Читаем без скачивания Раненый город - Иван Днестрянский

Только началось движение, какие-то дурни открыли пальбу, вереницами замелькали трассеры, и еле заметные тени шарахнулись назад, за кинотеатр. Потом зашевелились горбатовцы. Кто-то вылез и шарахнул по «Дружбе» из гранатомета. С яркой вспышкой в стене изувеченного здания появилась еще одна дыра. Неподвижный, как Будда, Виорел задвигался и пробормотал по-молдавски что-то насчет праздника дураков. Все тише стонал и кричал молдаванин, никто больше не пытался прийти на помощь к нему. Достоевскому надоело, и сухой выстрел оборвал жизнь незадачливого борца за воссоединение Молдовы с Румынией.

Наутро от противника передали записку «старшему командиру» с просьбой позволить им забрать тело. Конечно, мы разрешили. Получив достойный ответ, мули больше так никогда не рисковали. Следующие ночи и дни вновь можно было проводить спокойно.

Где-то числу к четырнадцатому по инициативе молдавских опоновцев и безо всякого участия командования и политиков было заключено местное перемирие между нашим батальоном и прибывшей на фронт ротой батальона полиции особого назначения, занявшей изрядно попортившее всем крови общежитие на улице Кавриаго. Поскольку речь шла о замирении на одном из самых неприятных участков, дебаты по батиному запросу на этот счет много времени не отняли. Практически единогласно решили с вражеским предложением согласиться. Важной частью договоренности стал уговор о том, что в случае неизбежного возобновления боевых действий стороны должны расторгнуть перемирие. А это предполагало какой-то обмен информацией. Но в то, что тираспольские вожди организуют наступление, мы уже не верили и изменой это не посчитали.

Рота оказалась старая, кадровая, и от ее бойцов мы узнали, что ОПОН ОПОНу рознь. Когда бывший кишиневский батальон ОМОНа националисты развернули в бригаду, по-настоящему сплоченной бригады не вышло. «Старики», понимавшие двусмысленность ситуации, не любили проявлявших рвение, националистически настроенных «юнцов» Поведение подразделений бригады сильно зависело от того, кто в них «делал ветер». Седьмого числа нас самовольно атаковали «юнцы», а командование бригады ОПОН было поставлено перед фактом, совсем как за три дня до него командир бендерского ТСО.

Поскольку молдавский старлей, командир роты ОПОНа, ни волонтеров, ни тем более гопников не контролировал, стрельба полностью не прекратилась. Но стало почти безопасно ходить в ночную разведку ничейных кварталов и уменьшилось давление на наши высотки по улицам Первомайской и Калинина. В ответ мы прекратили огонь по «шестерке», и разведгруппы ОПОНа получили равную с нами возможность передвижения по ничьей земле. Опоновцы успокоили нас насчет все чаще наблюдающегося на стороне противника движения грузовых автомашин, что это не подкрепления прибывают, а волонтеры вывозят из города наворованное. От них же, от лучших наших врагов, стремительно перескочило на приднестровскую сторону и распространилось презрительное название для этих грузовиков: «БМВ» — боевые машины волонтеров.

От опоновцев же стало известно сногшибательное: против нас стоят не одна четырехорудийная, а две шестиорудийные молдавские батареи, противотанковая и тяжелая. Одна пушка МТ-12, как мы и раньше знали, в парке, где миной побило ее расчет, после чего она была отведена ближе к общежитию номер шесть. За перекрестком у «Дружбы» не одна, а две МТ-12, четвертое орудие на улице Некрасова, пятое и шестое у Кинопроката! А напротив шелкового находится другая, смешанная батарея, в составе которой есть 122-миллиметровые и даже 152-миллиметровые орудия. Если бы мы это знали, то никогда бы не полезли со своей маломощной пушкой в общагу. Оказывается, мы тоже были у вражеских артиллеристов на прямой наводке! Почему же они не стреляли? Ну, допустим, одному орудию мешал угол кинотеатра. Почему же нас не сшибло с фасада второе? Остается думать, что его расчет либо проспал, либо перепился, а то и не меньше нашего желал, чтобы их соседям в кинотеатре всыпали…

Задачей стоявшей против нас батареи, конечно же, было противодействие приднестровским танкам. Наше направление командование молдавской армии расценивало как танкоопасное… Но оно перебдело. Итогом такого избытка внимания стала глупость: мощные, длинноствольные противотанковые пушки поставили слишком близко к передовой, на узкий участок с крохотными секторами обстрела. И никого, кроме приднестровской пехоты, — серых, убогих воробьев, перед ними после 22 июня не было! Вот они и молчали, да так, что о присутствии половины орудий этой батареи мы даже не догадывались…

Сами того не ведая, мы выполняли важнейшую задачу: сковывали вражескую артиллерию, которая могла причинить непоправимые беды в другом месте. Свое вынужденное бездействие молдавские артиллеристы вымещали в эпизодической стрельбе по улице Некрасова и Шелковому микрорайону, находящимся вдалеке от политически важных объектов и путей следования депутатских и ооновских миссий, зачастивших с последних дней июня в горисполком и ГОП.

72

Новая жизнь по сравнению с прежней оказалась настоящей малиной. Расположение батальона было разделено вглубь на два эшелона, налажена регулярная смена взводов на передовой. Дома на тыльной стороне обороняемых кварталов были поделены между отрядами, и это спасло их от полного разграбления сомнительными личностями, приладившимися орудовать у нас за спиной. Со стороны Паркан проезд толком не охраняется, единственный регулятор движения — собственный страх и риск. А у некоторых он основательно заглушен наживой. Вот комбаты решили это дело пресечь. Уже взломанные квартиры использовать для постоя, и навести порядок в ближнем тылу. Ворье начали ловить и отправлять под конвоем в Тирасполь. Иногда на тех же машинах, на которых они сюда приезжали, с вещественными доказательствами и понятыми, посаженными в кузова.

Мародеры… Откуда явилось это гнусное племя? Грабят ведь не от голода и не от нищеты. Другое сейчас время. Не революция и не голодная Отечественная война… Кругом богатые села и города, в домах и квартирах достаток. И все равно — неодолимая страсть потянуть все, что плохо лежит, обчистить тех, кто в бедственном положении не может постоять за себя. Все это плоды терпимости к тихому воровству застойных лет и горбачевского плюрализма — терпимости к пропаганде наживы…

Али-Паша с Сержем отправились выполнять новые распоряжения одними из первых и оккупировали приличный дом с хорошими квартирами, где даже сохранились продукты, благо мародеры в первую очередь выносили не консервы и крупу, а ценности — ювелирку, бытовую технику, новую одежду. Во дворе соорудили печку, и наши молдаване с Федей оказались неплохими кухарями. Не то что Серж и Жорж. Те, как выяснилось, ничего, кроме оружия, в своих руках держать не умеют. Взводный не промах, за пару дней довел обоих дружбанов до белого каления своими нотациями за отсутствие заботы о личном составе и шутками об эксплуатации молдаван. Они как могли отгавкивались. Оглиндэ смеялся. А потом Серж от безделья и по примеру взводного тоже полез ко всем с придирками. И окончательно заработал прозвище Достоевский.

На третий или четвертый день после заключения перемирия с ОПОНом в ночную разведку опять попал Гуменюк. Что сказать… Хохмач и на этот раз был неразлучен со своей хохмой. Бывалый парень, не хуже прочих, но никому из нас проказница судьба не уготовила так много неожиданностей. Прошли они нормально, дошли до «шестерки», где Паша говорил с командиром ОПОНа, пошли обратно и за квартал до наших позиций разделились. Взводный с Ваней Сырбу пошли к бабаевцам, а Гуменяра с Кацапом направились ко мне. И метров за двадцать до нас, когда они уже на всех парах летели на причитающийся им после разведки синус и закусинус, из темноты к Гуменяре, который шел первым, вдруг фамильярное обращение:

— Салут, хайдук![53]

Серега заорал как полоумный и застрочил из автомата на голос. Федька с перепугу тоже: пиф-паф куда попало, глаза на лоб — и деру! Шухер поднялся отменный, все, кто был, выскочили в ружье. Выяснилось же, что вражьих козней нет в помине, просто ни за что убили молдаванина — волонтера из числа приличных, что сидели вместе с ОПОНом в «шестерке». Он, заблудившись, забрел прямо к нашей передовой. Простофиля, конечно, был редкостный. Не зная, где сам находится и кто идет, крикнуть «Салут, хайдук»! Из-за такой деревенщины анекдоты про молдаван всегда и рассказывали.

Смех смехом, а чуть не сорвали перемирие! Взводный объяснился с опоновцами так: «Мы же, когда идем к вам, не кричим: «Слава КПСС» и «Служим Советскому Союзу»! Командир ОПОНа и его заместитель взгрустнули слегка, что человек был хороший. На том и замяли. Вот при каких обстоятельствах Гуменюк открыл личный боевой счет.

Что ж, на этой войне много нормальных и даже очень хороших людей убито и искалечено зазря. Десятки защитников и жителей города были бы живы, если бы не мародеры, пьянки, отвратительная организация и вредительская помощь. При том, что брони на передовой больше не стало, за нашими спинами ее неожиданно образовалось очень даже много. Водкожоры наконец расхрабрились и пересекли Днестр. Как пойдешь в рабочий комитет, к горисполкому, в крепость — по улицам вокруг на большой скорости носятся бэтээры и эмтээлбэшки, размалеванные надписями, словно на одесскую юморину: «Смерть румынам!», «Казак и в Бухаресте казак!», «Бендеры — Кишинев — Бухарест — транзит».