Читаем без скачивания Черный тан - Миллер Лау

Джал показал ей толстую перчатку, надетую на руку.

Риган вскрикнула, но было слишком поздно. Теперь ей придется умереть. И из-за чего? Из-за своей собственной глупости, потому что она доверилась негодяю… У нее вдруг закружилась голова. Когда средство вступило в контакт с мозгом, все перед глазами закачалось.

— Нет, нет, нет…

Она едва могла слышать свой голос, ей казалось, что слова произносит кто-то другой. Риган упала на колени, ее выворачивало наизнанку от тошноты, но рвоты не было. Подняв голову, девушка увидела Джала, стоявшего в нескольких футах от нее. Он смеялся, а Грелл наблюдал за пленницей без всякого выражения на лице, переминаясь с ноги на ногу. Закрыв глаза, чтобы прекратить вращение камеры, Риган попыталась сосредоточиться и подумать над тем, насколько все плохо для нее складывается. Если она ничего не придумает…

Но средство работало по-другому. В ее мозгу возникла картина, и она опять закричала, перекрывая смех Джала.

Это была она. Но все изменилось. Тело Риган покрылось красными опухолями, и руки, и лицо. И как только пришла в голову мысль, следом за ней последовала боль. Тысячи иголок под кожей приступили к работе. Девушка билась в конвульсиях, не переставая кричать от боли и ужаса. Она открыла глаза или подумала, что открыла, и поднесла руку к лицу так близко, насколько позволяла дрожь. Иголки прокалывали кожу насквозь. Какое-то крошечное существо, похожее на вошь, сновало между волосков на руке, которые становились все длиннее и длиннее. Но прежде чем Риган успела отреагировать, ее скрутила другая боль, вдоль внутренней стороны рук, она была почти непереносимой.

— Что со мной происходит? — закричала она. — Джал…

Однако звук ее голоса изменился, стал искаженным. Язык потерял способность произносить слова. Тело оцепенело и трансформировалось. Хотя Риган понимала весь ужас и горькую иронию происходящего, выразить это словами ей уже было не под силу.

Она стала птицей.

Джал хохотал до слез, наблюдая. за тем, как Риган катается по каменному полу каземата, извивается и визжит. Он смотрел, как ее истерическое воображение оставляет следы на теле. Белая ночная рубашка расцвела тысячами мелких кровавых пятнышек. На коже появились багровые рубцы. Джал видел странные кровавые линии на нежной коже лица, глубокие, почти треугольные, повторяющие рисунок клюва, видел, как выпрямлялись и дергались в судорогах агонии ноги.

Чего он тем не менее не видел, это перьев. Черных перьев, клюва и когтей. Джал с восторгом похлопал в ладоши и повернулся спиной, чтобы уйти.

— Грелл. Последи за ней. Приди и скажи мне, если у нее все пройдет или если она умрет.

Грелл кивнул с обычным бесстрастным выражением. Он чувствовал раздвоенность, наблюдая одновременно за смехом и агонией.

— Грелл, — проговорил он.

Джал помедлил немного и оглянулся на демона. Этим словом, казалось, исчерпывался весь словарный запас существа, поэтому Джал решил, что Грелл произнес его, чтобы подтвердить свое согласие.

Риган летела. Она знала это. Но то был не плавный, красивый полет. Риган паниковала, возмущалась. Она была птицей, птицей… ей было не до Джала. Боль и шок затмили все. Птица открыла серый хрящеватый клюв и каркнула. Значит, она стала вороной. Где-то в глубине сознания проходила дуэль между новыми ощущениями и памятью чувств растерзанного, кровоточащего старого тела. И она каркала, каркала, каркала и била крыльями.

И в тот момент, когда Риган почувствовала, что сердце работает на пределе, а боль угрожает переполнить чашу терпения, что-то произошло.

Это был Грелл.

Он стоял рядом и очень странно смотрел на нее птичьими глазами (о боги, у меня ведь, наверное, такие же), меняющими цвет с черного на красный, с красного на черный. Интересно, что он видел, птицу или кровь? Демон подошел ближе и молча уставился на Риган. Она перестала бить крыльями.

— Грелл? — произнес он.

Риган слышала, как колотится ее сердце, и ощущала страшную боль.

— Тебе больно? — Печальное страшное лицо стало еще ближе. Она в ответ издала звук. Воронье карканье, не слово. Неужели ее тело больше не существует? — Грелл знает боль, — произнес он, как будто отвечая себе. — Знает боль, — повторил он почти триумфально, довольный, что смог сформулировать мысль.

Ей было больно, а Грелл знал, что это такое. Протянув руку, демон дотронулся до лица девушки.

— Иди, — сказал он печально.

Боль стала затихать. И, что самое главное, действие стигматора прекратилось, Риган опять стала собой.

Она посмотрела вниз, на свое израненное тело. Свободное тонкое платье, бывшее когда-то белым, теперь свисало кровавыми лохмотьями. Все тело покрывали тысячи кровоточащих ранок, будто оставленных призрачными перьями. Лицо очень замерзло, потому что холодный воздух заморозил раны вокруг носа и рта. Риган сообразила, что сидит на земле в неудобной позе, и попыталась встать на ноющие ноги.

— Грелл, — прошептала она. — Спасибо тебе большое. Демон ничего не ответил. Его лицо опять стало бесстрастным.

Риган поковыляла к двери, каждую секунду ожидая, что он опять схватит ее, но Грелл только молча наблюдал за усилиями девушки.

— Я ухожу, — пробормотала она, — назад в…

В этот момент демон пришел в движение, он осторожно подхватил ее на руки и на удивление быстро понес по коридору.

— Нет! — воскликнула она, пытаясь сопротивляться, но Грелл не обращал на нее внимания.

Риган чувствовала себя совершенно опустошенной, у нее кружилась голова. Опустив глаза вниз, она заметила, что оставляет за собой кровавый след. Девушка не знала, собирается ли демон вернуть ее своему хозяину, но была слишком слаба, чтобы как-то отреагировать. Кроме того, прекращение боли было таким облегчением…

— Иди, — вдруг сказал Грелл. — Уходи, Риган.

«Когда Создатель творил Лизмаир, он пел, танцевал и двигался по пустому пространству земли, ударяя своим копьем. Так появились озера и океаны и все сиды, кроме одного. В бесконечном мраке небес яркая звезда удивилась, увидев мир, сотворенный Создателем. Звезда упала на этот мир и превратилась в существо, которое могло неустанно бежать много миль, прекрасно видеть на большие расстояния. Так первый сид-волк пришел в Лизмаир. Он отличался от других существ, потому что был мудрым созерцателем сотворения мира…»

Седая, окровавленная морда Эскариуса Вермеха подергалась во сне, потому что ему снился мамин голос. Ее считали самой красивой волчицей в клане, а отца Эскариуса самым достойным, чтобы завоевать ее сердце. Проснувшись, он решил, что члены его племени очень умны. Они совсем другие, отличаются от остальных обитателей Сутры… Было кое-что, чем клан волков мог гордиться. Например, своим статусом одиночек и очень мудрых существ.