Читаем без скачивания Смута. Том 2 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы, товарищ Сталин, уже знакомы с этими требованиями?
– Знаком, товарищ Зиновьев. Условия очень тяжёлыэ, но их необходимо принять.
– Так какие же, чёрт возьми?!
– Вся Бэлоруссия, Минск и Смолэнск.
Тишина. Молчание. Люди в кабинете начальницы Смольного института благородных девиц оцепенели.
– Иосиф Виссарионович, но ведь это… Владимир Ильич, а вы почему молчите?!
– Потому что, товагищ Зиновьев, я очень внимательно слушаю агхиинтегесное выступление товагища Сталина.
– И что же?! Вы согласны, что надо отдать Смоленск?! А может, и в Москву их тогда пустить?!
– Спокойно, товагищ Гыков, не надо истегии! Во-пегвых, как я не газ подчёгкивал, все гганицы сотгёт миговая геволюция. Во-втогых, совегшенно необязательно отдавать полякам что бы то ни было. Мы легко поднимем лозунг защиты социалистического Отечества. Пгивлечём ещё больше кадговых офицегов, пгичём без заложничества. Быть может, это подтолкнёт к действиям и Гегманию с Австгией. Или Великобгитанию с Фганцией. Понятна ли моя мысль, товагищи?
– Вполне ясна, Владимир Ильич. Но мне представляется – это огромный риск, уступать такие территории даже не великой державе, как Германия…
– Голубчик! Если теггитогии и уступать – так исключительно слабым, лимитгофным обгазованиям! Потому что у гегманского гейха отобгать землю обгатно будет совсем не пгосто, пока не случится миговой геволюции; а вот у Польши или там Финляндии – вполне можно. Немедля телеггафигуйте нашей делегации: согласиться на все условия поляков и запгосить точный сгок начала их наступления!..
– Товарищи… товарищи родные мои…
– А, товарищ Боков! Простите, мы так и не заслушали ваше сообщение. Что вы имели сообщить, товарищ, только коротко, пожалуйста?
– Товарищ Зиновьев… товарищи… я только хотел сказать, что белые прорвались за Оку…
– Это мы уже знаем, товарищ замнаркома.
– Они прорвались в Серпухове, приковали к нему наши силы, а сами по железной дороге погнали эшелонами на Калугу. Через Сухиничи. Мост через Оку в Калуге только наплавной, мы его, само собой, развалили… Ударная группа вся втянута в бои севернее Орла… запас боевой мы к Сухиничам, понятное дело, оправили, да поздно… А тут ещё и Улагай с юга под Кромами жмёт… А вы про поляков!..
– Успокойтесь, товарищ Боков. При чём тут поляки?!
– Нельзя им ничего отдавать! Ни полжменьки нельзя!
– Вы, товарищ Боков, неверно понимаете текущий момент. Интересы мировой революции…
– Да что мне до мировой революции, вы ж наших русских людей пану польскому сдать решили!..
– Товарищ Боков! В последний раз призываю вас к порядку. Доложите, чётко и конкретно, обстановку на фронте нашей обороны вдоль Оки. Что белые захватили Серпухов, мы уже поняли. Теперь, значит, они взяли ещё и Калугу?
– Точно так. Егорову удалось продвинуться, он взял Астапово, вышел к мосту через Дон… там его приостановили.
– Вот видите, товарищи! Ограниченный успех Ударной группы позволил, однако, товарищу Егорову осуществить глубокий прорыв на территорию, занятую противником. Теперь белые будут вынуждены…
– Как я и говорил, Грыгорий Евсээвич…
– Да, как вы и говорили, Иосиф Виссарионович. Но удар Егорова был рассчитан на встречное наступление Ударной группы к Ельцу, теперь ему остаётся лишь оттягивать на себя резервы противника.
– Пусть угрожаэт, но нэ зарываэтся. Не то и его окружат, как наши дивизии под Миллэрово… А ви, товарищ Боков, нэ волнуйтэсь так. Ничего ми полякам так просто нэ отдадим. Займитэсь лучше подготовкой рэзэрвов для обороны Москвы…
Тимофей Степанович Боков, питерский рабочий-большевик, замнаркома по военным и морским делам, вернулся в свой кабинет. Невидяще поглядел на карты, на разбросанные по столу цветные карандаши. Быстро схватил один, стал что-то лихорадочно набрасывать.
…Очень скоро во все части и соединения Западного фронта ушла шифротелеграмма за подписью замнаркома, предупреждающая войска, что поляки будут пытаться обмануть их, заявляя о какой-то «договорённости» о «передаче Польше Белоруссии и Смоленска». Доблестным воинам Красной армии предписывалось на подобную ложь не поддаваться, а напротив, оказывать «польским панам» всё возможное сопротивление, как было сказано в тексте. Красной армии надлежало бить врагов рабочего класса и трудового крестьянства всеми силами, при невозможности держаться – отступать на восток, уничтожая всё, что нельзя вывезти, взрывая мосты и водокачки, стрелки, вообще всё железнодорожное хозяйство.
«Наконец-то!» – был общий глас в штабах и траншеях красных войск Западного фронта.
…Утром 15 июля польские войска двумя «боевыми группами» общей численностью в двадцать тысяч штыков и сабель начали продвигаться к Минску. Третья и четвёртая группы, Енджеевского и Скадовского, в примерно такую же силу атаковали слабые войска «завесы», двинувшись в направлении Жлобина. К их полному изумлению, разложившиеся как будто полки Запфронта красных оказали яростное сопротивление; во многих местах следующих походными колоннами поляков подпускали совсем близко, внезапно открывая кинжальный пулемётный огонь в упор.
Понеся тяжкие потери, измеряемые тысячами, поляки откатились. В Варшаву полетели негодующие телеграммы (когда сумели добраться до телеграфа), там разводили руками и пытались связаться с большевицким правительством в Петербурге, атаки было велено прекратить: очевидно, – решило польское командование, – это была военная хитрость клятых москалей.
Наступление остановилось.
И если Западный фронт красных удержал позиции, то Ударная группа окончательно оказалась в полукольце и вынуждена была начать отход на север. Но белые, захватив Сухиничи, уверенно теснили её всё дальше и дальше к Брянску; вдобавок оказались перерезаны пути снабжения, «ударникам» грозило остаться без боеприпасов и провианта. В деревнях тоже не особо поживишься – июль, урожая ещё нет.
Группа Егорова, сбив слабые заслоны белых, без особых потерь дошла до Дона в его верховьях, наступая вдоль железной дороги Астапово – Елец. Однако мост оказался заблаговременно укреплён – но не взорван; Егоров принял решение попытать счастья и прорваться именно здесь, на что и рассчитывало командование белых. Выше и ниже по течению Дона красным переправиться не удалось, попытки отражались «кочующими» батареями и пулемётными командами.
Ещё дальше к югу линии фронта как таковой не существовало. Казаки удерживали обширные районы возле Хопра, цепь кордонов тянулась до самого Царицына, где укрепились «революционные рабочие дружины». Однако ни красные, ни белые тут не пытались наступать, возникло стихийное перемирие. Дошло до того, что из Екатеринодара в Царицын начали ходить поезда, «царские деньги» принимались повсюду на занимаемой красными территории, и в Царицыне, и в Астрахани…
А меж тем Манифест Государя о земельной реформе, реформе земской, сословной,
