Читаем без скачивания Дарю тебе сердце - Нэн Райан

Доусон снова привлек Кэтлин к себе.

– Не говори глупости, пароход же плыл по реке, одному Богу известно, где лежит это кольцо. Кроме того, я могу купить тебе целую кучу украшений, если они тебе нужны. А эту историю я рассказал только потому, что думал, она покажется тебе забавной.

– Вовсе она не забавная, скорее грустная и трогательная. И мне не нужна куча бриллиантов, я хочу точно такое же кольцо, как то, которое ты выбросил.

– Можешь не сомневаться, девочка моя, оно у тебя будет. Сделаем так, я завтра же пойду и куплю тебе кольцо, затем ровно в три часа дня приду с ним в Сан-Суси. Когда Скотт вернется из школы, я буду у тебя, и мы вместе скажем ему, что решили пожениться. Как тебе нравится такой план?

– Очень нравится. Спасибо, Доусон. – Кэтлин прижалась к нему и устроилась поуютнее. Немного помолчав, она неуверенно проговорила: – Доусон, можно задать тебе один вопрос?

– А что, если я скажу «нельзя», ты промолчишь? – со смешком спросил он.

Кэтлин тоже засмеялась.

– Честно говоря, нет. Я понимаю, это не мое дело и мне не следует спрашивать, но ничего не могу с собой поделать… скажи, когда мы были далеко друг от друга, ты… у тебя… много у тебя было женщин?

Доусон захохотал:

– Ты права, это не твое дело, но я все равно отвечу. – Он посерьезнел. – Любовь моя, я не хочу тебя обманывать, конечно, у меня были другие женщины, и немало, вряд ли я мог бы прожить столько лет как монах. Но мое сердце всегда принадлежало только тебе, Кэтлин, я больше никого никогда не любил, – закончил он и нежно поцеловал ее в губы.

Кэтлин вздохнула:

– Как это ни печально, но мне пора идти.

– Нет, – Доусон обнял ее еще крепче, – я не хочу, чтобы ты уходила.

– Я тоже не хочу, но, как я уже говорила, к девяти часам вернется Скотт. Если меня не окажется дома, он забеспокоится.

– Послушай, а не пора ли мальчику привыкать к самостоятельности?

– Доусон!

– Да шучу я, шучу. – Он разжал руки, и Кэтлин встала.

– Хватит валяться, вставай.

– О, Кэтлин, только не это, не заставляй меня вставать! – дурашливо взмолился Доусон.

– Кажется, кто-то уверял, что мне больше не придется одеваться самой. Какая же короткая у некоторых память! – поддразнила Кэтлин.

Доусон с быстротой молнии вскочил с кровати, натянул брюки, метнулся к стулу и схватил с него платье.

– Ну, долго мне тебя ждать?

Глава 37

Доусон вышел из ювелирного магазина Бартона и прищурился, ослепленный ярким солнечным светом. Доусон вдохнул полной грудью, надел шляпу и зашагал к нарядному экипажу, дожидающемуся его у входа в магазин. Доусон довольно похлопал себя по нагрудному карману, в котором у самого сердца лежала только что купленная драгоценность, и улыбнулся.

Джим, сидящий на облучке с кнутом и поводьями в руках, приготовился везти хозяина в Сан-Суси, на назначенную на три часа встречу с Кэтлин. По случаю этого торжественного события Доусон распорядился, чтобы Джим подал двухместную карету, обитую изнутри гладкой блестящей кожей. Карета была запряжена парой превосходных чистокровных черных коней, кони нетерпеливо фыркали и били копытом землю, словно тоже с нетерпением ждали, когда их хозяин двинется в путь. И этих лошадей, и карету Доусон купил уже больше года назад, но за все это время Джим лишь однажды запрягал для него карету – прошлой зимой, когда темной пасмурной ночью Доусон, страдая от приступа меланхолии, вдруг надумал отправиться в Нижний Натчез. То была одна из многих ночей, когда Доусон не мог заснуть, думая о Кэтлин. Кэтлин стала вдовой и могла бы снова выйти замуж, но она не желала принимать его ухаживания. В каком-то смысле раньше, когда муж Кэтлин был жив, Доусону было даже легче. Тогда он по крайней мере твердо знал, что Кэтлин для него недосягаема. Близость с другими женщинами хотя и доставляла физическое удовольствие, но ровно ничего для него не значила и служила единственной цели – на какой-то час или два заполнить зияющую пустоту в душе, избавить от гнетущего чувства одиночества.

Но когда Кэтлин овдовела, Доусон больше не мог даже на время забыться в объятиях другой женщины. Он твердил себе, что Кэтлин больше не принадлежит другому мужчине, что она его, и только его. Не предпринимая никаких реальных шагов, он тем не менее целыми днями грезил наяву, представляя, как она сдастся, пошлет за ним и признает, что связь, некогда существовавшая между ними, никогда не обрывалась, что ее больше не сдерживают брачные обеты, данные другому мужчине, что она в конце концов решила выйти за него замуж – после всех этих потраченных впустую лет, которые уже не вернуть.

Но Кэтлин ничего подобного не делала. Уверовав, что день, когда Кэтлин пошлет за ним, пригласит в Сан-Суси и признается ему если не в любви, то хотя бы в том, что испытывает к нему глубокую нежную привязанность, непременно настанет, Доусон ждал этого почти постоянно. Дело дошло до того, что он почти не покидал свой особняк. Он так сильно на это рассчитывал, что даже выписал из Нового Орлеана нарядную двухместную карету, втайне предвкушая решающий день, когда он отправится в Сан-Суси этаким молодым щеголем – в новом экипаже, с огромным букетом роз – и пригласит Кэтлин на прогулку. Она радостно выбежит ему навстречу, как трепетная юная девушка к своему первому поклоннику, он поможет ей сесть в закрытый экипаж, и они поедут кататься.

Но Кэтлин так и не позвала его. Доусон ее почти не видел, а если и видел, то лишь мельком. Доусон частенько прятался в каком-нибудь надежно скрытом от глаз убежище, чтобы наблюдать за Кэтлин, оставаясь незамеченным. Как-то раз именно после такого наблюдения за ней он с особой остротой почувствовал себя одиноким и несчастным и не мог избавиться от этого ощущения весь день. Было это в одно зимнее воскресенье. Уже почти поднявшись по лестнице собора, Кэтлин вдруг оглянулась, и Доусон получил возможность без помех полюбоваться ее прекрасным лицом. Стройная, пропорциональная фигура Кэтлин была полностью скрыта теплым коричневым плащом, но Доусону было достаточно увидеть любимое лицо с нежными тонкими чертами, сияющие голубые глаза, улыбку, обращенную к подруге, которая окликнула Кэтлин сзади, чтобы его сердце забилось учащенно. Кэтлин отвернулась, и для Доусона словно померк весь свет. Он вздохнул и, незамеченный, понуро побрел прочь.

В то воскресенье он до конца дня просидел в одиночестве в своей просторной библиотеке, смакуя воспоминание о ее прекрасном лице. Видя мысленным взором любимые черты, Доусон невольно начинал улыбаться, но быстро мрачнел, в глазах появлялось выражение непроходящей боли. К заходу солнца боль стала невыносимой, Доусон понял, что больше не в состоянии ее терпеть, и вызвал к себе Джима.