Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Гай Орловский

Языки пламени иногда вырывали из тьмы стволы деревьев. Всякий раз казалось, что чуточку сместились в сторону, придвинулись или, напротив, отступили на шажок. Стали слышны шорохи, потрескивание, даже далекие голоса зверей. Или не зверей, но явно голоса – протяжные, зовущие, тоскливые, похожие на завывания в адском огне грешников.

Гендельсон забормотал молитвы. В руке блеснул золотой крест, я услышал звучное чмоканье, это называется приложиться, хотя в моем мире это слово приобрело совсем другое значение. А здесь просто говорят, что такой-то приложился, и не надо уточнять, что именно к кресту, а не к бутылке.

Глаза иногда вылавливали в темноте двигающиеся тени, силуэты, фигуры. Однажды почти на грани освещенного круга прошла молодая красивая женщина, конечно же, обнаженная и, конечно же, с грудью а-ля Лара Крофт… нет, как у Дрюны, у той вообще как два тарана, а рядом с женщиной двигалась огромная безобразная тварь. Если предыдущие красотки дефилировали с тиграми и леопёрдами, то у этой вообще тварь сплошь из рогов, шипов, наростов, выступов, костистых гребней, бронированных плит.

– Ну почему, – вздохнул я, – они все с этими чудовищами?

– Чтоб оттенить свою красоту? – предположил Гендельсон.

– Рядом с таким зверюгой эта мордашка выглядит вполне пристойно, – сказал я и осекся. Посмотрел на Гендельсона дикими глазами. – Вы что, тоже видели женщину?

Он ответил сварливо:

– Не женщину!.. Не женщину, сэр Ричард.

– А… что?

– Сатанинское видение, призванное… да-да, призванное или вызванное из адских глубин, дабы поколебать, совратить…

– Но в виде голой бабы, – спросил я торопливо, – с вот такой задницей? И еще она вот так двигала половинками, раскачивала бедрами…

Он взмолился:

– Только не живописуйте! Вы тем самым усиливаете мощь дьявола, распаляя свою и без того уже… плоть. Держитесь, сэр Ричард!

Я умолк, но сердце колотится бешено, теперь уже не заснуть. Если и Гендельсон видел то же самое, то это не глюки, не видения, которые привыкший к упорядочиванию мозг формирует из смутных теней. Двое разных людей не могут в одном плывущем по небу облаке увидеть одно и то же.

И все-таки на рассвете я ухитрился не заснуть, а проснуться. Как отрубился, не помню, может быть, этот храп с той стороны костра, эта туша аж содрогается, выпуская из себя то мощный рев взлетающего истребителя, то мокрое бульканье уходящего вглубь «Титаника».

Женщина лежит в той же позе, но я увидел ее испуганные глаза, что следили за каждым моим движением. Я улыбнулся ей как можно дружелюбнее.

– Доброе утро! Как спалось?

Она прошептала тихим испуганным голосом:

– Утро доброе… Спасибо, но мне снились кошмары… Или я и сейчас сплю?

– Меня зовут Ричард Длинные Руки, – сказал я. – Это вот сэр Гендельсон, очень богатый и владетельный вельможа. Мы едем по своим делам, никого не трогаем, драк избегаем. А кто их не избегает с такими вот овечками, тех уже устали закапывать. Так оставляем. На расклев. А вы, леди…

– Альдина, – сказала она. – леди Альдина. Я ничего не понимаю… Я, помню, очень хотела спать, едва добралась до своих покоев, тут же заснула. Подозреваю, что мне подмешали нечто в питье… Но как я оказалась здесь? Вы меня выкрали сонную?

Я промямлил:

– Не совсем так, леди Альдина. Мы сейчас перекусим, чем Бог послал… вы как с Богом, в ладах?.. А с каким из них? Ладно-ладно, а потом довезем до ближайшей деревни, откуда уже ножками-ножками. Или на телеге, если там отыщется.

Она наконец решилась привстать, села, грациозно опираясь красивой тонкой аристократической рукой о землю. На меня смотрела недоверчиво.

– Звучит так, словно вы отбили меня у каких-то неведомых разбойников, что похитили прямо из спальни… а теперь даже не желаете воспользоваться гостеприимством нашего благородного дома?

– Мы очень спешим, – объяснил я. Оглянулся в раздражении. – Сэр Гендельсон, поднимайтесь!.. Вы у нас интендант или где?.. Благородная леди Альдина изволит откушать…

Гендельсон дернулся, всхрапнул напоследок. Тяжелые веки, еще больше набрякшие за ночь, начали медленно подниматься. Но когда увидел леди Альдину, глаза распахнулись, как двери храма на праздник Совлачения. А спасенная наконец обратила внимание на свой наряд, смотрела сперва с недоумением, потом бледные щеки стали совсем желтыми.

– Почему… почему на мне это?

– Ну, – сказал я осторожно, – наверное, мода поменялась… Стало принято ложиться спать вот в таком покрое… Вот сюда бы еще рюшечки добавить, и в самый раз можно на конкурс!..

– Рюшечки? – переспросила она с ужасом. – Но это же… это же саван!

– А почему на саване нельзя рюшечки? – удивился я. – Вы женщина, а не понимаете необходимости рюшечек, выточек, аппликаций, стразов, фестончиков, сюсялек, тютяшек, всевозможных имиджушек?

– Да, но… – сказала она нерешительно, – я ложилась не… в этом. И не… здесь.

– Это ничего, – утешил я, – у меня тоже бывало, что на другой день ничего не помнишь: где, сколько, с кем, кого, а что потом и почему утром так болит голова. Главное, что сейчас уже все позади. Вы вернетесь к себе и разберетесь, кто над вами так пошутил.

Гендельсон так старательно прислушивался к нашей беседе, что едва не сжег последние ломтики мяса, а хлебные лепешки все-таки подгорели. Леди Альдина приняла лепешку с некоторой брезгливостью, едва не выронила на ногу, лепешка не только по твердости поспорит с гранитом, но и весит, как валун.

– А вы, – сказала она, – ну… словом, я слышала много историй, как некие грабители откапывали могилу, куда пару суток тому захоронили молодую женщину с множеством украшений на ней, а она, оказывается, просто заснула…

Она запнулась. Гендельсон засопел, я сказал сочувствующе:

– Вы мужественная женщина, леди Альдина. Видимо, мужчины в вашем королевстве не очень, если вам приходится проявлять такую удивительную стойкость духа. Нет, мы не грабители, уверяю вас.

– Это к тому, – перебила она, – что хотя на мне почему-то нет никаких украшений, а я не снимаю на ночь кольца, серьги, браслеты… но за меня можно получить выкуп.

– Мы не грабители, – повторил я, – хотя вот тот, что жарит лепешки, конечно, похож, признаю. Кушайте, вам еще можно мучное. Если вы узнаете этот лес, подскажите, в какую сторону ехать, чтобы вас побыстрее… ну, передать на руки родителям. Или просто доставить в те места, откуда добежите сами.

Она даже не посмотрела по сторонам, голос стал чуточку гендельсонистее:

– Вы допускаете мысль, что порядочная и целомудренная девушка знает окрестные леса?

Гендельсон посмотрел на меня с укоризной, покачал головой. Мне почудилось, что покрутил бы пальцем у виска, если бы знал этот жест.