Читаем без скачивания Священная охота - Буджолд Лоис Макмастер

«А я мог бы».

Пятеро богов, будьте вы прокляты все вместе и поодиночке, уж не таков ли нечестивый план Сына и Бастарда?

«Уж не поэтому ли вы согнали нас всех сюда?»

Мысли Ингри путались, и он попытался потянуть время.

— Почему вы спрашиваете об этом, просвещённый?

— С теологической точки зрения тут есть тонкость, которую мне очень хотелось бы прояснить. Казнь, строго говоря, — это наказание тела за преступления, совершённые в мире материи. Вопрос о спасении души казнённого не должен решаться иначе, чем в случае любой другой смерти; если же душа окажется обречена на отлучение от богов, то это непростительный грех, который ляжет на тех, кого закон обязывает совершить казнь. Казни, следствием которой станет столь ужасное несчастье, надлежит противиться; если же такой опасности не будет — казнь может быть осуществлена. — Ответом на эти слова было общее молчание, и священнослужитель сочувственно спросил: — Вы уследили за моей мыслью, милорд?

Ингри уследил. Скрежеща когтями, его волк сопротивлялся поводку, за который его тянули.

«Если я скажу, что могу очистить душу Йяды, то предоставлю им свободу повесить её с чувством честно исполненного долга».

Если же он скажет, что не может… это будет ложью, но что ему остаётся?

— Это было всего лишь… — прошептал он, прочистил горло и заставил себя громко повторить: — Это было всего лишь видение, просвещённый. Вы ожидаете от него слишком многого.

Тёплый голос, похожий на шелест осенних листьев, пробормотал где-то между ухом Ингри и его рассудком: «Если ты отрекаешься от меня и от себя перед этой маленькой компанией, братец волк, что же ты будешь делать, оказавшись перед компанией гораздо более великой?»

Ингри не знал, покрылось ли его лицо смертельной бледностью, хотя некоторые из судей встревоженно посмотрели на него; он прилагал все усилия, чтобы не пошатнуться или, да не допустит такого Пятёрка, не потерять сознание. Прекрасное было бы подтверждение только что произнесённому им отречению!

— Хм-м, — протянул учёный священнослужитель, глядя на Ингри сузившимися глазами, — это тем не менее очень важный вопрос.

— Может быть, я упрощу его для вас? Если такой способностью я не обладаю, ваши сомнения остаются при вас. Если же обладаю… то использовать её я отказываюсь. — «Вот тебе — съешь!»

— Разве вас нельзя принудить? — В тоне священнослужителя не было угрозы — одно только чистое любопытство.

Губы Ингри раздвинулись в улыбке, которая вовсе не была добродушной; некоторые из судей инстинктивно отшатнулись назад.

— Вы могли бы попробовать, — выдохнул Ингри. Вот тогда-то, когда мёртвое тело повешенной Йяды окажется у его ног, его волк покажет, на что в действительности он способен… прежде чем самого Ингри убьют.

— Хм-м… — Учёный священнослужитель похлопал рукой по губам. Как ни странно, выражение его лица было скорее удовлетворённым, чем огорчённым. — Очень, очень интересно. — Он оглядел судей. — У вас есть ещё вопросы?

Старший судья, даже не пытаясь скрыть растерянности, ответил:

— Нет… в данный момент нет. Благодарю вас, просвещённейший, за ваши… всегда заставляющие задуматься комментарии.

— Да, — пробурчал себе под нос другой судья, — уж на вас можно положиться: всегда подкинете какую-нибудь кошмарную мысль, которая никому другому и в голову не придёт.

Блеск в глазах учёного священнослужителя сказал Ингри, что он воспринял эту жалобу скорее как комплимент.

— Тогда мы благодарим вас, лорд Ингри.

Это явно был долгожданный знак того, что Ингри может удалиться. Он поклонился и двинулся к дверям, с трудом удерживаясь от того, чтобы не побежать. Выйдя на галерею, он глубоко втянул воздух, но, прежде чем сумел окончательно прийти в себя, услышал позади шаги. Обернувшись, Ингри обнаружил, что странный священнослужитель вышел из зала следом за ним.

В качестве приветствия тощий жрец осенил себя знаком Пятёрки — быстро, но очень точно, и это явно не было для него простой формальностью. Ингри снова поклонился ему, положил было руку на рукоять меча, но счёл, что этот жест может показаться слишком угрожающим, и заложил руки за спину.

— Могу я чем-нибудь услужить вам, просвещённый?

«Например, перекинуть через перила галереи вниз головой?»

— Прошу прощения, лорд Ингри, но я только что сообразил: меня представили до того, как прибыла принцесса Фара со свитой. Я просвещённый Освин из Сатлифа.

Ингри заморгал; после мгновенного замешательства его мысли потекли в новом, совершенно неожиданном направлении.

— Освин Халланы?

Священнослужитель улыбнулся со странной растерянностью.

— Из всех моих званий это, боюсь, самое истинное. Да, я Освин Халланы, за мои грехи. Она много рассказывала мне о вашей встрече в Реддайке.

— Она хорошо себя чувствует?

— Хорошо, и произвела на свет чудесную девчушку, рад я сообщить. Я молю леди Весны сделать её похожей на мать, а не на меня: иначе, когда она вырастет, ей на многое придётся жаловаться.

— Я рад, что она здорова… что они обе здоровы. Меня беспокоила просвещённая Халлана. — «Во многих смыслах». Он коснулся своей всё ещё забинтованной правой руки, вспомнив, как ему, охваченному кровожадным безумием, почти удалось дотянуться до меча.

— Будь у вас время получше её узнать, она вас не беспокоила бы.

— А?

— Она повергала бы вас в ужас, как и всех остальных. Впрочем, мы каким-то образом выжили и на этот раз. Понимаете, это она послала меня сюда. Просто выгнала из дома. Многие женщины так делают после родов, но по другим причинам.

— Вы уже говорили с просвещённым Льюко?

— Да, мы долго беседовали с ним после моего приезда вчера вечером.

Ингри постарался тщательно подобрать слова для следующего вопроса.

— И ради кого Халлана прислала вас сюда? — До Ингри с опозданием дошло, что устрашающий теологический экскурс Освина мог иметь целью помешать казни Йяды, а не ускорить её.

— Н-ну… трудно сказать.

— Почему?

В первый раз Освин заколебался, прежде чем ответить. Он взял Ингри под руку и повёл по галерее — подальше от двери зала, куда дедикат в серых одеждах как раз вводил ещё двоих слуг из охотничьего замка. Освин облокотился на перила и задумчиво посмотрел вниз. Ингри встал с ним рядом, ожидая продолжения разговора.

Когда Освин снова заговорил, голос его был странно почтителен.

— Вы, лорд Ингри, человек с большим опытом сверхъестественного, как я понимаю. Боги говорят с вами в видениях наяву, лицом к лицу.

— Нет! — начал Ингри и умолк. Стоит ли снова отрицать? — Ну… в определённом смысле. В последнее время со мной случалось много странного, и с каждым днём всё больше. Но глухим это меня не делает.

Освин вздохнул.

— Не могу себе представить, как в таких обстоятельствах можно оглохнуть. Поймите: я ни разу в жизни не испытал касания бога, хоть и старался служить своему богу как можно лучше в меру своих сил, как учит нас храм. Вот только Халлана… Она — единственное чудо, которое случилось со мной. Эта женщина, похоже, получила сверхъестественного сверх меры. Когда-то я даже обвинял её в том, что она похитила мою часть, а она в ответ обвинила меня в женитьбе на ней только ради усреднения божественного присутствия в семье. Боги разгуливают по её снам, как по собственному саду, а мне снится только, что я заблудился в своей старой семинарии и бегу без всякой одежды, опаздывая на экзамен, о котором совсем позабыл.

— Вы бежите сдавать экзамен или принимать его?

— И то и другое — бывает по-всякому. — Лоб Освина прорезали морщины. — А ещё мне иногда снится, что я брожу по дому, который разваливается на глазах, а у меня нет инструментов, чтобы его восстановить. Ладно… — Освин сделал глубокий вдох и отмахнулся от воспоминаний. — На следующую ночь после того, как родилась наша дочь, мы с Халланой спали рядом и увидели один и тот же знаменательный сон. Я проснулся, крича от страха. Халлана же ничуть не испугалась и сказала, что сон означает необходимость нам обоим немедленно отправиться в Истхом. Я спросил её, не сошла ли она с ума: ей ещё нельзя подниматься, а уж тем более путешествовать. На это она ответила, что если положить в тележку матрац, то она всю дорогу будет отдыхать. Мы спорили целый день, а на следующую ночь нас посетил тот же сон. Халлана заявила, что это решает вопрос. Я напомнил ей, что у неё есть обязанности по отношению к новорождённой и остальным детям: она не может ни бросить их, ни тащить за собой в столицу. Халлана согласилась остаться, если поеду я, и я порадовался победе. В тот же день я отправился верхом в Истхом, и только отъехав на десять миль, понял, как ловко она меня провела.