Читаем без скачивания С утра до вечера - Игорь Акимушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькие форельки нанностомусы, которых разводят некоторые любители, ночью тоже продольные полосы меняют на поперечные. Днем, когда они все время в движении, темные продольные линии на боках хорошо их маскируют. Недаром почти все быстрые рыбы так окрашены. Но ночью поперечно-полосатая «пижама» в подводной траве менее заметна.
Эддисон Веррилл изучал разных животных, но головоногие моллюски пользовались особым его расположением. Это он первым из зоологов тщательно исследовал, измерил и даже взвесил по частям гигантских кальмаров, или спрутов. Самый большой спрут, с которого Веррилл снял мерку, был длиной восемнадцать метров. И весил, по-видимому, восемь тонн!
С древнейших времен люди, поселившиеся по берегам океанов, верили, что в морской пучине живут странные и огромные существа[50], не похожие ни на рыб, ни на раков, ни на других обитателей океана. Но ученые долго и почти единодушно утверждали, что все это сказки. Веррилл доказал с цифрами в руках, что леденящие кровь истории о кракенах и спрутах — не миф: живут такие моллюски в океане. Моллюски! Представляете? Спруты, оказывается, моллюски! Кузены неповоротливых улиток и родные, так сказать, братья осьминогов и каракатиц.
Конечно, не все кальмары огромны, как киты. Таких всего несколько видов. Но тех, что ростом с селедку или треску, в сотни раз больше, море местами буквально кишит ими. Легко и быстро пронзают они синеву волн, точно стрелы, брошенные Нептуном из тысяч арбалетов. Кальмар формой тела копирует ракету. Мало этого: у него есть настоящий реактивный двигатель, который кидает вперед этого родного брата медлительной улитки с быстротой, часто неуловимой для глаза[51].
И днем и ночью кальмары всегда в движении. Снуют неутомимо туда-сюда, подобно челнокам, ткущим сине-черную пряжу волн. Убивать, убивать, убивать! — это кровожадные пираты. Рывок вперед — щупальца хватают рыбу. Укус в затылок — и рыба мертва. Щупальца бросают ее — вертясь, опускается она в черную бездну — и хватают другую, клюв прокусывает череп, а алчные руки тянутся за новой жертвой.
Часто в стремительном броске, выскочив из воды, кальмары проносятся над морем, и их реактивные сифоны, работая вхолостую, с шипением засасывают воздух. В этих моллюсках столько деятельной энергии, столько неудержимого нетерпения, что странной кажется сама мысль, что кальмар, как все смертные, тоже спит.
Но он спит! И Веррилл видел как. В аквариуме Вудс-Хола. Тело выгнуто вверх, конец хвоста и основания сложенных пучком щупалец опираются о дно. Голова приподнята над песком, чтобы повернутому вбок сифону[52] лучше дышалось. Он мерно засасывает и плавно выбрасывает отработанные струи воды. Засыпая, кальмар перекрашивается: бурые пятна на его коже расползаются шире, и он темнеет.
Оборона сна
Осьминоги спят презабавным образом: сидя, присосавшись щупальцами ко дну и приподняв вверх тело. Все щупальца, кроме двух, прижаты к телу, а две вытянутые в стороны руки несут сторожевую вахту. Осьминог крепко спит, ничего не видит и не слышит. Можно подойти к нему вплотную, кричать над ним, шуметь как угодно — он не проснется. Но стоит лишь слегка сотрясти воду или чуть прикоснуться к сторожевым щупальцам — животное сейчас же вскакивает. Тело его надувается и бледнеет. Если тревога не была ложной и угроза реальна, осьминог окутывает себя облаком чернил и, не раздумывая, ищет спасения в бегстве. Когда осьминог спит, глаза не закрывает, лишь сокращает зрачки, дышит медленно и темнеет.
Иногда сторожевые щупальца вытягиваются вверх и медленно кружатся над спящим осьминогом, словно антенны радара.
Осьминогу повезло больше всех: даже когда он спит, бдительные щупальца живут своей автономной сторожевой жизнью, неся охрану. Всем животным неплохо бы иметь такое устройство, да не многим природа его дала. Поэтому вынуждены они охранять себя во время сна часто примитивными, «кустарными» способами. Поминутно просыпаясь, чтобы оглядеться, прислушаться, принюхаться. Кто забивается в густые, колючие или шуршащие кусты и камыши, через которые злоумышленнику бесшумно не пробраться. Кто спит, что называется, вполглаза, чуть прикрыв веками глаза. Кто одним глазом спит, другим смотрит (некоторые утки). Словом, каждый ухитряется, как может.
Пожалуй, только у фазана аргуса есть нечто подобное сторожевым щупальцам осьминога: бдительные антенны его «радара», которые всегда на вахте, когда он спит, — это два пера в хвосте. Даяки из Саравака (остров Борнео) рассказывают, что на ночь аргус всегда устраивается на суку и всегда хвостом к стволу. Распластавшись на ветке, он два длинных хвостовых пера вытягивает в сторону ствола, откуда ждет врагов. Дикая кошка, леопард или удав добраться до спящего аргуса могут только по суку. Но прежде чем доберутся до него, в пути наткнутся на два сторожевых пера и, конечно, разбудят аргуса. Он недолго думая улетит, браня громким криком разбойников, которые и по ночам мирным птицам не дают покоя.
Чтобы лучше обороняться во сне от врагов, многие птицы тучами слетаются ночевать в излюбленные ими места и собираются здесь огромными стаями. На деревьях вдоль реки Гадавари, в Индии, ночует не менее пятидесяти тысяч ворон, а в густых зарослях рододендрона в Суссексе, Англия, — полмиллиона скворцов. Некоторые тропические стрижи, цепляясь лапками друг за друга, сбиваются на ночь в один огромный шар, подобно пчелам, образующим свой знаменитый ком. Летучие мыши собираются спать в некоторых пещерах в таком умопомрачительном числе, что, когда с наступлением сумерек они покидают свои спальни, их вылет из пещер, издали похожий на дым лесного пожара, длится три часа. Летающие собаки, которые поедают по ночам тонны фруктов в тропических лесах, днем спят, повиснув вниз головой на ветках гигантских баньянов. Их тут так много, что суки постоянно обламываются, и снизу кажется, будто дерево сплошь увешано странными плодами.
Цель всех этих массовых сборищ одна — ценой потери немногих спасти остальных. Стая тут же пробуждается, как только тревожные крики попавших в лапы к хищнику собратьев пошлют прощальный привет спящим товарищам. Роль сторожевых перьев аргуса выполняют здесь те животные в стае, которым не повезло, которые оказались с краю.
Именно нежелание оказаться с краю заставляет, наверное, виргинских перепелов, устраиваясь на ночь, усаживаться плотно друг к другу по кругу, как рассаживаются дипломаты за круглым столом переговоров. Доктор Линдс Джонс видел, как они — не дипломаты, а виргинские перепела — это проделывают.