Читаем без скачивания Новый Мир ( № 5 2006) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повествовательница “ни на чьей” стороне. Как бы ни был ей симпатичен — по контрасту известно с чем — Ниязбек и весь традиционный горский уклад с рудиментами племенного кодекса чести и исламского благочестия, она впрямую говорит, что эта альтернатива еще хуже, чем порочно-административная. Ибо примириться с отданием целого анклава под власть шариата тоже невозможно, а именно это несут с собой такие, как Ниязбек. Политическая трагедия не имеет катарсиса, но зато представлена с максимальной, как мне показалось, честностью. Правда, что касается денежного измерения, уж очень лихие суммы — десятки, сотни миллионов долларов — перепархивают, как всегда у Латыниной, из мошны в мошну. Я почему-то подозреваю, что подкупить или “заказать” в реальной жизни можно с большей экономией…
±1
Елена Чудинова. Мечеть Парижской Богоматери. [Роман]. М., “Яуза”; “Эксмо”; “Лепта”, 2005, 527 стр. (“Войны будущего”).
Об этой книге я слышала только плохое (не считая таких предопределенных отзывов, как из уст Михаила Леонтьева). Но меня она, несмотря на самые справедливые поводы для раздражения, глубоко взволновала. Антиутопия, политический памфлет… Не в этом дело.
Предвари ее “карикатурный скандал”, она, возможно, вообще не увидела бы света. Костяк сюжета уже неоднократно пересказывался в печати: 2048 год; Европа, по ходу апостасии западной “христианской” цивилизации постепенно превратившаяся в “Еврабию”; оттеснение христиан в гетто, в нишу бедности и бесправия, массовое их отступничество в ислам — с обретением соответствующих преференций. Ну а Нотр-Дам (действие происходит в Париже) обращен в мечеть Аль-Франкони, как это уже однажды в истории произошло с константинопольской св. Софией.
Тут не удержусь от выписки из о. Сергия Булгакова, опубликовавшего в 1923 году очерк о посещении Айя-Софии: “Ныне здесь молятся Аллаху, святыни отняты от Христа и отданы лжепророку <…> Однако здесь молятся Богу, и молятся достойно, и достойнее, может быть, тех, кому принадлежал бы ныне Храм… Бог сдвинул светильник [Откр. 21: 10 — 22] и отдал Храм чужому народу <…> Но они явились благоговейными „местоблюстителями”. И их молитва, их благочестие производят чарующее, примиряющее впечатление <…> И невольно подумалось: очевидно, они достойнее нас, тех, которые так шумно собирались еще недавно „воздвигать крест на св. Софии”, чтобы в ней бесчинствовать безвкусием своим и рабством своим…” Я побывала в Софийском храме-мечети в начале 90-х, и мне было там очень грустно, без всякого “примиряющего впечатления”. Может быть, современный мировой расклад так дезавуирует впечатление Булгакова. Но я понимаю о. Сергия, когда он уходит душой от негодования против завоевателей к скорби о недостоинстве своих единоверцев и России, которую он потерял. Это христианское движение души: вера в то, что “прещение” Господне — всегда “належащее и праведное”, и надежда на отмену его через покаяние.
Книга Елены Чудиновой демонстрирует сразу и всю фальшь “благородной” ненависти, и всю притягательность любви. По уровню исполнения это средняя, вполне заурядная беллетристика, но неподдельные чувства автора, каковы бы они ни были, заражают и заставляют от “уровня” отвлечься. По ходу сюжета в Париже действуют новые сопротивленцы-макисары, отстреливающие “шишек” из стана поработителей, а потом штурмующие Аль-Франкони, чтобы восстановить там хоть на час католическое богослужение, а потом взорвать Нотр-Дам — так не доставайся же ты никому! (Впрочем, у автора хватило такта не изображать сам момент подрыва.) Одновременно акция эта служит прикрытием для предотвращения резни в христианском гетто.
Так вот, мусульманские персонажи изображены примерно так, как геббельсовская пресса рисовала евреев: все они лопаются от богатства, бессильно-похотливы, трусливы и садистски жестоки; женщины их изнеженны, ленивы и упакованы не в одни хиджабы, а и в отвратительно густые слои макияжа; “врагов” из этого стана убивают пачками, как в какой-нибудь стрелялке, и читателя при этом нудят испытывать чувство глубокого удовлетворения. Но так — не сплошь. Любовь Чудиновой к Парижу, чью пленительную панораму она выучила назубок, к истории средневековой Франции, к ее святыням, к католической церковной традиции и чину (как редко это встретишь у наших кичливых православных), к высоте религиозного подвига — любовь эта ближе к финалу стала для меня перевешивать все неприемлемое и картонно-агитационное. (Правда, Чудинова истинными католиками считает лишь последователей кардинала Лефевра, раскольников, отвергнувших решения Второго Ватиканского собора, — впадая при этом в “трехъязычную ересь” и оплакивая отмененную латинскую мессу; а за капитуляцию перед исламистами винит тех, кого презрительно называет “неокатоликами”, — но это всего лишь детали, хоть и не вызывающие у меня согласия.)
А когда в кольце кровавого боя зазвучала торжественная латынь чина переосвящения оскверненного Собора Парижской Богоматери, я дозрела и до комка в горле. Сцена же предсмертного интеркоммуниона, преодоления многовековой церковной схизмы перед лицом общего гонителя, сцена, в которой православная полуеврейка воительница София и тридцатитрехлетний католический священник-предстоятель причащаются из общей Чаши, чтобы минуту спустя взлететь на воздух вместе с храмом, заставила меня вспомнить “Краткую повесть об антихристе” Владимира Соловьева — с той поры никто ничего похожего, кажется, не писал.
…Книжка, может, и плоховата, но чувств своих стыдиться не стану.
- 1
Егор Холмогоров. Русский проект: реставрация будущего. М., “Алгоритм”; “Эксмо”, 2005, 444 стр. (“Текущий момент”).
О “церковном учении” Егора Холмогорова, молодого плодовитого идеолога лево-правых, я уже писала (“Посев”, 2006, № 1). Теперь передо мной не сетевые публикации для избранных и продвинутых адептов и попутчиков, а книга зажигательная и мобилизующая “широкие слои”. В нее отобраны статьи, писанные автором преимущественно для радикального еженедельника “Спецназ России”, но публикация с участием “Эксмо” и не заставившее себя ждать выступление в ток-шоу Виталия Третьякова — это уже выход на подмостки, перед тысячью биноклей на оси.
Поэтому, набрав в легкие воздуха, Холмогоров сразу берет наивысочайшую ноту: “В основе, в сердце русской идеологии „Третьего Рима” — мысль о превосходстве русской государственности над всеми другими государствами, о превосходстве граждан этого государства — русских людей над всеми прочими народами, которым не выпало такого счастья, как „в империи родиться”” (Бродским не брезгует, однако). Лет девяти от роду я точно так же думала о своей необыкновенной удаче рождения в СССР, а не где-нибудь в остальном несправедливом мире… Но читаем дальше: “Нормальный курс истории России должен состоять из трех отделов — Римской истории, Византийской истории и Русской истории, плавно перетекающих один в другой”. Ну да, старая идея translatio imperii, тут даже и к новой хронологии прибегать незачем, хотя к г-ну Фоменко с его верными интуициями Егор Холмогоров относится очень по-доброму. Так одним махом разрешается соперничество с украинцами насчет Киевской Руси — чья она древняя родина? Там, где все начинается с Древнего Рима, мать городов русских и “торговая империя Рюриковичей” — лишь эпизодическое пристанище имперского духа. Холмогорову не приходит в голову, что на имперское наследство претензии могут оказаться у кого-нибудь еще; недаром могущественная держава Нового Света давно обзавелась своим Капитолием, — впрочем, поскольку четвертому Риму “не быти”, сама логика побуждает объявить заокеанскую империю тем самым царством антихриста, что должно за Третьим Римом воспоследовать… На языке аскетики все это называется гордыней, — но ведь Холмогоров сразу предупреждает нас, что христианскую добродетель смирения ни в коем разе нельзя переносить в область внешней политики, это, дескать, жульнический укор, к которому нагло прибегают наши бесчисленные враги. (Напомню автору, что как раз Писание не скупится на примеры “падения великого” возгордившихся, вознесшихся держав. )
Книга Холмогорова, на мой взгляд, заслуживает самого серьезного разбора, поскольку вычищает каждый уголок прежнего политического здравомыслия — будь то презренное “либеральное” или особо ненавидимое “либерально-консервативное”. Для такого разбора здесь нет нужного пространства. Отмечу только две главы: “Историческая судьба русской нации” и “Апокалипсис сегодня”. В первой начертан новый проект русского прошлого, отличный от знакомой череды исторических событий с их прежним удельным весом (например, татаро-монгольское иго или ленинско-сталинские гонения на Церковь как факторы отечественной истории не заслужили упоминания). Зато сообщается о “политическом православии” исихастов во главе с преп. Сергием; о “мерах национальной самозащиты”, предпринятых учредителем опричнины Иваном IV, между тем как “против России был использован весь богатый инструментарий макиавеллистской политики Ренессанса” (включая влияние неблагонадежного Максима Грека на изменника Курбского); о прозорливости Петра, отдавшего предпочтение протестантскому вектору модернизации России перед зловредным католическим; о роковой роли Александровской эпохи в русской истории, приведшей к чуждому “православному духу” Священному Союзу; о позитивном “национально-имперском” содержании “Русской правды” Пестеля; об оскорбительном “для народа” характере реформ 1860-х годов. И прочее, и прочее. Забавно, что на стр. 151 памятливый читатель старой закваски обнаружит едва ли не дословную цитату из “Краткого курса истории ВКП(б)” (речь идет о захвате пореформенной России иностранным капиталом).