Читаем без скачивания Рассказы о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

же не находили никаких лат, сэр, судя по вашим словам?» Отец отвечает удивленно: «Не помню, говорил ли я что-то про латы, но совершенно точно мне они не попадались. Однако вы, мистер Дэвис, говорите так, будто видели этих людей собственными глазами». И оба они рассмеялись, ну то есть мистер Дэвис и молодой человек, и мистер Дэвис говорит: «Видел их, сэр? Это уж вряд ли – столько лет прошло. Но я бы не отказался узнать о них побольше – о старых временах, чему они там поклонялись, и вообще». Отец: «Поклонялись? Ну, полагаю, они поклонялись тому старику на холме». – «В самом деле? – кивает мистер Дэвис. – Что ж, в этом нет ничего удивительного». И отец рассказывает дальше, что слышал и читал о язычниках и их жертвоприношениях, – то, что ты потом когда-нибудь и сам узнаешь, Чарльз, когда пойдешь в школу и начнешь изучать латынь. И все выглядело так, будто этим двоим очень интересно, но отцу невольно подумалось, что бóльшая часть услышанного для них не новость. Это был его единственный подробный разговор с мистером Дэвисом, и особенно ему запомнилось, по его собственным словам, как молодой человек сказал, что «общества им хватает», потому что в ту пору в окрестных деревнях ходили всякие слухи… в общем, если бы мой отец не вмешался, местные жители окунули бы одну пожилую даму в воду, сочтя ее ведьмой.

Чарльз. Бабушка, а что значит «окунули, сочтя ведьмой»? А сейчас ведьмы бывают?

Бабушка. Нет-нет, милый! Так, кстати, а о чем это я? Нет-нет, это совсем другая история. А я-то собиралась сказать, что окрестные жители считали, будто по ночам на холме, там, где эта фигура, проходили какие-то сборища и те, кто там был, замышляли недоброе. И не перебивай меня, час уже не ранний. Так вот, думается мне, мистер Дэвис и этот молодой человек прожили вместе года три, когда вдруг случилось ужасное. Уж не знаю, стоит ли вам рассказывать. – (Возгласы: «Да-да, бабуля, непременно расскажи!» и т. д.) – Ну что ж, тогда вы должны пообещать мне, что не испугаетесь и не будете кричать во сне. – («Нет-нет, не будем, конечно!») – Однажды рано утром на исходе года – кажется, дело было в сентябре – случилось одному дровосеку чуть свет отправиться на работу в тот лес, что тянется длинной полосой к самой его вершине. В глубине на полянке, где растет несколько больших дубов, заметил он издалека что-то белое, в тумане похожее на человека, и усомнился, стоит ли туда идти, но все же пошел и, подойдя поближе, понял, что это и в самом деле человек – более того, это юный приятель мистера Дэвиса: в каком-то белом балахоне он висел на ветке самого большого дуба и был мертв-мертвехонек. У ног его на земле лежал топор, весь в запекшейся крови. Вот так жуть, да еще и в таком уединенном месте! Бедняга-лесоруб едва не обезумел, побросал пожитки и со всех ног помчался прямехонько к дому священника, перебудил всех и рассказал о том, что видел. И старый мистер Уайт, который был тогда священником, отправил его за двумя-тремя надежными людьми – кузнецом, церковным старостой и кем-то еще, а сам оделся, и они все вместе отправились к тому страшному месту, прихватив лошадь, чтобы положить на нее горемычное тело и отвезти его в дом. Когда они добрались, все было в точности как рассказал дровосек, но в какой же ужас пришли они все, а особенно старый мистер Уайт, когда рассмотрели, что на трупе надето. Это напоминало шутовское подобие стихаря, только, как сказал священник моему отцу, немного другого покроя. И когда они подошли, чтобы снять тело с дуба, то обнаружили у него на шее цепочку из какого-то металла с небольшой подвеской в форме колеса – на вид очень древней, как они сказали. А тем временем к дому мистера Дэвиса послали мальчишку проверить, на месте ли хозяин, – потому что, ясное дело, заподозрили неладное. А мистер Уайт сказал, что нужно послать еще и за констеблем в соседний приход и направить послание другому мировому судье (он и сам был мировым судьей), и началась суета. Случилось так, что моего отца в ту ночь не было дома, а то за ним сходили бы в первую очередь. В общем, положили они тело на лошадь, которая, по их словам, просто обезумела от страха, едва завидела этот дуб, так что им пришлось изо всех сил ее удерживать. Однако, завязав ей глаза, им удалось вывести ее из леса. А на деревенской улице, рядом с большим деревом, где позорный столб, толпилось множество женщин, и посредине лежал тот мальчишка, которого послали в дом мистера Дэвиса, бледный как полотно, и от него было не добиться ни слова. И они поняли, что все худшее только предстоит, и поспешили по тропке к дому мистера Дэвиса. Когда они были уже почти на месте, лошадь опять словно обезумела от страха, встала на дыбы, пронзительно заржала и забила передними ногами, едва не убив человека, который ее вел, и сбросив на землю мертвое тело. Тогда мистер Уайт велел увести лошадь как можно скорее, а тело пронесли прямо в гостиную – дверь-то была открыта. Там они и увидели то, что так напугало бедного мальчика, и догадались, отчего взбесилась лошадь, – вы же знаете, что лошади не выносят запаха крови мертвецов.

В комнате стоял длинный стол, длиной больше чем в человеческий рост, и на нем лежало тело мистера Дэвиса. Глаза были завязаны полотняной лентой, руки стянуты за спиной, ноги тоже опутаны. Но – вот ужас-то! – грудь была открыта, и грудная клетка рассечена сверху донизу топором. О, это было жуткое зрелище, многим стало плохо, и пришлось выйти на свежий воздух. Даже мистеру Уайту, человеку по натуре стойкому, стало не по себе, и он вознес в саду молитву об укреплении духа.

Наконец они кое-как обрядили второе тело и обыскали комнату, чтобы понять, как произошло это страшное преступление. В буфете нашли травы и склянки с разными жидкостями, и сведущие люди определили, что в некоторых хранится снотворное питье. И они почти не сомневались, что юный преступник подмешал какое-то зелье в питье мистера Дэвиса, сделал свое дело, а потом раскаялся и покончил с собой.

Ну вам все равно не понять все юридические процедуры, которые предстояли коронеру и мировым судьям, но еще день или два царила страшная суматоха, а потом жители прихода собрались и решили, что не вынесут даже мысли