Читаем без скачивания Моникины - Джеймс Купер

Общественное мнение не замедлило доказать, с какой полнотой находится оно под воздействием тени. Мерилом добродетели стал доход. Богачи без стеснения, да и без малейшего противодействия, присвоили себе исключительное право называться респектабельными и порядочными моникинами. Столь же спокойно, словно по наследству, к тем, кто имел деньги, перешли хороший вкус, честность, рассудительность и мудрость. Низкопрыгийцы — народ весьма наблюдательный и внимательный ко всяким тонкостям. Вскоре каждому более или менее солидному жителю Бивуака было определено его место, и общество разделилось на категории «стотысячных моникинов», «моникинов пятидесятитысячных», «моникинов, стоящих двадцать тысяч долларов» и так далее. Подобное умонастроение привело к удивительной сжатости языка. Если раньше спрашивали: «Честен ли он?», «Каковы его способности?», «Какое у него образование?», «Умен ли он?», «Добродетелен ли он?» — то теперь все эти вопросы слились в один: «Богат ли он?» Одно из последствий этого необычайного положения вещей я никак не мог предвидеть. Имущие классы единодушно жаждали «сильного правительства». Хотя Низкопрыгия была не просто республикой, а демократической республикой, большинство ее «уважаемых граждан» ничуть не скрывало, что они хотят перемен.

— Как это может быть? — спросил я у бригадира, с которым редко расставался: его взгляды и советы в этот тяжкий период имели для меня особенно большое значение. — Как это может быть, мой дорогой друг? Мне всегда внушали, что развитие торговли особенно благоприятствует политической свободе, а тут яростнее всех выступают против демократических учреждений именно коммерческие круги.

Бригадир улыбнулся, но как печальна была эта улыбка! Бодрость духа, казалось, совсем его покинула.

— Политических деятелей, — сказал он, — можно разделить на три основные группы: те, кто вовсе не любит свободу, те, кто любит ее так же своекорыстно и беспринципно, как и весь их класс, и те, кто любит свободу ради своих ближних. Первые немногочисленны, но очень сильны своей сплоченностью. Вторые — а их подавляющее большинство — ничем, в сущности, не объединены, а потому им, естественно, не хватает дисциплины и согласованности действий, тем более, что никто из них не хочет опускаться ниже своего уровня. Третьих мало — ах, как мало! — и в их число входят только те, кто способен отрешиться от эгоизма. Ну, а коммерсанты, о которых вы говорили, живущие в городах и обладающие единством интересов и большими средствами, сумели придать себе важность борьбой против деспотической власти, которая принесла им дешевую репутацию либералов. Но, как свидетельствует наш моникинский опыт, — люди в этом отношении, вероятно, разумнее, — любое правительство, находящееся под влиянием торговых кругов, всегда бывает олигархическим или аристократическим.

Мне вспомнились Венеция, Генуя, Пиза, города ганзейского союза и прочие такие же места в Европе, и я признал справедливость слов моего друга, высказав однако, мнение, что люди чаще подпадают под влияние имен и отвлеченных идей, чем под влияние реальных фактов. Бригадир охотно согласился с этой мыслью и заметил, что одна хорошо состряпанная теория обычно оказывает большее влияние на взгляды, чем пятьдесят фактов. Он объяснил это тем, что моникины склонны избавлять себя от необходимости думать.

Особенно меня поразило влияние затмения Принципа на побуждения. Я не раз замечал, что далеко не безопасно полагаться даже на собственные побуждения по двум основательным причинам: во-первых, мы не всегда знаем, каковы наши побуждения, во-вторых, если даже допустить, что мы их знаем, трудно ожидать, чтобы наши друзья поверили, будто наши побуждения таковы, какими мы их изображаем. В данном случае каждый моникин, казалось, прекрасно сознавал эту трудность и, не дожидаясь, чтобы его знакомые приписали ему какие-нибудь чудовищно безнравственные побуждения, благоразумно ограничивался умеренно эгоистичными соображениями, которые и разглашал с откровенностью и простотой, вызывавшей полное доверие. Собственно говоря, признав, что в его побуждениях не было ничего возмутительно бескорыстного и справедливого, друзья охотно выслушивали его проекты, он вырастал в их мнении и признавался ловким, расчетливым и дальновидным. В результате общество стало щеголять редкостной прямотой и искренностью. Тот, кто не привык к подобной непосредственности и не знал ее причин, мог бы решить, что он неожиданно очутился среди тех ловкачей, которые, как говорится, кормятся чужой доверчивостью. Если бы в Низкопрыгии было в моде пользоваться карманами, признаюсь, я часто бы тревожился, цело ли их содержимое: под влиянием тени откровенно пропагандировались столь простодушные взгляды на вещи, что невольно приходилось задумываться об отношении понятий meum и tuum note 22, а также о непредвиденных причинах, их порой нарушавших.

На второй день затмения в палате представителей открылась вакансия. Это место несомненно получил бы кандидат горизонталистов от Бивуака, если бы не препятствие, возникшее как раз в связи с побуждениями, лежащими за поступками. Упомянутый кандидат незадолго до этого отличился тем, что в любой другой стране было бы сочтено проявлением самого высокого патриотического чувства. Но его противники, как и следовало ожидать, представили избирателям этот его поступок как доказательство полнейшей неспособности оправдать их доверие. Друзья кандидата встревожились и начали с негодованием доказывать, что за указанный поступок ему хорошо заплатили. Но на свою беду кандидат вздумал выпустить брошюрку, объясняя, что им руководило лишь желание поступить верно. Тут уж все нашли, что он явно лишен каких бы то ни было природных дарований, и, конечно, он потерпел полное поражение. В Низкопрыгии избиратели не такие дураки, чтобы вверить попечение о своих интересах тому, кто не способен позаботиться о собственных!

Примерно в то же время один прославленный драматург поставил пьесу, герой которой в патриотическом порыве совершает истинные чудеса. За все свои труды этот драматург был освистан партером и ложами (галерка осталась при особом мнении), решившими, что моникин, который столь неслыханным образом подвергал бы себя опасности без какого-либо своекорыстного побуждения, — явление противоестественное. Злополучный автор переделал последнюю сцену, вознаградив своего героя солидной суммой, и пьеса неплохо шла до конца сезона, хотя и не пользовалась таким успехом, какой ожидал бы ее, прими автор эту предосторожность еще до премьеры.

ГЛАВА XXVIII. Значение побуждений для члена законодательного собрания. Нравственная последовательность. Кометы и их хвосты. Законодательные будни. Причины и следствия событий

В период прохождения тени Денежного Интереса по великому нравственному Принципу законодательность законодательных органов являет собой жалкое зрелище. У нас это усугублялось еще и тем обстоятельством, что задолго до затмения сияние божественного Принципа было в обеих палатах помрачено влиянием спутников

Денежного Интереса. Вот почему общее плачевное положение особенно наглядно демонстрировалось на наших заседаниях.

Мы с капитаном Поком, хотя и занимали в политике разные позиции, продолжали жить вместе, так что у меня была особенно благоприятная возможность наблюдать, как затмение воздействовало на моего простодушного коллегу. Он почти сразу начал вести запись всех расходов и каждый вечер вычитал дневной итог из суммы в восемь долларов, считая остаток чистой прибылью. Все его рассуждения также свидетельствовали не о безупречных и возвышенных стремлениях, подобающих государственному мужу, но об уклоне в сторону личных интересов. Он выдвинул положение, что законодательство—это тоже труд, а «трудящийся достоин награды за труды свои», как гласит Святое писание, так с какой же стати ему терпеть хлопоты и беспокойства, помогая вырабатывать законы, если он не будет уверен, что это ему кое-что даст? По его мнению, в Низкопрыгии и так уж слишком много законов — во всяком случае больше, чем она уважает и соблюдает—и редко проводит в жизнь— и если ей требуются новые, пусть раскошеливается.

Он при первом удобном случае выступит с предложением, чтобы наше жалованье (или по крайней мере его жалованье, а остальные пусть как хотят) было повышено самое меньшее на два доллара в день за одно только присутствие на заседаниях. А меня он просит внести поправку к его законопроекту, предусматривающую повышение вдвое за работу в комиссиях. Несправедливо заставлять депутатов работать в комиссиях неизвестно ради чего. Если нас заставляют отстаивать по две вахты, пусть и платят двойное жалованье. Как ни смотри, а заседания очень утомляют и изнашивают мозги, и уж ему никогда не быть таким, каким он был, пока не взялся за это ремесло. Идеи у него в голове иногда до того запутываются, что он даже не знает, где искать нужную. С того времени, как он в палате, он тысячу раз пожалел, что у него нет хвоста: держась за конец хвоста, как за крепкий канат, он знал бы, что держится за нечто осязаемое. Под большим секретом он поверил мне, что ему основательно надоело ворошить свои мысли в попытках раскусить, что к чему, и он решил до окончания сессии идти в кильватере кого-нибудь из богоподобных. Он давно уже подыскивает себе подходящего флагмана и намерен, как и остальные вертикалисты, повторять движения их великого богоподобного, — так будет меньше беспорядка в рядах, а он избавится от необходимости самому принимать решения. Восемь долларов в день, пожалуй, и дадут чистую прибыль, если мыслить за него будет его богоподобный, а сам он займется чем-нибудь другим. Он подумывает о том, чтобы засесть за описание своих путешествий, потому что все иностранное в Низкопрыгии, как ему известно, расхватывают на лету. А если его путешествия почему-либо не пойдут, он всегда сумеет заработать себе на кусок хлеба составлением карт.