Читаем без скачивания Новый Макиавелли - Джонатан Пауэлл

Тони определенно принадлежал к лагерю интернационалистов и идеалистов. В первые два года у власти он окончательно определился со взглядами и полностью осветил их в Чикагской речи в апреле 1999 года.

Основной посыл Чикагской речи был следующий: нельзя и дальше игнорировать события в других странах. В наших же интересах — вмешиваться, едва заметив, что тот или иной правитель угнетает свой народ. Да мы просто обязаны это делать! В 1648 году Вестфальский мир положил конец Тридцатилетней войне между католиками и протестантами, которые в ходе навязывания друг другу своих убеждений опустошили континентальную Европу.

В итоге европейские правители смирились с необходимостью толерантного отношения к происходящему на чужой территории и отказались от поиска предлогов для вмешательства в чужие дела. Консенсуса хватило на три с половиной столетия; он также пригодился для оправдания невмешательства Запада в ход «холодной войны» и нашего провала с помощью венграм в восстании 1956-го или чехам — в Пражскую весну 1968 года.

Однако «холодная война» позади; теперь игнорировать действия, которые отдельные правители производят со своими подданными, нет никакого резона — еще и потому, что действия эти могут аукнуться и нам. Мы сквозь пальцы смотрели на этническую чистку, устроенную Милошевичем в Боснии; чистка вылилась в волну беженцев и всплеск преступности в Европе. Мы не вмешивались, когда талибы орудовали в Афганистане, что повлекло превращение страны в стартовую площадку для террористов. Предшествовавшее нам консервативное правительство заодно с остальными членами мирового сообщества покрыло себя вечным позором, никак не отреагировав на геноцид в Руанде и этнические чистки в Боснии.

Я просил Лоуренса Фридмена, профессора, военного эксперта лондонского Королевского колледжа, написать несколько пассажей для Чикагской речи Тони. Фридмен выдал пять ключевых пунктов для определения необходимости силового вмешательства. Практически в первозданном виде эта пятерка попала в окончательный вариант речи. Вот эти пункты: 1. Мы точно уверены, что ситуация именно такова, какой кажется? 2. Мы точно исчерпали все до одной дипломатические меры? 3. Способны ли мы провести военные операции, соразмерные конфликту? 4. Готовы ли мы к продолжению конфликта? 5. Затрагивает ли конфликт наши собственные национальные интересы? На мой взгляд, эта пятерка и до сих пор актуальна. Западному обществу сравнительно легко принять принципы интервенционизма. Проблемы начинаются, когда надо определиться относительно времени и места его применения. Формирование Совета Безопасности ООН сделало невозможным достижение консенсуса с диктаторами по поводу военной активности. В случае с Косово, как и в случае с Ираком, с самого начала было ясно, что против военного вмешательства найдется минимум один аргумент. В Чикагской речи Тони упирал на необходимость реформировать ООН, с тем чтобы она стала гибче в вопросах интервенции. Генеральный секретарь позднее набросал план, на много лет вперед определяющий ситуации, в которых можно воспользоваться правом на вмешательство; в 2004 году появились более детальные предложения. Впрочем, ни одно не было принято государствами — членами ООН. Постоянные члены Совета Безопасности (Постоянная Пятерка) не желали отказываться от своих уже имеющихся прав, в особенности — от права накладывать вето. В результате ООН до сих пор не может осадить ни один диктаторский режим — от Бирмы до Зимбабве.

Во время Чикагской речи я сидел рядом с убеленным сединами американским бизнесменом. Еще прежде чем Тони заговорил, мой сосед поинтересовался, будет ли речь нести политическую нагрузку. Ответом на мое «непременно» стал скептический взгляд. В конце речи американец вскочил на ноги, бешено захлопал и закричал: «В президенты баллотируйся! В президенты!» Что интересно, протесты последовали из американских академических кругов, точнее, из Стэнфордского университета; оппонент полагал, что ошибочно проливать американскую кровь и тратить американские деньги за океаном, да еще ради каких-то там идеалов. Вскоре выяснилось имя оппонента — Кондолиза Райс; правда, события 11 сентября изменили ее точку зрения. После теракта администрация Буша, прежде склонная к изоляционизму, восприняла новую доктрину «упреждающий удар», по которой сама себе позволяла военные действия с целью предотвращения терактов, с принятием соответствующего решения в одностороннем порядке.

Подходы неоконсерваторов и либеральных интервенционистов частично совпали в случаях с Афганистаном и Ираком, даром что точки отсчета у нас с ними разные. Мы, либеральные интервенционисты, считаем, что нехороших правителей, убивающих своих подданных и представляющих угрозу для соседних государств, следует ликвидировать, во-первых, потому, что они поступают неправильно и международное сообщество просто обязано положить конец их бесчинствам, а во-вторых, потому, что продолжительное попустительство в конце концов повредит нам самим. А неоконсерваторы верят, что в случае нужды сработает новая доктрина силовой защиты американских интересов и ценностей, сиречь упреждающие военные действия, решение начать которые принимается в одностороннем порядке.

Лично для меня черту в данном вопросе подвел разговор с главой администрации иракского премьер-министра, состоявшийся в 2006 году в Багдаде. Мой собеседник, шиит, рассказывал о своем селении на юге страны, приглашал в гости. Заметил, что не понимает, почему западные газеты пишут, будто бы до вторжения жизнь простых иракцев была лучше. При Саддаме людей «исчезали», подвергали пыткам, цензура свирепствовала; короче, все жили в постоянном страхе. Так по какому праву западная пресса заявляет, что Ирак не надо было освобождать? Конечно, нельзя игнорировать страшную цену вторжения в Ирак в 2003 году; конечно, погибло много людей — но либеральные интервенционисты всегда руководствуются стремлением положить конец нарушению прав человека и террору.

Чикагскую речь Тони произнес в контексте Косовского конфликта, однако Косово было не первым нашим военным опытом — Косову предшествовал Ирак, столкновение с которым началось после того, как Саддам Хусейн выдворил спецкомиссию ООН по надзору за ликвидацией оружия массового поражения.

10 ноября 1998 года в кабинете Тони раздался телефонный звонок. Звонил Билл Клинтон, хотел назвать дату начала бомбежек Ирака. Наша «горячая линия», по обыкновению, барахлила; пришлось перезванивать с другого телефона. Четыре дня спустя поступил звонок от Сэнди Бергера, консультанта по национальной безопасности. Сэнди сообщил, что, хотя «Боинги В-52» уже взлетели, атака отменена. От Саддама получено письмо, намекающее на возможность возвращения в Ирак спецкомиссии ООН. Отмена атаки, когда самолеты уже в воздухе, не относится к числу самых удачных решений, ибо существенно затрудняет возобновление атаки. На следующий день я был свидетелем телефонного разговора Тони с президентом Клинтоном, вице-президентом Гором, министром обороны Биллом Коэном и Сэнди Бергером; Тони возражал всем четверым. Получилось настоящее трансатлантическое совещание Национального совета безопасности. В середине декабря Сэнди опять позвонил — сказать, что атака возобновлена. Она началась вечером 16 декабря; я узнал о ней из радионовостей, когда ехал в аэропорт Белфаста после переговоров по урегулированию ситуации в Северной Ирландии. СМИ критически отзывались о бомбежках — неэффективные, мол; жизнь в Багдаде идет своим чередом. Учитывая, что мы метили в военные объекты, критика показалась мне несколько неуместной.

Дискуссия с Клинтоном на тему «что делать с неповиновением Саддама» началась в январе. Мы боялись, как бы из-за конфликта от нас не отвернулись французы и немцы; я предвидел, что нас еще и пуделями обзовут. По мнению циников, Клинтон вообще начал военную операцию с целью отвлечь внимание от скандала с Левинеки. Ширак заявил, что не потерпит вторжения на иракскую землю, в каком бы виде оно ни произошло. Тони же почел за лучшее держать сторону администрации США, намеренной вынудить Саддама к возвращению в Ирак спецкомиссии, даром что Совет Безопасности ООН соответствующих резолюций не давал. Бомбежки, впрочем, ожидаемого эффекта не возымели; пришлось вернуться к проблеме позднее.

Решение по Косову далось легче, хотя и тут мы не получили резолюции Совета Безопасности ООН на силовое вмешательство. Просто нельзя было допустить, чтобы Милошевич и дальше безнаказанно проводил этнические чистки в Боснии. Сначала мы применяли только авиацию. И у нас были проблемы — наши бомбардировщики не приспособлены для операций в условиях облачности, наши крылатые ракеты застревали в горах, вместо того чтобы поражать цель. Глава Совета обороны Чарльз Гатри бушевал: как же, его предшественники, давно отставники, взялись публично его критиковать. Уж он-то, Гатри, выйдя в отставку, ни за что не превратится в «штабную крысу». Налеты в чистом виде неплохи; один вопрос возникает: что делать, когда все видимые цели поразишь? Ибо цели неминуемо смещаются к линии фронта, и бомбы рано или поздно начинают поражать гражданские объекты. Как говорил Тони в тот период, жертвы оказываются по другую сторону. Впрочем, как ни выразись, а удерживать территорию посредством одних воздушных атак не получится, тем более что «другая сторона» может эти атаки «пересидеть», что, собственно, Саддам и сделал.