Читаем без скачивания Том 10. Преображение России - Сергей Сергеев-Ценский

Прапорщик Ливенцев снял своих людей с постов (на которых появились царские егеря), и двое рослых жандармов повезли их по направлению к Бахчисараю для расстановки по пути. Он спрашивал у полковника Черокова, где следует находиться ему самому, так как он сразу на всех постах быть не может и центрального поста на путях нет.

Чероков долго глядел на него неподвижными аспидно-сине-молочными глазами и сказал наконец:

— Вы будете на вокзале в Севастополе.

— Обязанности мои?

— Охранять священную особу монарха! — торжественно по сочетанию слов, но совершенно бесстрастным тоном ответил Чероков.

— Как же именно? — не мог не улыбнуться слегка Ливенцев.

— Прежде всего — вокзал. На вокзале не должно быть никого, — ни-ко-го решительно посторонних. Понимаете? Ни-ко-го!

— А буфетчик?

— Только буфетчик и двое официантов… там есть такие два старика, я им разрешил, только двум… и буфетчику — быть на вокзале.

— Хорошо. А народ? Встреча ведь будет?

— Из исключительно проверенных людей. Вам в помощь будут жандармы, они знают. Но, видите ли, вы… У вас, как офицера, будет особая миссия… Ведь в случае покушения, — чего боже сохрани, конечно, — как будет одет злоумышленник? Офицером, конечно! Жандармы же — нижние чины, — вы понимаете?

— Понимаю это так, что я должен буду следить, чтобы не подходили, куда не следует, офицеры, которых… которые мне покажутся подозрительными, — неуверенно ответил Ливенцев и добавил: — Говоря откровенно, это обязанность трудная.

— Трудная?

— Чрезвычайно ответственная.

— Однако же я ее несу! — с достоинством отозвался Чероков, не спуская неподвижных глаз с Ливенцева.

— Судя по тому, что официантов буфета вы оставили только двух стариков, я должен обращать внимание исключительно на молодых офицеров, — старался уточнить Ливенцев. — А если подойдут седоусые полковники, например, то для меня должно быть ясно, что-о…

— Что седые усы их не наклеены на безусые губы, — быстро, как и не ожидал Ливенцев, перебил его Чероков.

— Вот видите!.. И это я должен заметить с одного взгляда?.. Не лучше ли будет, если более опытный станет на мое место? А я бы уж к себе в дружину, в строй…

— Нет, вы должны дежурить на вокзале. Я вам тогда скажу, что вам делать, — милостиво кивнул ему Чероков.

И Ливенцев с утра того дня, в который предполагался приезд, был на вокзале, так как царский поезд ожидали часам к одиннадцати дня.

Последние дни января обычно в Севастополе бывают по-настоящему зимние, и теперь было холодно, — вокзальный Реомюр показывал — 10°, но сильный бора, как здесь называют северный ветер, заставлял всех ожидавших царя то хвататься за уши, то тереть нос. Трепались уныло плохо прибитые и сорванные ветром кипарисовые ветки на арке все с теми же старыми, испытанными, магическими словами «Боже, царя храни!» — по крутому хребту.

Приглядываясь к этим веткам, сказал Ливенцев стоявшему около начальнику дистанции с тою наивностью, которая его отличала:

— Порядочно все-таки кипарисов оболванили для этой арки!

Несколько удивленно поглядел на него чернобородый начальник дистанции и, подумав, отозвался знающе:

— Да ведь государь всей этой пышности и не любит.

«Пышности», впрочем, только и было, что эта арка.

Часто все, ожидавшие на перроне, забегали в буфет выпить стакан горячего чаю. Тут был и комендант крепости генерал Ананьин, старец довольно древний, в свое время получивший высочайшую благодарность за отбитие нападения турецкой эскадры и даже какой-то орден высоких степеней. Вид у старичка был необычайно мирный: верх фуражки от ветра встопорщился горбом, голова наклонилась вперед и повисла как-то между искусственно взбитых плеч, красные глаза слезились, и он то и дело сморкался: можно было подумать, глядя издали, что он безутешно плакал.

Чероков, вглядевшись пристальными своими, даже и здесь, на холодном ветру, не мигающими глазами в очень знакомые ему линии и пятна путей, первый заметил подходящий поезд, и все подтянулись, и генерал Ананьин высморкался старательно, в несколько обдуманных приемов, потом вытер глаза и спрятал платок, который держал в руках все время.

Поезд в несколько синих вагонов подошел тихо, без свистков и гудков, но был это только свитский поезд, из которого вышел в некотором роде жертвовавший собою в случае злостной неисправности путей великий князь Петр Николаевич, длинный и тонкий, как хлыст, с лошадиным лицом, в серой, обычного солдатского сукна, шинели и фуражке защитного цвета.

Здороваясь с Ананьиным и другими генералами и адмиралами, он сказал негромко:

— Поезд его величества — через четверть часа, господа.

Чероков обратился к Ливенцеву торжественно и таинственно:

— Вот теперь смотрите в оба! Главное — около самого входа на вокзал. Там, конечно, есть жандармы, но… я вам говорил: чем больше глаз, тем лучше.

И Ливенцев пошел к подъезду, около которого собралась уже, правда, не очень большая, толпа «проверенных людей», окруженная цепью царских егерей и жандармов.

И как раз, только он подошел к толпе, он оказался необходимо нужен: два молодых, то есть самого опасного возраста, офицера 514-й дружины в караульной форме пытались пробиться на другую сторону вокзала, и знакомый Ливенцеву жандарм показывал им на него рукою.

— Что такое? — спросил Ливенцев.

— Безобразие! Нам надо в караул на главную гауптвахту, а нас задержали, — отчетливо ответил бравого вида поручик.

— Вы из какой же части? — спросил, настораживаясь против своей воли, Ливенцев.

— Вот у нас есть на погонах, какой мы части, — нагнул голову к левому своему погону прапорщик.

— Гм… Я вам, конечно, верю, господа… но видите ли, такое дело: почему вам нужно непременно через вокзал?

— Потому что уже поздно, а здесь короче! — раздраженно ответил поручик.

— Вы — рунд?

— Нет, я — командир роты, и потому я дежурный по караулам, а это рунд… Не задерживайте, пожалуйста, иначе вы ответите!

— Очень грозно! — улыбнулся Ливенцев. — Перед кем это я отвечу?.. Если бы я вас когда-нибудь видел раньше, а то никогда не приходилось… Впрочем, вот что: можете идти.

Он подозвал к себе тут же знакомого жандарма и сказал:

— Они в караул, пусть идут, конечно, только надо последить, куда они пойдут.

— Слушаю, — понятливо кивнул жандарм, отходя.

Ливенцев думал, что этим все и кончится, но подошел совершенно возмущенный артиллерист-подпоручик с самым молодым, первокурсно-студенческим лицом и начал сразу:

— Черт знает что, прапорщик! Не пропускают к жене!

— К какой жене? Где у вас тут жена? — очень удивился и насторожился Ливенцев.

— Здесь жена, в железнодорожной больнице…

— Гм… Вот поди же! Почему же она очутилась здесь? — пристально, как Чероков, начал вглядываться в подпоручика Ливенцев.

— Очень просто — как! Ехала ко мне и родила в поезде. Ночью было это… Вот почему очутилась.

— А вы как узнали об этом? — совершенно убеждаясь, что перед ним злоумышленник, плохо умеющий врать, поспешил спросить Ливенцев.

— Получил бумажку из больницы, — как узнал! Вот бумажка!

Подпоручик вынул из бокового кармана шинели измятую бумажку со штемпелем железнодорожной больницы: подпоручик крепостной артиллерии Ломакин извещался, что жена его, только что родившая в поезде, находится в больнице.

— Все правильно, — сказал решительно Ливенцев, — но на вокзальную территорию я вас во время приезда царя пропустить не могу.

— Как так не пропустите? — вскинулся подпоручик. — А если она сейчас вот… там… умирает?!

— От какой причины? Что вы! Успокойтесь и станьте со мною рядом. Сейчас проедет царь, и вы пойдете…

— Это черт знает что! — горячился артиллерист.

— Нет, это только порядок, не нами с вами заведенный.

У вокзала стояли уже автомобили, приготовленные для царя и свиты.

Машины были новенькие, военного ведомства, и, глядя на эти машины и представляя, как будет под «ура» толпы садиться в одну из них царь, Ливенцев совершенно непроизвольно на глазомер определял расстояние до них, чтобы сообразить, действителен ли будет выстрел этого сомнительного подпоручика, если он начнет палить из браунинга. Выстрел, а не выстрелы, потому что двух выстрелов он не успеет сделать, — его схватят. А предполагаемый цареубийца ворчал около:

— Черт знает что! Возмутительно!.. Да, наконец, какое вы право имеете мне не верить и меня не пропускать?

— Вполне верю, — отвечал не совсем правдиво Ливенцев. — Но никаких посторонних людей, кроме высшего генералитета, на вокзальной территории сейчас быть не должно, — поняли? Таков приказ коменданта крепости, который как раз там.