Читаем без скачивания Исповедь послушницы (сборник) - Лора Бекитт

Рамон выехал рано. Заря была нежно-розовой, как ладони младенца, а утренний свет золотил крыши, стены и окна домов, сверкал на водной глади каналов.

Молодой приор ехал по узким улицам и глядел на словно задрапированные в светлые ткани, с бесконечными, как бусинки четок, зубцами башни, от которых к небу поднималось чуть заметное сияние. Кровь? Нет, он не мог утонуть в крови, этот спящий в объятиях моря город, омываемый им и качаемый волнами, точно ребенок в колыбели!

Почему-то сегодня Рамона все радовало – даже вид пустого морского горизонта, порождающий мысли о бесконечном и бесплодном ожидании неизвестности.

И вот настал момент, когда полный тихой радости голос прошептал в глубине темной исповедальни:

– Это вы, святой отец?

– Да, – ответил Рамон, крепко сцепив пальцы и прижав их к груди, – это я.

Оба замолчали, внимая чему-то, пока еще неведомому им. Потом девушка промолвила:

– Какой ответ вы мне дадите, святой отец? Сегодня я не могу долго задерживаться – в прошлый раз настоятельница сделала мне замечание.

– Вот как? – медленно проговорил Рамон. – Нет, я не стану утомлять вас многословием. Мой ответ таков: монастырь – лучшее прибежище для слабых душ, стремящихся спрятаться от ударов судьбы. Здесь тускнеют тревоги внешнего мира, и это благо. А к лишениям вы привыкнете. Вера целительна, потому постарайтесь верить. Примите постриг и смиритесь.

– Вы правы, – подавленно отвечала она. – Я не хочу в мир, потому что боюсь его. Хотя еще больше меня страшит одиночество.

– Господь всегда с вами. Как только вы это почувствуете, то окончательно утешитесь. Сейчас вы находитесь в таком возрасте, когда сердце человека послушно внешним переменам. Пройдет время, и одиночество не будет ощущаться столь остро.

– Так было с вами? – вдруг сказала она.

Девушка почувствовала, как он содрогнулся там, в глубине своей клетки, – это было понятно и по его голосу, в котором угадывалось смятение:

– Мы говорим не обо мне!

– Простите.

– Вам пора идти.

– Я хотела попросить вас стать моим духовным наставником.

– Но я совсем вас не знаю, – прошептал Рамон.

– Я назову вам свое имя.

У Рамона мелькнула мысль, что он, как приор, может попросить у настоятельницы позволения увидеть девушку и поговорить с ней. Ведь она пока еще послушница, а не монахиня! Действительно, почему бы нет?

– Назовите, – сказал он и замер в непонятном волнении.

– Меня зовут Катарина Торн.

– Я спросила совета у священника, который нас исповедовал, – шепнула Катарина Инес, едва они улеглись в кровати.

– Что он сказал? – тут же отозвалась девушка.

– Он посоветовал мне остаться в монастыре. Думаю, он прав. Я боюсь мирской жизни, сейчас мне страшно даже просто выйти на улицу. По крайней мере здесь я знаю, что меня ждет, а там…

– И все же, в отличие от многих из нас, у тебя есть возможность выбора, – задумчиво произнесла Инес.

Они помолчали, потом Катарина заговорила снова.

– Я и не знала, что нас исповедует не аббат Опандо!

– Ты не догадалась по голосу? Когда говорит аббат Опандо, всегда чувствуешь, как он улыбается. А у этого священника голос звучит очень строго и холодно. И, как мне кажется, он моложе аббата Опандо.

– Ты полагаешь, он молод? – живо спросила Катарина.

– Не знаю. Пожалуй, вряд ли приоры бывают молодыми. Да и какое это имеет значение?

– Верно.

У входа в спальню мелькнула тень – мимо прошла одна из сестер, и девушки поспешно умолкли. Однако вскоре Инес не выдержала и шепнула:

– Мне сказали, что у этого священника глаза, как у Иисуса! Такие же большие и печальные.

– Кто мог видеть его глаза! Мы стояли, опустив головы и надвинув на лица покрывала! – воскликнула Катарина, пронзенная неожиданной ревностью.

– Значит, кто-то увидел, – многозначительно произнесла Инес.

Больше они не разговаривали, но Катарина уснула не сразу. Она думала о себе, о монастырской жизни, о своем отце и, конечно, о приоре. У нее появился неведомый друг, даже больше – защитник, хотя вряд ли Катарина смогла бы ответить на вопрос, от чего и как он способен ее защитить. Главное, она уже не чувствовала себя такой беспомощной и растерянной, как прежде.

Катарина хорошо помнила, как отец привел ее в обитель, как он беседовал с настоятельницей в монастырской приемной. У настоятельницы был жесткий взгляд и суровое выражение лица. Она долго не обращала внимания на девочку и говорила только с ее отцом, но потом внезапно обратилась к ней с каким-то вопросом, и Катарина поняла, что должна или ответить правильно, или… умереть! Смертельно напуганная, она что-то пролепетала и некоторое время сидела, не двигаясь, сжавшись под немигающим взглядом настоятельницы. Таким образом, первым чувством, испытанным ею в стенах обители, стал страх. Катарина помнила, как отец сказал:

– Хорошо, что ее судьба будет определена с самого начала.

Он также заметил, что сделает богатый вклад в монастырскую казну. И хотя Пауль Торн не упомянул о том, что станет навещать дочь, Катарина каждый день ждала его прихода. Она скучала по дому, по игрушкам, по нарядным платьям, по саду, в котором привыкла бегать и резвиться.

В монастыре все считалось общим, и воспитанницам не разрешалось иметь личные вещи. Зато отношение к девочкам было разным: кого-то привечали, а кто-то попадал в немилость. Для воспитанниц ежедневно устраивалось некое подобие обвинительного капитула, на котором они должны были рассказывать не только о своих прегрешениях, но и сообщать о проступках подруг. «Бог видит все!» – торжественно и грозно возвещали сестры. И не было случая, чтобы чье-то маленькое сердечко не дрогнуло, а уста не раскрылись из страха перед всевидящим оком Небес. Доносительство поощрялось; многие девочки с особым рвением предавались обвинительным речам.

Однажды Катарина случайно заметила, как соседка прячет под матрасом неизвестно где найденный осколок красивой фарфоровой чашки. Девочки встретились взглядами. Катарина вспыхнула, а соседка испуганно захлопала ресницами. Обе промолчали – и в тот миг, когда совершалось преступление, и во время обвинительного капитула, – а вечером робко заговорили друг с другом. Девочку звали Инес – вскоре они с Катариной стали подругами. Катарина солгала, сказав отцу Рамону, что ей впервые выпало счастье поделиться сокровенным с другим человеком. У нее была Инес. Просто порой ей хотелось иметь рядом еще кого-то – справедливого и мудрого, того, кто сильнее ее самой.

Настоятельница не слишком жаловала Катарину, в душе которой не было стремления к покаянию. Катарина больше молчала, чем говорила, но молчала с осуждением, и это чувствовалось. Но ее отец был богат, он ежегодно жертвовал монастырю значительную сумму денег, потому настоятельница не имела ничего против того, чтобы девушка приняла постриг.