Читаем без скачивания 100 великих картин - Надежда Ионина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С именем Ивана Шишкина у зрителя связано представление о неторопливом и величественном повествовании о жизни русского бора, о дебрях лесной глуши, напоенных запахом смолы и преющего бурелома. Его огромные полотна были как бы обстоятельным рассказом о жизни могучих корабельных рощ, тенистых дубрав и раздольных полей с клонящейся под ветром спелой рожью. В этих рассказах художник не упускал ни единой подробности и безупречно изображал все: возраст деревьев, их характер, почву, на которой они растут, и как обнажаются корни на кромках песчаных обрывов, и как лежат камни-валуны в чистых водах лесного ручья, и как расположены пятна солнечного света на зеленой траве-мураве...
Со всех сторон обступают нас богатырские сосны и исполинские замшелые ели с причудливо изгибающимися ветвями. Все на полотнах художника заполнили многочисленные, любовно выписанные приметы лесной жизни: вылезающие из-под земли корни, огромные камни-валуны, обросшие мхом и опятами пни, кусты и обломанные сучья, трава и папоротники. Все это до мельчайших подробностей изучено, облюбовано и написано И. Шишкиным, половину жизни проведшего в лесу и даже внешностью своей напоминавего старика-лесовика.
Творчество художника — это восторженная ода, воспевающая эпическую красоту и мощь русского леса. Недаром И. Крамской говорил: «До Шишкина в России были пейзажи надуманные, такие, каких нигде и никогда не существовало». Даже с учетом категоричности такого утверждения И. Крамской не слишком погрешил против исторической истины. Величественная русская природа, служившая источником поэтических образов в фольклоре и литературе, действительно, долго не изображалась так ярко в пейзажной живописи. И только колорит пейзажей И. Шишкина отличался изысканностью богатейших оттенков зеленого цвета, в мягкую гамму которых органично включаются коричневые пятна стволов деревьев. Если он изображает водную гладь пруда, то она переливается у него перламутром зыбких отражений деревьев, кустарников и трав. И нигде художник не впадает в салонность, сентиментальное восприятие природы было чуждо И. Шишкину. Именно это и позволило ему в 1898 году написать подлинно эпический шедевр — картину «Корабельная роща», которая считается одной из вершин творчества художника.
На полотне представлен типично русский лесной пейзаж с поднявшейся могучей стеной густого хвойного бора. Опушка его буквально купается в лучах благодатного летнего солнца. Его ослепительный свет не только позолотил кроны деревьев, но и, зажигая трепетное сияние бликов, проник в глубь леса. Впечатление от картины у зрителя создается такое, будто он наяву вдыхает терпкий запах нагретого солнцем соснового бора. Прогретой до самого дна кажется и вода железистого ручья, вытекающего из-за деревьев. Пронизана светом и каждая песчинка обнажившейся почвы его русла.
Казалось, в этой картине нет особенно ярких красок, как нет их в сосновом лесу в действительности — с его однообразной окраской зеленого убора деревьев и их стволов. Нет в картине и разнообразия растительных форм, как не встречается это и в сосновом бору, где царит только одна порода деревьев. Много еще чего нет, казалось бы... А между тем картина сразу покоряет зрителя национальными особенностями русского пейзажа — величавой своей красотой, силой и крепостью. Конкретные земные силы природы у И. Шишкина кажутся по неземному мощными, поглощающими все случайное, низменное и мелкое.
Первое впечатление от картины — это величавое спокойствие и невозмутимость. И. Шишкин написал ее, не ища тех переменчивых эффектов — утра, дождя, тумана, какие были у него раньше. Это полотно как будто напоминает и «Сосновый бор», но разница между ними очень многозначительна. Если деревья в «Сосновом бору» изображались целиком — полностью с небом над ними, то в «Корабельной роще» кусты и деревья слева полотна исчезли, а другие надвинулись на зрителя и заняли весь холст. Строй сосен выровнялся, и контраст близкого и удаленного отсутствует. Взамен прежней детализации И. Шишкин находит другой прием привлечь внимание зрителя, противопоставляя то сходные, то разнородные мотивы. В центре картины он выделяет несколько сосен, освещенных солнцем. Левее сосны уходят в глубь рощи, то появляясь на свету, то скрываясь в тени. По другую сторону полотна показан сплошной массив зелени. Рядом с могучими деревьями, живущими уже сотни лет, И. Шишкин изображает молодую поросль, идущую на смену старым великанам — тянутся кверху, говоря о молодой жизни, тонкие сосенки. Вершины огромных деревьев скрываются за рамой картины, как будто им не хватает места на полотне, и наш взор не может охватить их целиком. Тут же на первом плане тонкие жердочки переброшены через мелкий ручеек, растекающийся по песку слоем прозрачной воды.
«Корабельная роща» была написана художником под впечатлением природы родных мест, памятных И. Шишкину еще с детства. На рисунке к картине он сделал надпись: «Афанософская Корабельная роща близ Елабуги», и этим полотном Иван Шишкин завершил свой творческий путь.
ГОЛУБЫЕ ТАНЦОВЩИЦЫ
Эдгар Дега
Полотна Эдгара Дега внесли блистательный вклад в историю мирового и французского импрессионизма, хотя вначале можно было предположить, что он станет академическим художником, может быть, даже самым крупным академическим художником после Энгра. К этому располагала среда, из которой вышел Э. Дега (его семья принадлежала к финансовой буржуазии), образование (он учился в юридической школе, но бросил ее ради Школы изящных искусств) и частые посещения Италии, где художник знакомился с классическими образцами итальянского искусства.
Но Эдгар Дега более всего известен публике как художник балерин, и действительно, никакие другие сюжеты не привлекали его так сильно (может быть, еще только скачки). Он был первым из европейских художников, кто совершенно по-новому увидел балет. «Балетная» тема позволяла художнику сочетать изысканные линии с эффектами искусственного освещения, но и в развитии этой темы Эдгар Дега шел очень осторожно, поэтому его произведения резко отличаются от картин таких классиков импрессионизма, как К. Моне, К. Писсарро, А. Сислей и других. Например, О. Ренуару было близко радостное ощущение бытия, ощущение почти физиологическое, вызывающее в памяти догомеровскую Грецию; то ощущение, которое не знает моральных срывов и больных вопросов современности и которое всегда побеждает в радостном усилии самоутверждения. Но они были далеки друг от друга, и Э. Дега с тех же персонажей и в тех же местах писал совсем другие картины — порой горькие и безрадостные. Например, в «Танцевальном классе» он изображает балерин не на сцене, а за кулисами во время репетиции. На их лицах застыло то ли напряженное внимание, то ли утомление, а парадные улыбки и традиционное изящество исчезли. Повороты фигур зачастую попросту некрасивы, а движения — у балерин! — угловаты. Взгляд зрителя скользит по худым спинам, острым локтям, жилистым шеям...
Эдгар Дега стремился ощутить пульс городской цивилизации и ее ритм, лишенный всякой праздничности, вместо отдыха он передавал монотонность профессионального труда. По количеству картин важнейшее место в творчестве художника как раз и занимает «балетный» цикл. Образами балета он был пленен еще в 1870-е годы и до последних дней жизни был верным почитателем этого искусства.
Интерес к Терпсихоре — давняя традиция французской живописи. Многие парижские художники были завсегдатаями Оперы и часто в лице танцовщиц и артисток находили своих вдохновительниц. Образы пленительных оперных «нимф и богинь», властвовавших в галантном XVIII веке, оставили Ланкре, Латур, Фрагонар и другие живописцы. Эдгар Дега тоже был завсегдатаем театра, но совершенно иначе подошел к театральной теме. Его прельстила не какая-то конкретная прима-балерина, он заинтересовался балетом вообще, — балетом, живущим особой жизнью, и рядовой средней балериной. И художник показал зрителю разные уголки театра: сцену, фойе, артистическую уборную, иногда видимую только в щель приоткрытой двери.
Балет времен Эдгара Дега — это балет-феерия, спектакль удивительных превращений, когда на глазах у публики возникали и исчезали страны света, царства, миры и океаны, земли и подземелья. Все материальное теряло в таком театре свои обязательные свойства и непререкаемые права. Подлинным венцом этой театральной мистерии являлись сами танцовщицы, усыпанные звездными блестками и освещенные разноцветными огнями рампы. Безмятежная радость овладевала на весь вечер зрителями и сценой, где феей, наядой, нимфой царила балерина в прозрачном тюлевом костюме, превращаясь в эфир парящего танца.
Балетные картины Э. Дега — это не столько картины балетомана, для этого он был слишком ироничен и страстен. Именно в этих полотнах прослеживается двойная аналитическая работа художника — разрушение иллюзии реального мира и ее новое воссоздание на художественном полотне. Как-то Э. Дега сказал, что изображать моющихся женщин — «это все равно, как если бы подсмотреть через замочную скважину». В какой-то мере он «подсмотрел» и «Голубых танцовщиц», — сумев выбрать тот угол зрения, ту линию и те части, которые нужны были только ему. С тайной радостью и блаженством он наблюдал жизнь в ежеминутном борении света и тьмы, подробностей и целого, переносил на полотно клочки и арабески жизненного калейдоскопа, был в самом горниле жизни свидетелем инкогнито — все видящим, но никому не видимым; все чувствующим, но холодно сдержанным.