Читаем без скачивания Шаманы гаражных массивов (СИ) - Ахметшин Дмитрий

   Глаза Егора расширились, потемнели, и Даша поняла, что он тоже преодолел границу между липкой фантазией и реальностью.

   По дороге на насыпи проехала машина. Ей редко пользуются, этой дорогой, с одной стороны которой здания из красного кирпича, принадлежащие давно покинутой военной части, а с другой - пустырь, лоскуток тайги, по совместительству служащий свалкой.

   Машина остановилась. Мотор не глох, но захлопали двери.

   - Это здесь, - сказал прокуренный мужской голос.

   - Ты расскажешь мне, наконец, зачем мы сюда приехали? - этот был хмур и определённо принадлежал женщине. Полной женщине.

   - Тот бойкий мальчишка-казах сказал, что здесь труп, - первый голос. - Он явно не в себе, ребята в отделении должны уже к этому времени связаться с его родителями. Но мы должны проверить, ты же знаешь.

   Женщина зевнула.

   - Подожду в машине. У меня кофе стынет.

   - Как хочешь.

   Звук ссыпающейся земли; кто-то начал спускаться по насыпи. Бормотание, что-то вроде: "Ну и помойка. И с чего бы детям здесь играть?"

   - Мы убили человека, - сказала Даша. Она думала, что Егор, услышав шаги, даст дёру, но он вылез из машины и сел под одним из заляпанных окон УАЗика, уткнувшись лбом в колени. - Вместо того чтобы ему помочь... убили его. А потом притащили сюда и спрятали, чтобы никто не нашёл. Почему мы вернулись? Мы же поклялись забыть, поклялись больше никогда не говорить об этом.

   Наверное, потому, что с некоторыми вещами не получится расстаться так же просто, как с комком жевательной резинки или с фантиком от конфеты. Они будут преследовать тебя до тех пор, пока не признаешь факт их существования, не взвалишь на себя этот камень.

   - Мы убили человека, - повторила Даша, когда умытое росой сияние раннего утра чуть померкло и в дверном проёме показалось озабоченное лицо мужчины в полицейской фуражке.

   Конец

   Стреляный воробей

   Сегодня я вновь отправляюсь на передовую.

   Сын уже собрался, карман куртки оттягивают ключи от гаража. Он никогда до конца не завязывает шнурки, они волочатся за ботинками, как усы за откормленными сомами. Эти ботинки, и правда, похожи на рыбьи морды.

   Я заглядываю сынишке в глаза, пытаясь разглядеть там ответ на свои

   не заданные и не сформулированные вопросы. Он там есть -- яркий, как

   детская раскраска. Глаза большие и испуганные, но собрался он быстро

   и безо всяких капризов.

   Наклоняюсь и завязываю ему шнурки.

   Не сговариваясь, крадучись проходим мимо кухни, где моя сестра сидит на кухне с книгой в руках. Мы оба ее боимся. В наше время мужчины, боящиеся женщины, уже не вызывают порицания и какого-то общественного резонанса. У каждого на языке множество примеров, таких же жалких, как мы.

   -- Ты его убьешь, -- говорит она и откладывает книгу.

   Пораженный ее прямотой, я выталкиваю сынишку за дверь.

   -- Он ведь только оправился, -- продолжает сестра. Словно хорошо подготовленный легионер, она метает в меня один словесный дротик за другим.

   -- Ну, Наташ. Он этого хочет.

   -- Он хочет, потому что ты этого хочешь. Ты его отец. На тебе особая

   ответственность.

   Ответственность -- вот слово, которое характеризует Наташу. В карманах у нее всегда есть одноразовые носовые платки. А в карманах домашнего халата -- бинт. В сумочке всегда найдутся запасные чулки.

   Я закрываю за собой дверь.

   -- Тетя Наташа расстроилась, -- говорит Денис. На руках у него большие варежки, и мне кажется, что под этими варежками руки сжаты в кулачки.

   -- Тетя Наташа за тебя волнуется, -- отвечаю я, толкая его перед собой, как тележку в супермаркете. Мне хочется оказаться подальше от этой двери, дырявой от дротиков-взглядов. Конечно же, она не выскочит следом, не будет ругаться и клясть меня на чем свет стоит. Честно говоря, я был потрясен ее прямотой до глубины души. Обычно она действует другими методами. Мы вернемся, и на ужин нас будет ждать что-то подгорелое, приготовленное без ответственности, окольными путями наводящее меня на мысль, что я сущее дерьмо. Ната пишет книги о воспитании детей, и она знает, как усложнить жизнь их нерадивым отцам.

   Как настоящая террористка.

   Дениска терпеть не может ссор. Тем не менее, конфронтации в нашей

   семье имеют место быть постоянно, и его "сварометр" всегда настроен на нужную частоту, он выдает тревожный сигнал задолго до того, как я начинаю что-то чувствовать через свою толстую носорожью шкуру.

   Мы отпираем гараж, и я выдаю моему маленькому воину его оружие.

   Он принимает его настороженно, вспоминая свое недавнее ранение. Снимает перчатки, пальцы пробегают по кантам, проверяя, не слишком ли они затупились.

   -- Отлично, пап! -- говорит он мне.

   -- В чехле ведь хранилось, -- отвечаю я и продолжаю бормотать что-то