Читаем без скачивания Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны) - Уральский Марк Леонович

Это был профессор литературы, критик и писатель Фредрик Беек, с которым И.М. Троцкий был хорошо знаком: в 1926 г. опубликовал в берлинской газете «Дни» пространное интервью с ним, где утверждал, что неоднократно беседовал «с этим глубоким и интересным писателем», «властелином дум скандинавской интеллигенции». В газетной вырезке этого интервью195 рукой Бунина отмечены цветными карандашами абзацы, в которых дается самая высокая оценка Максиму Горькому:

Лично я полагаю, что Горький почти гениален в наивной простоте своего творчества. В этом его огромное влияние на читательские умы,

— но весьма сдержанная и осторожная ему самому:

Вот я на днях прочитал «Митину любовь» и «Господин из Сан-Франциско» Ив. Бунина. Отличные произведения. Но Бунин очень сложен, глубок и... пессимистичен. Его нелегко восприять. Читая его, кажется, что сбираешься на крутую гору. Кругом все сурово, строго и предостерегающе. Горького читаешь, в Бунина вчитываешься. Быть может, моя оценка слишком субъективна и мысль недостаточно ясна, но таково мое восприятие.

Бунин также пометил для себя отзыв Ф. Беека о горячо любимом Чехове:

Чехов стоит у нас особняком. Его читают с удовольствием, но в Скандинавии им не так увлекаются, как, например, в Англии. Там сейчас Чехов популярнейший писатель. Англичане поклонники юмора и они особенно оценили эту сторону таланта покойного писателя.

Что касается мнения автора статьи о шансах на получение Нобелевской премии Горьким, то И.М. Троцкий, относившийся к этому писателю неприязненно по причине его большевицких симпатий, тем не менее старается не привязывать политику к оценке литературных достоинств горьковских произведений, что, несомненно, характеризует с лучшей стороны его собственную персону.

Через три года в статье «Оскорбленная литература»196, написанной по случаю присуждения Томасу Манну Нобелевской премии по литературе, И.М. Троцкий не только сетует на замалчивание русской литературы, но и вскрывает политическую подоплеку этой вопиющей несправедливости:

Автор знаменитых «Будденброков» вошел пятым германским лауреатом литературы в мировой «Пантеон» всечеловеческой культуры. <...> Радость и гордость Германии понятны. Литературные заслуги Томаса Манна бесспорны и едва ли где-либо присуждение ему премии встретит возражения. <...> И все же решение шведской академии в душе русского человека оставляет горький осадок. И в этом году, как и во все 29 лет существования Нобелевского комитета, русская литература обойдена. <...> Целые поколения скандинавских писателей воспитывались на русской литературе, ею восторгались и ей подражают. Не только Тургенев, Толстой, Гоголь, Достоевский, Чехов, но и ряд других ныне здравствующих мастеров пера царят над умами скандинавцев . Их переводят, издают, читают.

Почему же русские писатели игнорируются? Никто не умаляет культурного и художественного веса германской литературы. Неужели, однако, среди русских писателей нет ни одного достойного нобелевской премии?

Затем, ссылаясь на авторитет профессоров Антона Кал-грена — «слависта Копенгагенского университета» и опять-таки Фредрика Беека, И.М. Троцкий сообщает, будто оба они,

...члены Нобелевского комитета, отлично знающие русскую литературу, давно стараются провести русского кандидата.

Далее журналист делится с читателями информацией, которая и по сей день представляет историко-культурный интерес:

Еще покойный Стриндберг, как он мне об этом рассказывал197, ратовал за присуждение премии Горькому. И если Горький снова числится только в кандидатах, то это исключительно — его собственная вина. <...> Пресмыкательство Горького перед большевиками оттолкнуло от него не только друзей, но и поклонников его таланта. <...>

К сожалению, и по отношению к И.А. Бунину в комитете создалась неблагоприятная атмосфера. Бунину ставят в укор преобладание в его творчестве политических настроений и симпатий. <...> сознательный отход от «идеалистической цельности творчества в сторону политики.

Ни о Бальмонте, ни о Мережковском этого сказать нельзя, но и они остались за бортом. Очевидно, их сочли недостаточно еще маститыми.

В заключение статьи И.М. Троцкий делает неутешительные выводы:

...причина забвения творцов современной русской литературы кроется в общей русской трагедии. С тех пор, как в сознании Европы Триэсесэрия заменила Россию, европейское общественное мнение находится на распутье. Кто представляет русскую литературу? Те ли писатели, которые работают в условиях «социального заказа», или изгои-художники, ютящиеся по мансардам Парижа, задним дворам Берлина или углам Праги? <...>

Томас Манн увенчан нобелевской премией благодаря усилиям германской печати. Это ее заслуга.

Увы, нет России и нет русской печати! Зарубежная русская печать недостаточно влиятельна и авторитетна для такого ареопага как Нобелевский комитет.

По мнению И.М. Троцкого, советская Академия наук, имевшая согласно Уставу Нобелевского фонда официальное право выдвигать кандидатов на Нобелевскую премию, не обладала должным авторитетом в глазах Нобелевского комитета. Поэтому он особо подчеркивает, что «Томаса Манна предложила в кандидаты не берлинская Академия», а германская общественность — в частности, университетские профессора истории литературы и языкознания и литературные организации — при широкой поддержке германской печати. «Беспочвенная» русская эмигрантская печать, к сожалению, не в состоянии была на мировом уровне отстаивать интересы отечественной литературы.

Тем не менее, сам журналист, несмотря на свою пессимистическую оценку ситуации, настойчиво продолжает борьбу «за русского Нобеля». Ровно через год Ф. Беек, фигурировавший в статье И. Троцкого «Получат ли Бунин и Мережковский Нобелевскую премию?» как некий член Нобелевского комитета, в заключение своей беседы с журналистом поет прямо-таки дифирамбы величию русской литературы, уверяя собеседника, что

В любом интеллигентном шведском доме вы найдете Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова, Горького. У нас увлекаются и зачитываются Мережковским. Нобелевский комитет и шведская академия давно оценили величие русской литературы.

По его словам, между Нобелевской премией по литературе и достойным ее современным русским писателем имеется только одна преграда — советская Россия.

Мы отлично знаем, что присудив премию русскому писателю-эмигранту, поставим наше правительство, признавшее советскую власть, в щекотливое положение. Тем не менее, комитет не намерен с этим считаться, ибо внутренние русские дела его не касаются.

В приведенной цитате бросается в глаза, что знаменитый шведский историк литературы, выстраивая линию великих русских писателей, последним из них называет Горького. Мережковского же он относит к категории «популярных» писателей, а о Бунине не говорит ни слова.

В свою очередь, сам И.М. Троцкий делает акцент на том, что в очередной раз «чистое искусство» оказывалось игрушкой в руках политиканов. История со Львом Толстым, которого не пожелала выдвинуть на Нобелевскую премию Императорская академия наук, через двадцать лет повторялась по другому сценарию и с иной политической подоплекой.

Но с моральной точки зрения, утверждает Троцкий, шведы были чисты, ибо никакой личной неприязни к русской литературе не питали. Рассказав об этом читателям «Сегодня», он подчеркнул также твердое намерение членов Нобелевского комитета не уступать давлению Кремля, который по дипломатическим каналам стремился не допустить присуждение премии русскому писателю-эмигранту. Москва лоббировала Горького и Шолохова, чьи переводы издавались в Швеции198. Троцкий также поведал читателю, что ему известно о высокой оценке эксперта Нобелевского комитета по славянским литературам Антона Калгрена произведений Бунина и Мережковского, и в заключение призвал эмигрантскую общественность «поторопиться с выставлением кандидатуры русского писателя на ближайший год».