Читаем без скачивания История вторая: Самый маленький офицер - Лента Ососкова

Поставив последнюю костяшку, Заболотин затаил дыхание и встал, с гордостью обозревая плод трудов своих. Замок вполне был похож на себя. Ну, то есть по нему было заметно, что это замок.

— Так что там с очередными отчётами? — рассеянно спросил офицер, всё никак не могущий отделаться от мысли, что на донжоне не хватает стяга.

— Да ничего, — с подозрительной готовностью откликнулся Сиф. — Фигня.

— У тебя всё фигня, — в голосе Заболотина проскользнули нотки раздражения, и Сиф опасливо отодвинулся в сторону — злить человека, весьма скорого на руку, ему не хотелось. «Кондрат был скорее… И тяжелее», — напомнил мальчик себе, но Кондрата здесь не было, так что опасность исходила только от одного конкретного человека.

— Всё то же самое, — пояснил Сиф чуть более развёрнуто, когда молчание стало опасным. Старший офицер расстреливать словесно за дерзость не стал, потому что слишком гордился своим замком и не хотел ненароком обрушить его, как случилось с прошлой башней. Её он задел рукой, и, падая, донжон свалил наиболее красивую часть крепостной стены — с воротами, и рассыпался по полу.

Помня трагичную кончину предыдущего строения слишком хорошо, Заболотин смилостивился:

— Ну, тогда ладно. Оставь отчёты себе. Краюхи их уже видели?

— Не-а, — мотнул головой Сиф, наблюдая, как в мелькании пальцев Тиля рождается из пластилина чья-то голова. Процесс казался Сифу священным ритуалом, потому что сам юный офицер художественными талантами не обладал, если не брать в расчёт нескольких расписанных стен.

Заболотин, которого не смущали растягивающиеся в бесконечность паузы в разговоре, попросил занести отчёты СБ близнецам для размышлений, но тут в номер позвонил Лёха, лёгок на помине.

— Конфетка есть? — спросил он по обычаю, присаживаясь рядом с Тилем.

— Нету, — огорчил тот охранника.

— И правильно, — ничуть не расстроился Лёша, копаясь в кармане. — Нечего мне их давать, когда я старые запасы ещё не съел.

И он зашелестел фантиком карамельки, отправляя конфету за щеку. Филипп шутил, что бросивший курить Лёша — промежуточная стадия между человеком и хомяком. Ходит на двух ногах, но запасы уже собирает за щёку.

Лёша ничуть не обижался, давно привычный к подобного рода подколкам брата, так что ссора им пока не грозила. А то, наверное, поссорившиеся близнецы — это страшное зрелище. Примерно как любующаяся в зеркало Медуза Горгона.

— Вы говорили о нас, когда я зашёл, — вдруг вспомнил Лёша, без излишнего энтузиазма глядя на стопку отчётов. — Уж не собирается ли кто-то заявить, что нам это надо прочитать?

— Можешь довериться Сифке и, не читая, заявить, что это фигня, — Заболотин в последний раз оглядел свой замок из домино и отвернулся. Вновь было нечего делать.

— Читая, — чуть слышно буркнул Сиф.

— А? — переспросил полковник.

— Не, ничего!

— Ну и отлично.

— Ага!

Лёша тем временем покосился на офицерика и пожал плечами:

— Да, думаю, Сиф не слишком далек от истины. Действительно важные данные СБ рассказала бы устно, верно?

— Кто знает, — пожал плечами полковник, мельком взглянув на пластилиновую голову, созданную пальцами Тиля. Голова немного напоминала белобрысую голову ординарца, хотя сходство было чисто формальным, ведь Тиль не стремился поспорить с Микельанджело на завядший лавровый венок великого скульптора.

— Ладно, — поднялся Лёша на ноги. — Пошел читать. Прошу считать меня героем.

— … боевика за двадцать рублей книжка, — на пороге мялась языкастая Алёна.

Пока Заболотин рассуждал, куда смотрит теория вероятности, когда из четырех занятых номеров все для общения выбирают этот (и смотрит ли она вообще куда-нибудь, если у неё глаз нет), девушка уже зашла и присела на то же место, что и Краюха до неё. Лёша кивнул всем присутствующим вместо прощания, вздохнул тяжело и со стопкой бумаг под мышкой растворился в коридоре, так что делать снова всем стало нечего. Ну, кроме как Тилю, который как раз в этот момент с помощью карандаша рисовал пластилиновой голове глаза.

Недовольный молчанием, но не могущий отчего-то первым его нарушить, Сиф бесцельно прошёлся по комнате, остановился, вновь подошёл к столу и взглянул на лежащую у монитора миниатюру, созданную Тилем этим утром. Три часа Тиль сидел и рисовал тушью, а затем ещё четверть часа он от туши отмывался. При водных процедурах к нему присоединился и сердитый Сиф, которого Тиль умудрился тоже тушью «зачумазить».

— Слушай, а почему ты её нарисовал?.. — Сиф взял пейзажик на тонкой картонке в руки и с удивлением принялся разглядывать мелкие детали, которые Тиль с маньячным упорством вырисовывал бо?льшую часть потраченного на картинку времени. Не дождался ответа и обернулся: — Ти-иль?

Художник отложил в сторону почти оконченную голову и неопределенно тряхнул головой, что должно было выражать затруднение в ответе.

— Ну… Просто захотелось что-то подобное увидеть. Хочешь — бери себе, — щедро предложил он, совершенно не ценя плод своих трудов.

Заболотин, как раз в этот момент наблюдающий за Сифом, отметил, что подросток застыл, обдумывая какую-то мысль. В его голове веером раскрылись варианты, и с хлопком веер вновь закрылся. Когда Сиф опустил миниатюру на стол, по его лицу Заболотин легко догадался, что выбор сделан.

Алёна немного потеряно встала, поняв, что в комнате по большей части царит молчание, и вышла, недолго поколебавшись на пороге. Сиф поднял голову ей вслед, но не успел окрикнуть и неуверенно замер.

— Ну, пусть лучше на князя глядит, — чуть слышно пробормотал он, ногой пододвинул стул и сел, вновь задумавшись. Слегка шевелились губы, словно он проговаривал кусок текста.

— Тиль, ты не против, если я её открыткой друзьям пошлю?

Тиль согласился, не задумываясь, а вот полковник удивлённо оторвал взгляд от зубочистки, которую превращал с помощью салфетки в бордовый флаг своего замка:

— Ты же позавчера письмо отправлял, разве нет?

Сиф опустил глаза, словно ему стало ужасно стыдно, и буркнул:

— Ну а что, они же друзья…

— Скучаешь?

— Да… То есть… ну да, скучаю, — отозвался мальчик ещё тише. Кажется, он как-то не задумывался об этом раньше.

А будучи с собой до конца честным, Сиф знал: не просто не задумывался, но и всячески гнал от себя любую мысль о Расточке и Каше.

Ему было стыдно: за то, что скрывает, что вовсе не скучает — фельдфебелю Лейб-гвардии некогда скучать по хиппи, что так сдружился с Алёной…

Странно сдружился. Неправильно как-то. Словно голова — одного человека, а тело и желания — совершенно другого.

Как они там, его забытые, выкинутые из головы друзья? Сифу было так стыдно, что он готов был провалиться сквозь пол на пару этажей. Как Расточка, скучает ли или гуляет с Кашей, валяется в парке на траве и глядит на небо? Уж Каша-то никуда не денется. Может… вдвоём им легче?