Читаем без скачивания Том 15. Книга 1. Современная идиллия - Михаил Салтыков-Щедрин

В этих обстоятельствах завершение романа, судя по письмам Салтыкова и авторским признаниям в рукописи XXVIII главы (см. стр. 374), было вынужденно свернуто. Одно время он вообще сомневался в том, что удастся опубликовать последние главы: «Современная идиллия», вероятно, не будет кончена, по крайней мере, в «Отеч. зап.» (А. Л. Боровиковскому, 31 января 1883 г.); «Ввиду второго предостережения и так мотивированного, я отложил продолжение «Современной идиллии» (ему же, 15 февраля 1883 г.). 2 апреля 1883 г. Салтыков обратился за советом к издателю «Отеч. зап.» А. А. Краевскому: «Прошу Вас прочитать в корректуре окончание «Современной идиллии». Хотя мне хотелось бы не оставлять этой вещи без конца, однако, ежели Вы почему-либо усомнитесь, то можно будет статью отложить <…>». Окончание в печати появилось, но автор считал, что «Современную идиллию» он «кой-как скомкал» (см. письма к Г. З. Елисееву и к А. Л. Боровиковскому от 4 мая 1883 г.).

Происхождение названия романа, возможно, связано с повестью В. Авенариуса «Современная идиллия» (03, 1865, №№ 6–7), воспевавшей как раз «телесные упражнения» (вошла в его книгу «Бродящие силы» и вызвала резкую рецензию Салтыкова — см. т. 9, стр. 237–242). В салтыковском романе это название наполнилось глубокой трагической иронией.

Замысел «Современной идиллии» определился, таким образом, не сразу. Тем не менее это произведение, неожиданно начатое, писавшееся по частям и со значительными перерывами, а в заключительной своей части «скомканное», оказалось органичным и цельным.

«Современная идиллия» — не обычный салтыковский «цикл», тем более не «сборник», а сатирический роман, и автор настаивал на этом. Он писал А. Н. Пыпину (1 ноября 1883 г.) по поводу отклика «Вестника Европы» на отдельное издание произведения: «Современная идиллия» названа «Сборником», но почему — совершенно не понимаю <…> Ежели стать на точку зрения «Вест. Евр.», то и «Записки Пиквикского клуба», и «Дон Кихота», и «Мертвые души» придется назвать сборниками». Мнение о том, что его произведение — «настоящий роман», писатель высказал также в беседе с Л. Ф. Пантелеевым[50].

Характеризуя «Современную идиллию», следует учитывать своеобразный взгляд Салтыкова на жанр романа в современной ему литературе[51]. Он стремился воплотить здесь художественно те возможности жанра, о которых писал как литературный критик.

На протяжении 70-х годов Салтыков неоднократно заявляет об исчерпанности такого романа, который растет на «почве семейственности», разрешает интимно-психологическую, обычно — любовную, коллизию и представляет человека преимущественно в его «личном» определении. В «Современной идиллии» эта критика продолжена художественно-сатирическими средствами: в тексте пародированы образцы «романов», которые «можно изо всего сделать, даже если и нет у автора данных для действительного содержания» («Плоды подчиненного распутства…», «Оленька, или Вся женская жизнь в нескольких часах»), в сюжете комически снижены традиционные «романические» ситуации и образы («любовная» история Глумова, «украсившего свой обывательский формуляр» поступлением «на содержание к содержанке» Фаинушке; фигура княжны Рукосуй-Пошехонской, юмористически отразившая некоторые черты героинь классического русского и западноевропейского романа).

Салтыков предсказывал неизбежное расширение рамок романа, изменение всей его архитектоники, смену героев и конфликтов в связи с резкими переменами в современном мире и человеке. «Роман современного человека», животрепещущее содержание которого составляет, в частности, «борьба за существование», «зарождается где-то в пространстве и там кончается». Он «разрешается на улице, в публичном месте — везде, только не дома; и притом разрешается <…> почти непредвиденным образом». «Проследить эту неожиданность так, чтоб она перестала быть неожиданностью», — насущная задача современного художника (т. 10, стр. 33–34). Эти мысли, высказанные еще в 1869 году, хотя и относятся к жанру романа в целом, а не только к его сатирической разновидности, звучат тем не менее как прямое теоретическое предварение «Современной идиллии».

Но Салтыков не только требовал преобразования жанра романа, он опирался на определенные жанровые традиции. Его издавна привлекала эпическая форма, сочетающая авантюрное и социально-психологическое начала с сюжетом-путешествием, представленная знаменитыми книгами Сервантеса, Гоголя, Диккенса.

В одной из рецензий 1871 г. Салтыков подчеркнул особую актуальность для современной литературы «задачи», которую ставил Гоголь: «провести своего героя через все общественные слои» (т. 9, стр. 440). Первый опыт реализации такого замысла дан в «Дневнике провинциала в Петербурге».

В «Современной идиллии» он продолжает разработку формы большого сатирического повествования, вызревавшей в его творчестве на протяжении целого десятилетия.

Избранная структура романа-обозрения позволила представить «срез» многих пластов действительности, охватывая этот разнородный материал единой точкой зрения. Несовпадение героев-обозревателей, Рассказчика и Глумова, с ситуациями, в которые они последовательно попадают, послужило, в то же время, исходным моментом для богатой комической разработки и характера и обстоятельств.

В сюжете и образах «Современной идиллии» нашла отражение вся противоречивость социально-экономического уклада пореформенной России, где, по замечанию Ф. Энгельса, «современная крупная промышленность» была «привита к первобытной крестьянской общине и одновременно представлены все промежуточные стадии цивилизации»[52]. Взгляду «героев», гонимых свирепостью «внутренней политики», открываются, в едином сюжетном движении, сжигаемый лихорадкой буржуазных афер «деловой Петербург», «выморочный» уездный городишко Корчева, село Благовещенское, разграбленное местными кулаками «Финагеичами» и пришлым арендатором Ошмянским; они встречают неизжитые черты крепостной психологии (эпизоды в деревне Проплёванной), тщательно сохраняемые дореформенные обычаи (история князя Рукосуй-Пошехонского); они сталкиваются с исчерпывающей, итоговой у Салтыкова, галереей типов русского буржуа: от патриархального «купчины» Парамонова до «мецената» Кубышкина, создателя своей собственной прессы.

В жанре общественного романа, в частности, и сатирического романа, как он представлен Салтыковым, судьба человека всецело определяется историческими обстоятельствами, фактами современной политической жизни. Именно они составляют здесь ту необходимую, по мысли писателя, «не случайную» «обстановку, которая <…> влияет на <…> характер» героя и «вызывает с его стороны такие, а не иные действия» (т. 9, стр. 441–442). «Время» в романе такого типа является определяющим началом.

Салтыков работает над «Современной идиллией» в период, когда в России подготавливается, назревает и обрывается, не разрешившись революцией, вторая после 60-х годов революционная ситуация. Это время нового подъема крестьянского протеста в разоренной пореформенной деревне, время «отчаянной схватки с правительством горсти героев» «Народной воли» (В. И. Ленин)[53] время оживления либерально-оппозиционного движения, выступавшего с лозунгами «законности», «правопорядка», «свободных учреждений»[54].

Выход из кризиса правительство искало то на путях суровых «чрезвычайных мероприятий», то «вынуждено было» идти «на уступки»[55]. Но исторических условий, которые смогли бы обеспечить успех революционного натиска, все же в стране не существовало. Устранение Александра II (1 марта 1881 г.) не дало благоприятных для революционеров последствий, истощив их собственные силы. «Волна революционного прибоя была отбита[56]. 29 апреля 1881 г. публикуется манифест Александра III «об укреплении самодержавия». Министры либеральной ориентации во главе с М. Т. Лорис-Меликовым устраняются из правительства; «диктатуру сердца» сменяет демагогическая «народная политика» Н. П. Игнатьева, в мае 1882 г. уступившего место печально знаменитому Д. А. Толстому, который «был создан для того, чтобы служить орудием реакции»[57]. Вместе с К. П. Победоносцевым Д. А. Толстой открыто объявляет реформы 60-х годов «преступною ошибкой»[58].

Навстречу правительственной реакции шла волна реакции общественной, вызванная «массовым политическим развращением населения <…> самодержавием»[59], страхом дворянско-буржуазных сил перед перспективой революции и разочарованием широких кругов интеллигенции в революционном народничестве. «Мания доносов распространяется во всех слоях общества»[60]; в высших сферах возникает тайная организация для искоренения «крамолы» — «Священная дружина» со своей сетью шпионов и провокаторов. Зенита влияния достигает M. H. Катков. Либеральная пресса («Голос», «Русская правда») смиренно просит «о помиловании»[61].