертил он на бересте. – Подателю верь. Все полки – к Иван-озеру».

– Теперь не усомнится, – произнес он, возвращая бересту. – Остальное передашь на словах.

О том, что мать Любомира, необъятную стряпуху, а ныне владелицу целого терема в одной из деревень недалеко от Рязани, звали Любославой, не мог знать никто из киевлян. Это был как бы условный знак, подтверждающий, что наказ передает сам князь Константин.

Побег был назначен через день после отъезда княжеских дружин. Казалось, все продумано до мельчайших подробностей, но так только казалось.

Глава 20

И повторилось все, как встарь

И от края, братья, и до края

Пали жены русские, рыдая:

«Уж не видеть милых лад нам боле!

Кто разбудит их на ратном поле?»

Наутро князь Константин проснулся в самом лучезарном настроении.

«Послезавтра, – потянулся он сладко. – Послезавтра я отсюда ту-ту, и только меня и видели».

Радовался он недолго. Скрипнула входная дверь, и в поруб вошел Мойша с кучей каких-то горшочков в руках.

Быстро поставив их на стол, он обернулся к Константину и беспомощно развел трясущимися руками.

– Все прахом, княже. Я едва упросил Мстислава Романыча, чтоб он дозволил мне занести тебе снадобья, – прошептал он заговорщически, испуганно кося глазом на открытую дверь. – Хотя можешь их и не пить, ты и так уже здоров.

– А ты куда? – растерялся Константин.

– Таки я же говорю, – Мойша еще больше понизил голос. – Киевский князь повелел, дабы я тоже отправлялся с дружиной. Дескать, там лекаря ждет много работы.

– Ты с ума сошел! – возмутился Константин, еще не до конца осознавая, что судьба ухитрилась в очередной раз подставить ему подножку. – Я же тебе рассказывал. Они там все перегрызутся и будут разбиты. Ты что, помереть захотел?!

– Князь забыл, что бедный Мойша – обычный еврей, – грустно улыбнулся лекарь, разводя руками. – Что мне велят, то я и обязан исполнять. К тому же он прав. Даже если исходить из твоих слов, то меня и впрямь там ждет много работы. И потом, почему ты решил, что я непременно умру? Мне это не нравится. Я таки собираюсь немножечко пожить и поработать, что для бедного еврея, в сущности, одно и то же.

– Поработать, – хмыкнул князь. – А ты ямы копать умеешь?

– Да, – брякнул Мойша. – А зачем?

– Затем, что работа там ждет только могильщиков, – мрачно отрезал Константин. – А насчет пожить… – протянул он задумчиво. – Слушай меня. Когда начнется избиение, ты не беги без оглядки, куда глаза глядят, иначе вряд ли у тебя получится пожить. Бросайся сразу на землю и лежи как мертвый до темноты. А еще лучше подлезь под какой-нибудь труп. Только выбирай нашего ратника, а не монгола – они своих обязательно подбирут. И посмотри, чтобы он был попроще одет, с такого снять нечего. Ну и чтоб в крови весь был.

– А в крови зачем?

– Чтоб тебя ею залило, – хмуро пояснил Константин. – Тогда у тебя действительно появится надежда. И моли своего бога, чтобы я все-таки успел собрать полки и встать у татар за спиной. Вот тогда можно будет устроить им Калку наоборот и ты действительно понадобишься как лекарь… Стоп! – оборвал он себя.

Только сейчас князь в полной мере осознал, что произошло и какой невосполнимой потерей оборачивается отъезд Мойши для него самого.

– Ты сдурел! – завопил он. – А как же я?! Все на тебе замкнуто. Если ты сейчас уедешь, то я останусь здесь и тогда точно никуда не успею?! Ты что?!

– Тише, княже, – умоляюще прошептал лекарь. – Услышат. Я все понимаю, но ничего не могу поделать. Я хотел… – Он испуганно осекся, не успев договорить.

Дверь широко распахнулась, в темницу зашел Ярослав и хмуро глянул на лекаря.

– Вон ты где, – рявкнул он. – А тебя Мстислав Романыч по всему терему обыскался. Чего тебе тут?

– Я… лекарства… вот… – пролепетал еврей.

– Отдал?! Ну и пошел вон! – рыкнул Ярослав, и Мойша послушно заторопился к выходу, то и дело беспомощно оглядываясь на Константина.

Ярослав подошел поближе и уселся возле стола.

– Ничего мне сказать не хошь? Чай, остатний раз с тобой видимся. Хотя нет, – тут же поправился он. – Остатний будет, когда вернемся, чтоб тебя, христопродавца, казни предать.

– А вернешься ли? – спросил Константин.

– Видел бы ты, сколь у нас с собой воев, иначе бы запел.

– И каждая дружина сама по себе, – вздохнул Константин.

– Ну и что, – усмехнулся Ярослав надменно, сознавая свое превосходство. – Бояре у нас умудренные, воеводы смышленые, князья опытные. – Он самодовольно расправил плечи. – За себя не говорю, негоже пустой похвальбой заниматься, но один тесть мой Мстислав Мстиславич чего стоит. Не зря его Удатным прозвали.

– Хоть бы он живым вернулся, – вздохнул Константин.

– Не каркай, не поможет, – оборвал его Ярослав и поднялся с лавки. – Мы все оттуда живыми придем, так что не подсобят тебе твои монголы, даже и не надейся.

Уже давно закрылась за ним тяжелая дубовая дверь, уже привычно лязгнули оба могучих засова и проскрежетал в своем гнезде ключ, запирающий огромный висячий замок, а Константин все продолжал оцепенело смотреть в сторону выхода, который теперь не откроется перед ним ни послезавтра, ни через три дня, ни через пять.

– Та-ак, – протянул он мрачно. – Опять все псу под хвост. Снова меня судьба по рукам ударила. Что же это получается – пахали мы, пахали все вчетвером, готовились, не покладая рук, а как до дела дошло, так нам одного щелчка по носу хватило? Врешь, собака! Все равно не сдамся. Хоть месяц здесь сидеть буду, а что-нибудь придумаю! – Но тут же уныло подумал, что месяца-то у него как раз и нет.

Да что там, у него и пары недель не имелось. Шанс на то, чтобы все исправить, оставался лишь в том случае, если он сможет выйти отсюда в ближайшие два-три дня, от силы четыре. Только тогда еще была возможность поспеть на место сбора, назначенное им самим.

Значит, нужно уходить отсюда, но как? Дверь отпадала сразу. Оконца были, даже два, но такие узкие, что в них и ребенок, пожалуй, не пролезет. Не окна, а бойницы какие-то.

До самого вечера он метался по своей небольшой камере и продолжал лихорадочно размышлять, но на ум так ничего путного и не приходило. Наконец, устав мерить шагами темницу, Константин плюхнулся на ложе. Время от времени в его голове возникали возможные варианты, но тут же лопались, как мыльные пузыри.

«Да-а, в такие минуты невольно пожалеешь, что ты не голливудский киногерой, – подумал он с тоской. – Сейчас бы проломил дверь башкой, потом завалил голыми руками десятка два ратников и бегом через весь двор. А стрелы, что в спину вопьются, можно потом повыдирать на досуге, красиво исказив лицо в мучительной гримасе боли. Потом на коня, который, разумеется, кем-то позабыт у ворот, и только меня и видели. Ну а дальше Субудай смотрит на трофейные пластиковые китайские часы, поднимает руку, чтобы отдать команду к наступлению, но ровно за одну секунду до начала атаки сзади его туменов появляется моя конница, после чего дружинники всех князей громко хлопают в ладоши, мы легко побеждаем, дружно целуемся и умиленно тремся друг о дружку головами. Рашен о’кей, а монголы – фак ю. Словом, хеппи-энд, и… ты идиот, потому что занимаешься идиотизмом в то время, когда надо искать выход из этой идиотской ситуации и думать о побеге из этого идиотского поруба!»

Он честно попытался вновь подумать о том, что можно предпринять, но пришел к выводу, что если его размышления и дальше будут такими же умными, то хеппи-энд ожидает исключительно Субудая с его плоскомордыми бандюками, и все это по причине исключительной тупости главного фак ю, то есть самого Кости.

Сон, тупой и тяжелый, облегчения не принес. Проснулся князь утром, совершенно не выспавшийся и злой как собака. Попытка разговорить кого-нибудь из сторожей не принесла ни малейшего успеха. Впрочем, он на это и не надеялся. Дело в том, что ратники, караулившие его, все время менялись, так что уговорить кого-то из них помочь в побеге, да еще за пару дней было нереально.

Последующие четыре дня прошли точно так же – в бесполезных метаниях и мучительных раздумьях. К исходу пятого Константин понял, что вот теперь-то точно все. Теперь ему железно не успеть. Правда, надежда еще теплилась в душе, но на другое утро пропала и она. Это был конец. Только обычный, а не голливудский.

И на него сразу же с прежней силой навалились тоска и апатия. Дальше он продолжал не жить, а существовать, что-то тупо жевал, часами разглядывал потолочные балки и бесцельно валялся на лавке, время от времени заставляя себя думать, что жизнь после Калки не закончилась, что все еще поправимо и вообще в выигранных войнах бывают проигранные сражения – достаточно вспомнить Бородино.[159]