Читаем без скачивания Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Но и добравшихся-таки до нас оказалось предостаточно.

Кончик палаша в моей руке разрубил череп между глаз здоровенного «лба» под пернатым головным убором, достав мозг. Другого я пометил в горло над щитом. Слева мне в пояс ткнулся ассегай, но нанести удар у негра не получилось — Сморч, хэкнув, молодецким ударом своего топора практически располовинил негра и, захохотав, рявкнул:

— Чего стоим?! Вперёд надо идти!

И мы — пошли…

…Подобной мясорубки я себе и представить не мог. Приторный, удушливый запах крови повис в ущелье плотным густым пологом, мешая дышать. Мы не потеряли ни одного человека — негры были растеряны и не сражались даже, а так — наугад отмахивались клинками, десятками погибая в давке от наших ударов.

Переступая через трупы (и не ощущая вообще ничего, кроме лёгкой усталости), я подошёл к Свену и Тилю, пожал им руки. Фризон был ранен — брошенная тола рассекла ему левый висок, и он, весело скалясь, вытирал всё ещё текущую кровь ладонью, размазывая её по щеке небрежным движением. Я так и пожал окровавленную сильную ладонь…

— Полдела сделано, — подытожил Свен. — Теперь надо завершать, а это может оказаться посложнее…

Я отошёл к своим. У нас тоже кое-кто получил царапины, на каковые постепенно переставали обращать внимание, и среди мальчишек царило веселье. Похоже, даже излишнее, отдающее головотяпством.

— Быстро мы их! — размахивал руками Щусь. — Раз, два, три — и капец, а?!

— Хватит болтать, — оборвал я хвастливый трёп. — Собираемся, и идём обратно.

— Главное, чтобы не пришлось бежать, — отметил Вадим. — Это будет уже лишнее.

Нам пришлось всё равно задержаться ещё на какое-то время — лучники методично собирали стрелы, стараясь не пропустить ни одной. Я первый раз видел так близко здоровенные английские луки, о которых столько читал — они были одинаковые у англичан, норвежцев и фризонов.

Каждый из отрядов сложил по костру. Мы сделали это на трёх соседних полянах и навалили верхним слоем зелёные ветки. У меня ещё работала зажигалка, но последнее, на что её хватило — как раз подпалить растопку.

Странно, но почему-то это меня огорчило. И очень. Словно бы лопнула ещё одна ниточка, связывавшая меня… с чем?

Я подкинул зажигалку на ладони. И бросил её в разгоравшееся пламя…

…Плотный белёсый дым клубами повалил в небо. Частично он растекался и по поляне, оттесняя нас к её краям. Из этой пелены вынырнул Тиль.

— Пора! — крикнул он, извлекая из ножен шпагу и салютуя ею. — Дым в крепости наверняка виден! Если Ян дошёл — сейчас будет вылазка!

— Ну что ж, — я натянул перчатку и, обнажив оба клинка, махнул палашом своим: — Пошли, ребята! Закончим начатое!..

…Мы вышли на опушку метрах в трёхстах от лагеря негров как раз когда впереди прокричал рог, и на узкую тропку-перемычку начали высыпать из крепости вооружённые люди. Рог вновь подал сигнал; над людьми возникло знамя — цвета запёкшейся крови, с белым львом.

— Вперёд! — вновь прокричал я. И откуда-то всплыло ещё одно слово, которое я выплюнул с прилязгом — боевой клич: — Р-рось! — и не удивился этому крику, подхваченному за моей спиной:

— Ро-о-ось!!!

Не всему ещё жизнь научила,Больно стукая носом об дверь:Если что-то тебе посулили —Ты посулам не очень-то верь.

Пусть ты сам никогда не забудешь,Если слово кому-то даёшь,Но тебя — вот уж истинно — людиПодведут просто так, ни за грош.

Это очень жестокая мудрость,Но у жизни таких — хоть коси:Никого, как бы ни было худо,Никогда ни о чём не проси.

Те же люди, кого не однаждыИз дерьма доводилось тянуть,Или прямо и просто откажут,Или всяко потом попрекнут.

Что бы ни было завтра с тобою,Ты завета держись одного:Никогда не сдавайся без бояИ не бойся — нигде, никого.

Передряги бывают — не сахар,Станет видно, насколько ты крут:Никому не показывай страха,А не то — налетят и сожрут.

Жизнь — не очень красивая штука…Все мы чаем тепла и любви,А она нам — за кукишем кукиш…Так восславь её, брат. И — живи…

…Негров было всё ещё примерно вдвое больше, чем всех нас вместе взятых. И они просто не могли поверить, что окружены.

А я почему-то думал о сгоревшей зажигалке. Только о ней.

Дагой — вверх ассегай, пригнуться, по ногам круговым — ххахх!

Ногой в щит, ногой по руке с ятаганом, палашом — остриём — сверху вниз — ххахх!

Палашом по древку ассегая, поворот, сбоку по шее дагой — ххахх!

Поворот, ятаган палашом вниз, поворот, дагой между глаз — ххахх!

Пригнуться, ятаган дагой вверх, палашом удар в бок — ххахх!

— Ро-ось!

Негры — те, кто, ещё оставался в живых — бросая оружие и беспорядочно отбиваясь, разбегались вдоль опушки, сшибали и топтали друг друга, пытаясь вырваться из засады. Их догоняли и беспощадно, наотмашь, рубили. Я толком пришёл в себя, стоя по колено в ручье. Возле моих ног лежал разрубленный от плеча до пояса негр, а Тиль, хлопая меня по спине, говорил:

— А ты бешеный, русский! Хороший удар, отличный удар, князь!

Я слегка обалдело огляделся и чихнул. Два раза подряд, как у меня обычно бывает.

Негров доканчивали. Многие из них уже стояли на коленях, скрестив на голове руки, побросав оружие и согнувшись. Я видел не всех своих, но почему-то не мог беспокоиться.

Переступая через трупы, ко мне шёл темноволосый парень — рослый, плечистый, в кожаной кирасе с металлическими накладками и кожаном шлеме с красивой серебряной полумаской. Сапоги и лосины мальчишки были забрызганы кровью, над плечом качалась широкая крестовина меча-бастарда. Не доходя до нас нескольких шагов, темноволосый снял шлем и, надев его на рукоять, наклонил голову; глаза на суровом, красивом лице были широко посаженные, серые, на лбу — шрам.

— Борислав Шверда, — протянул он мне руку, с которой ловким движением сдёрнул высокую крагу с зубчатым раструбом. — Я рад помощи, — он говорил по-русски без акцента, но откусывая фразы. — Я рад тебе, князь Олег. И тебе, вождь Тиль. Хотя вижу вас обоих впервые. Но где Свен ярл, мой друг?

— А правда, где Свен? — Тиль обернулся, словно ожидал его увидеть за своей спиной…

…Свен ярл умирал. Лаури подложил ему под голову негритянский щит, чтобы тот лежал повыше, но кровь всё равно шла из горла норвежца. Две толлы торчали в его груди выше сердца, брошенные буквально в упор. Они пробили кожный панцирь.