Читаем без скачивания Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Устроить экскурсию на землю для одноклассника», – подумала Ингрид.
– Я ничего из этого не делала. Уранос Пифагор отнёс свои вещи в прачечную, и ему очень не понравилось, что я не сосчитала точно орехи для стирки, а взяла горсть на глазок. И больше всего его задело, что я взяла ровно столько, сколько надо. Не глядя.
– Такой глазомер похвален, ты настоящий художник! И лишь за это тебя перевели?
– Не знаю, может, он услышал, как я его занудой назвала?
– Хах, ну ведь зануда же. Я давно знаю Сферионов, сейчас его племянник глава земли. Уранос Пифагор – самый младший в предыдущем поколении, а старший сын его старшего брата сейчас как раз в моих летах. Было дело, он чуть не посватался ко мне. Так вот, племянник Ураноса Пифагора – глава земли Сферион, один-единственный, кто выжил в той войне из мужчин их рода. По сути, если бы погиб и он, то главой рода стал бы сам Уранос Пифагор.
– А женщины?
– Между старшим братом и младшим были две сестры – Арсения и Сатурния, но они замужем и покинули земли, а все остальные поместья занимают семьи детей главы рода. Их земли, кстати, граничат с землёй Гелиопонтиды. У Сферионов есть традиция давать детям имена планет или названия им родственные. Нынешнего главу зовут Ганимед.
– То есть Уранос Пифагор просто живёт во дворце, потому что ему не нашлось места в родной земле?
– Нет, в родной земле место всегда найдётся всем. Можно было и поместье взять или квартиры в полисе, но не все же этим довольны. Так, и, выходит, ты сожгла себе руки кальцинированной содой?
– Да, а Хельга придумала, как сделать так, чтобы восстановить кожу.
Феодора Анисия была очень озадачена. Тем временем Ингрид продолжала рассказывать о своих друзьях, а потом вдруг спросила:
– А как ваши умудрились баржу потопить?
– На занятиях по навигации. Матфей так увлёкся изучением водоизмещения судна, что позабыл обо всём. Баржа ушла на дно и балласт вместе с ней. Если бы дело стояло только за этим, обошлись бы возмещением ущерба, а так он подверг опасности других учеников, за что получил взыскание.
– А чернила в прачечной?
– Это был проступок другого сына, Тимофея. Его пытливая голова додумалась, что можно отбеливать сорочки новым способом. Как-то у него получилось обесцветить чернила, чем он чрезвычайно был горд. Но он же не мог поставить эксперимент только над своими сорочками, так мелко он никогда не мыслил. Какое счастье, что в тот день прачечную занимали одежды философов. Когда они получили назад вместо белого бельё цвета лаванды, им даже понравилось. Возмещение ещё такого количества рубах казна нашей семьи не стерпела б.
Ингрид давилась от смеха.
– Всё-таки я смотрю, в Междумирье ребята тоже безобразничают! А последний случай?
– Про арсенал? А, если первые два сына у меня горе от ума, то последний делает быстрее, чем думает. Слава Богу, что он третий и рядом два старших брата, благодаря которым Иоганн ещё не отвёл себя на Суд Божий. Он во время обихода додумался… усовершенствовать хранение оружия. Решил, что до него все держатели для мечей, шпаг, палашей недостаточно умные люди делали. Что ж, эта самодеятельность и была наказана. И ведь Иоганн – философ, вот уж кому и надо голову включать, так это ему.
– Однако да, весело с мальчиками.
– И я так хотела дочь всё это время. Но даже последний малыш оказался мальчиком. Я уже смирилась. То ли дело у брата Деметроса!
– Ну, в конце концов они все женятся, и у вас будет ещё пять дочерей. А уж шансов на внучку у вас ещё больше, – заметила Ингрид.
– Ах, пять невесток. Хоть старшему сыну уже двадцать, я только представляю себе, как я буду чужую дочь в своём доме принимать. В следующем году он уже входит в большое совершеннолетие, но даже не нашёл себе невесты.
– О, как раз Нафан жаловался, что его старшая сестра тоже не может решить, за кого замуж выходить.
– Свататься к Фосфоросам? Нет! – решительно сказала Феодора.
– Да я и не предлагала, просто Нафан говорил, что сейчас они дома все на ушах стоят из-за этого. Даже не смог меня в гости позвать на праздники.
«Ну вот, – подумала Ингрид, – второй раз вижу такую реакцию на семью Фосфоросов». Словно прочитав мысли Ингрид, Феодора Анисия продолжила:
– Знаешь, Ингрид, в Междумирье каждая княжеская семья, будь то на юге или севере, имеет свою печать трагичности.
– Нафан мне рассказывал, как его отец стал главой рода, совершенно не желая того.
– Это ещё не самое страшное. Хотя однозначно, когда князем становится тот, кто не готов управлять землёй, ничего хорошего нет.
Этот разговор явно тяготил госпожу Феодору Анисию. Они уже проехали маяк. Ингрид увидела в небе воздушный корабль.
– Матфей в прошлом году закончил Академию, сейчас он на патрульной службе. Пока он должен набраться военного опыта, чтобы княжить. Конечно, сердце любой матери всегда тревожится о детях. И сильнее, чем потерять его, я боюсь, что он потеряет свою честь. А князь без чести – что мундир без ниток: вроде и раскроено, а носить нельзя.
Ингрид жадно впитывала все эти слова. Так или иначе она сравнивала свою маму и госпожу Феодору, причём перевес был явно в пользу второй. Интересно, а как бы мама охарактеризовала княгиню? Как избалованную буржуйку-белоручку, лентяйку, которая только и может, что языком трепать? Этакая барыня, живущая трудом мужиков и баб деревенских, которая не способна встать раньше всех и истопить печь, подоить корову. Ингрид было бы нечего возразить, но она чётко понимала, что эта живущая в её голове мама была глубоко не права. А если сказать ей: «Мам, ты сама не топишь печь каждое утро и корову не доишь», – это непременно закончится глубочайшей обидой с последующими неделями нудного морализаторства.
Минута расставания приблизилась. Уже стоя на платформе, Ингрид смотрела на запад, откуда пришёл поезд из Лунапонтиды, но госпожа Феодора сказала, что её поезд идёт в обратную сторону. Ингрид развернулась к востоку – оттуда приближался паровоз, приготовила свой билет и горячо попрощалась с княгиней.
Войдя в поезд, она долго махала из окна. Проводник терпеливо ждал, потом взял её билет и отвёл в купе. Обитое зелёным сукном, оно было очень маленьким и уютным. Впереди ждала дорога часа на четыре. Для начала Ингрид решила, что стоит подкрепиться, и открыла коробку с обедом: сигом, ещё тёплым ароматным рисом, запечёнными овощами с чесночным соусом и сыром. Надо было занять себя на ближайшее время.
На Ингрид навалилась тоска, причина которой крылась в необходимости посетить землю. Время и место были идеальными: никого нет, проводник придёт только по вызову, дверь в наличии. На всякий случай Ингрид закрыла её на защёлку, достала дверную ручку и приготовилась к прыжку на землю. Шло 10 января, суббота, до школы ещё два дня. Праздники на земле уже завершились, и нырять в эту атмосферу совсем не хотелось. Но надо, другого шанса могло и не быть.
Она приложила дверную ручку к запертой двери купе и потянула на себя. Дверь раскрылась как обычная, а не раздвижная, и девочка шагнула в свой мир.
Ингрид слилась с копией. Та сидела за письменным столом в своей комнате и делала уроки, которые вечно откладывала на последний момент. Под тетрадкой по алгебре лежал листок бумаги: на нём она украдкой рисовала время от времени. Ингрид увидела там портреты Антона Павловича, что никак не получались. Она пыталась нарисовать его профиль одной безотрывной линией, но безуспешно.
Девочка
