Читаем без скачивания Поленька - Анатолий Никифорович Санжаровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иль тя младенская ударила?
— Не закипай… Я от сполюбови… Вот стала дурь в башке колом! Понимаю, писать тебе — только рану солить. Читать не умеешь, попадёт цидуля к благоверному. Тарарам! А с другого боку… Всё мерещилось, тиранит тебя неизвестность про меня. Всё думаешь, живой я, не живой. А получишь вестушку, успокоишься…
— Ну-ну! — подстегнула Поля, уже кое о чём догадываясь.
— Не подговаривай под руку… Раз Анюта нацарапала вам с Никитой курьей лапкой тарабарскую грамотку, сам архиерей не разберёт. Приобещала старикам, что сама снесёт на почту, как раз налаживалась туда бечь. Твои и оставь ей письмо… Сестрица за чем-то выскочила из хаты. Не утерпел я, раздёрнул треугольник. Поперёк, на поле, крючковатисто пририсовал: «А я, курилка, жив!!! С.». Что-то ещё и под Анютиной датой начеркал, уже не помню. И снова аккуратненько сложил треугольничек… Я так решил. Никиток не дотумкает, кто такой там С. А ты, может, угадаешь мой подчерк, узнаешь, что я живой и заспокоишься. Мне большего праздника не подавай…
— Зас-по-ко-о-ил!.. Зас-по-ко-о-ил!.. — срезанно, с пристоном выдохнула Поля. — Из-за тэбэ, выходэ, шмыгонули мы с края севера аж в Насакирали!?
Не умея читать, Поля любила подолгу рассматривать письма. Пока Никита соберётся читать, она до буковки изучит письмо. Прочитав, Никита обычно кидал его на комод. Это же, с припиской поперёк, он кое-как отмолотил и хмуро швырнул в печку. Кажется, он-то и всё его не прочитал вслух, а так, куски кой-какие похватал…
Недели три, смутно припоминала Поля, ходил Никита как потерянный. Заговорил о переезде. Забоялся горбылёвского преследования?
— Вот и отгадка, — вслух упало подумала она. — Теперь и я знаю, чего мы очутилися туточки. Выкурил нас курилка с моря на море?..
— С подлецким подмесом оказался курилка? — бормотнул Сергей.
— Шо с подмесом, то с подмесом… В полном количестве… Ума не дам…
Поля растерянно заозиралась. Она не знала, что и делать, что его и сворочать в отместку. Разругаться? Прогнать?
Но странно.
У неё не поворачивалась на то душа. Да и поправишь ли всё это сейчас? И лез ли т о г д а Сергей не в свои сани?
Может, это она не в свои санушки кинулась? Обрадовалась, что богатики поманили, как кошку, и в чужих санях вовсе выключила из головы Серёгу, выключила всё то, чем жила, чем дышала? Всё ли в этом её шаге было по правде? Может, это она сама вершила все эти долгие годы не свои дела? Не оказался ли Сергей верней неё в любви?
Не всякая любовь начинается в час венчания, не всякая любовь кончается при видимом разрыве.
На жестоком разрывном ветру его чувство возжглось ещё ярче, окрепло, уматерело. Именно сильная, непостижимая любовь удерживала его, не пускала впрямую вломиться в прохладную, в дырявую жизнь молодых.
Всё это Поля угадывала чисто бабьим чутьём, и липкая жалость к этому страдалику одолевала её.
Ей пало на ум, что Никита был весь нараспашку. Той же открытости требовал и ото всех. Но вот почему слетел к югам, пряча следы от Горбылёва, и ни словечушка не проронил Поле об истинной причинности переезда? Он долгие годы носил обиду в себе на Полю за ту приписку, ни разу не проговорился, ушёл с той обидой на фронт, погиб с той обидой. Она представила, как в сочинском госпитале он умирает от ран, от голода, от истощения, язвенные губы в предсмертье шепчут-хрипят: «А курилка жив!.. А курилка жив!!. А курилка жив!!!»
— Так чего же, парубоче, добился ты той курячей припиской? Это край надо? Взарез надо? Удумал, сляпал шо!..
Тут ей вспомнился разговор с комендантом заполярной высылки, и она поняла, что Сергей вовсе ни при чём. Не Сергей, не Сергей, а во-он кто скинул нас с края на край страны…
Она повинно затихла.
«По колено я в грехе перед тобой, богоравная Поленька,» — терпко подумал он. А вслух раскаянно сказал:
— Желторотик был… С простинкой… Разве молодой дури прикажешь? Одначе… Плюсы есть и у ошибок. Их можно подправить… Даже через время… Что бы ты ответила, намекни я, что приехал к тебе навсегда?
— Навсегда? — отстранённо переспросила она, как сквозь полусон, плохо соображая, про что же здесь речь.
— Навсегда, — потвердел он.
Она неодобрительно покачала головой.
— То вжэ будэ стара дурь… Бедовый… В секунд всё вырешил…
— В секунду, если не считать двадцати наших лет.
— То-то и лихо… Года…
— А такая уж это напасть? Просто жених за это время… — Сергей тускло припечалился, — выскочил в люди, вовсю разбогател годами…
— Женишок ловкий, слова зря шелушить нечего. Да и невеста под пару. Край как богатая. Своих трёх ухажёров уже подняла… Я на лето молодше тебя, а ты ще семьёй и не жил. Я ж изжила свою жизню до пепла. Зараз я не я, это зябкая тенька моя. А вся я в своих хлопцах… Вроде не уркаганы. Боюсь, як бы уркаганами не выросли… Прихвалюсь, хай и не к случаю… Побежишь, бувало, у школу на родителево сходбище, станет Сергей Данилович, завуч, выкликать, так примирае душа. Хвалит моих. Другие, говорит, нипочём не хотят учиться. Вон Талаквадзе… Это кассир у нас. Жинка не робэ. Он один наворовал на домяку, як контора. Так про ихних детей Сергей Данилович… При отце-матери, говорит, едут на двойках. Весь день на велосипедах гоняют. День в школе, два мимо школы. Учиться не хотят. Тянут, тянут их за уши — все уши оборвут, ель тепленькие троечки к концу четверти вытянут с грехом пополам из тех беспутных ушей. А моих никто не тянет. Ни за руки, ни за волосы, ни за уши… Ни за что. Они и так… Митюша отличник не только по физкультуре да по пению. Круглый пятёрошник! Как начал пятёрками круглыми первый класс, так вот зараз в шестом, а каждый божий год по похвальной грамотке за каждый класс отхватывает. Глеб на учёбу жиже, крутей ученье ему даётся, так старается как!.. На собраниях Сергей Данилович гарно подхвалюе моих. Смотрите, говорит, в какой нужде-бедности бьются. Отец погиб. Мать одна, без хозяина выходила трёх сыновей. А смотри, ни один не пошёл в хулиганьё. Людьми будут! Ни один не курит. Учиться — передовые по
