Читаем без скачивания Разорви себе мозг! Путь в мир без страха, или Жизнь и приключения Влада Штангера - Вадим Вадимович Шлахтер

– Это верно, мюрид! Я велел ей убрать этот нехороший ролик.

– Вот слова муслима! Я за них тебя уважаю. Ты сказал «нехороший ролик». Молодец!

– Брат! Поверь, я этот ролик даже не видел. Этот ролик не учит исламу. Этот ролик оскорбил чувства хотя бы одного муслима – значит это плохой ролик! Лишь Господь в Судный День укажет нам, кто был прав, а кто заблуждался, так, кадириец?

– А ты суфий, Брат?

– Суфий. Салафиец. Брат! Мы здесь в Земле Войны ( дар уль-Харба ) в Земле Куфра! И МЫ ДОЛЖНЫ ИСКАТЬ ТО, ЧТО НАС ОБЪЕДИНЯЕТ, А НЕ ТО, ЧТО РАЗЪЕДИНЯЕТ, на радость нашим врагам.

– Хорошие слова, Брат! Твой Устаз, полагаю, гордится тобой! Передай родственнице, пусть будет поосторожнее с чувствами мусульман. Салам алейкум , Братья!

–  Ваалейкум ас-Салам! Аллах Йусалимук!

Горцы вышли. В зал вернулись попрятавшиеся официанты.

– Счет, пожалуйста, – сказал Влад.

* * *

■ Ты можешь быть сильным. Не выставляй свою силу напоказ.

■ Ты можешь быть богатым. Не кичись богатством.

■ Ты можешь быть умным. Не бахвалься умом.

■ Ты можешь считать себя умнее, сильнее, богаче всех вокруг. Считай – в сердце своем. НО, ПОКАЗЫВАЯ ЭТО ДРУГИМ, ТЫ ДАЕШЬ ИМ ОРУЖИЕ ПРОТИВ СЕБЯ!

■ Когда вступаешь в битву – ВЕРЬ, что одолеешь врага! Но не бахвалься. Говори: «Бой покажет!» Иначе рискуешь растратить силы на бахвальство. И их не хватит для победы.

■ Нельзя унижать того, кто кажется тебе слабым, ведь смерть от ножа в слабой руке гордеца непочетна. А нажать курок может даже ребенок… Нельзя смеяться над тем, кто недостаточно умен. Ибо глупцы злопамятны, а судьба переменчива…

Влад слушал и поражался простоте и отточенности формулировок. Видимо, много поколений мудрых людей в Горах передавали адаты. И не одна смерть пришла к людям, пока не научились так четко и отточенно формулировать правила и следовать им…

А Камиль как-то добавил к словам Устаза:

– Никогда не обижай Мужчину. Но если обидел – убей его! Ибо месть в горах неотвратима.

– Это адат, Камиль?

– Это так, глупая шутка, – смеется воин.

Никогда не понятно, когда он шутит, когда говорит всерьез…

Влад видел подтверждения словам Устаза каждое мгновение.

Влад однажды понял, что всю жизнь он жил по тем принципам, о которых говорил Устаз.

И ценил тех, чьи принципы были такими же.

И презирал тех, кто жил по принципам отвратительного самовыражения.

Однажды Влад выезжал из двора на Лесной. Проезд узкий. «Волга-3110» растопырилась так, что объехать-то ее было непросто. Но мало того. У нее был открыт капот и в нем ковырялся какой-то работяжка. А сбоку, мешая проезду, открыта дверь и оттуда торчали ноги и жопа другого работяжки, ковырявшегося под панелью.

Влад помигал фарами. Ноль реакции.

Влад посигналил. Работяжка, не вылезая, разразился матерной тирадой. Было забавно ее слушать. Торчали ноги и жопа, и откуда-то снизу доносился мат. Наконец работяжка, матерясь, засучил лапами и вылез.

– И че, бля? Не объехать, бля? Вишь, бля, работаем, твою мать!

Влад вылез из машины.

– Э! Ты че, бля? – вякнул работяжка.

– Он че, бля? – осведомился второй.

Влад подошел к «волге». Работяжки попятились.

– Ну, ты, это, бля… – изрек тот, что ковырялся под панелью.

Влад потянул из ножен «Катз».

Влад ударил ножом в дверцу машины.

Он видел рекламный ролик, где таким ножом режут дверцу «мерседеса».

Нож вошел с легким усилием и скрежетом. Влад налег на рукоять. Железо поддавалось. Нож резал дверцу, как открывашка консервную банку.

–  Ду хаст швайне?  – спросил Влад. – Зер шлехт! Мен сенхе суямен болэрма, кучукгыз! [8]

Оба работяжки остолбенели. Влад со скрежетом вытащил нож из дверцы.

–  Сен аз-маз улесен… { Мало-мало умрете… }

И шагнул к работяжкам. Ублюдки, подвывая, бросились вон.

Влад сел в машину и, объехав «волгу», выехал из двора.

«Шакалы! – думал Влад. – Ну чего им, скотам, не живется? Ну зачем вякать, как дворняга, даже не посмотрев, кто перед тобой? Откуда такая дикая самонадеянность?»

И Влад вспоминал слова Устаза:

– Загадка русских в том, что они НЕНАВИДЯТ друг друга. Искренне. Бескорыстно и безвозмездно стараются причинить друг другу зло. Где истоки этой ненависти – историческая загадка. Для русского свой – это не свой. Это объект унижения. Ни один народ в мире не относится так к своим соплеменникам. Сделать гадость, облаять, нагадить, обрызгать на дороге и мчаться, довольным, дальше – норма жизни. Так нельзя. Так не должно быть. Это неправильно. Это надо менять.

У русских есть будущее, только если они это в себе победят!

А виной всему их идолопоклонство, освящающее холопство и барство. Ни у одного народа нет религии такой бесчеловечной и такой преданной деньгам и власти… И Влад, размышляя над этим, вспомнил, как однажды ехал он в Москву.

В поезде, поулыбавшись симпатичной, годной к использованию проводнице, Влад попросил чайку и расположился в купе.

Кроме него ехали три каких-то убогих старичка. Один жирный, как бегемот, другой дистрофик, а третий какой-то горбатый или кособокий. Жирный был лыс, но над ушами и на загривке топорщилась шерстка, дистрофик седенький, а кособокий как-то неряшливо космат. Они хлебали свинячье пойло, несли какую-то хрень и говорили громкими хрипатыми голосами. Предложили и Владу. Тот, покачав головой, сказал: «Это дерьмо для рабов!». Старички покряхтели, и один робко вякнул, что это хороший виски.

Проводница занесла чаек. «О! У нас не вагон, а прямо конкурс красоты!» – польстил Влад, который всегда вел себя, как дамский угодник. Проводница порозовела, захихикала и смущенно сказала, что если еще чего надо, то она у себя. «Еще чего мне надо не от тебя», – ухмыльнулся мысленно Влад.

– Молодежь! – засмеялись старички.

И залопотали о школе.

Влад офигел!

Они закончили школу в год Московской Олимпиады! То есть всего лишь на ГОД старше Влада…

Влад ощущал себя совершенно молодым мужчиной. И проводницу, которой не было тридцати, воспринимал как ровесницу. Ну, немного помладше. А эти…

Влад вспомнил Устаза. Язык не поворачивался назвать его «старцем»! Одного с Владом роста, чуть за 180, Устаз был широкоплеч, худощав и могуч, как скала. Прямая осанка, развернутая грудь. От Устаза исходило ощущение неимоверной силы. И физической, в том числе. Зрению его могли бы позавидовать молодые. Как-то однажды Влад подумал, что если бы Устазу побриться, одеться в европейский костюм, его бы в столицах принимали за какого-нибудь западного киноактера немногим за пятьдесят…

Вдруг откуда-то раздался рев и