Читаем без скачивания Научи меня любить - Юлия Снегова

Николай послушно положил голову на Женины колени. Видно было, что он уже с трудом держит себя в руках. Николай пытался, но не мог закрыть глаза. Содрогающиеся в безумном танце люди в масках приковывали его взгляд. Ему казалось, что он больше не принадлежит себе, что его захватила злая, бездушная сила. Совсем как тогда, на этом проклятом бдении, куда он сдуру дал себя затащить.

Танцующая девчонка извивалась так, что смуглая кожа туго натягивалась на ее выпуклых ребрах. Она все ближе подбиралась к Николаю. Люди, сидящие в комнате, ритмично хлопали в такт ударам бубна. Юная танцовщица опустилась перед Николаем на колени. Что она собирается сделать? Неужели надеть на него эту ужасную маску? Нет! Он рванулся словно зверь, попавший в капкан.

— Достаточно! — Женя властным жестом остановила девушку. — Продолжайте без нас.

Она помогла Николаю встать и выбраться в коридор. Она едва доставала ему макушкой до плеча, но обращалась с ним настолько уверенно, что он чувствовал себя мальчишкой рядом с этой маленькой женщиной.

— Сообщи его жене, что, возможно, она не увидит его до утра, — шепнула Женя Егору, и они с Николаем покинули квартиру.

5

Звон бубнов и хлопки ладоней преследовали Николая, пока дверь подъезда не захлопнулась за ними. Некоторое время Женя тащила его под руку вперед по Малой Бронной, потом они вышли к Патриаршим прудам, и Николай даже не заметил, что прошел мимо дома, где его ждала Лиза. У него дрожали колени. Ему хотелось выпить.

— Давай зайдем куда-нибудь.

Женя взглянула на своего спутника и все поняла. Они зашли в первую попавшуюся забегаловку, где из динамиков оглушительно гремел псевдоблатной фольклор, а пара посетителей сидела, тупо уставившись в экраны игровых автоматов. Николай рухнул на пластиковый стул перед не слишком чистым столиком.

— Что ты будешь пить?

— Подожди, — мягким, но не допускающим возражений тоном произнесла Женя, — напиться мы всегда успеем. Прежде давай поговорим. Расскажи, почему тебя так пугают маски и куклы. Мне ты можешь доверить свои страхи. Только тогда ты освободишься от них, ты же хочешь стать свободным. Не бойся, говори, — она не отрывала от него черных глубоких глаз. У нее был удивительный, завораживающий тембр голоса, — ведь мы же встретились совершенно случайно и скорее всего больше не увидимся, так что мне ты можешь довериться. Давай я тебе помогу. С тобой что-то случилось в детстве, нет, в ранней юности, что-то, что очень сильно испугало тебя, и это было связано с масками. Я права?

— Ну, хорошо, я скажу, — неожиданно Николай заговорил очень быстро, почти взахлеб, как будто давно искал возможность высказаться. Как всегда, когда он волновался, его иностранный акцент сделался весьма заметным. — Я был очень впечатлительным мальчишкой. И вдобавок к этому в ранней юности увлекся различными околорелигиозными штуками. Ведь у нас в Латинской Америке столько всего намешано — и индейские колдуны, и африканские боги, не говоря уже об официальной религии. И я старался все это понять, пропустить через себя, хотя меня предупреждали, чтобы я не лез в эти дела. Но все это казалось мне таким захватывающим. А однажды, когда мне было шестнадцать, один приятель пригласил меня на бдение. Это что-то вроде религиозной церемонии, вот только ее участники, наглотавшись и накурившись всякой дряни, приходят в состояние экстаза и начинают вытворять черт знает что. Это называется выход за границы сознания и общение с высшими силами.

— Но, может, так оно и есть? — спросила Женя. — Откуда тебе знать, что там происходит на самом деле?

— Мне ли не знать! — воскликнул Николай. — Как последний дурак я согласился пойти на это проклятое бдение. О Господи! Я не знаю, что это было, но они заколдовали меня… — его глаза потемнели от ужасных воспоминаний.

Николай снова увидел себя долговязым мальчишкой с выгоревшими на солнце соломенными волосами и пробивающимися усиками. В шестнадцать лет он начал страдать от головокружений и иногда мучился от бессонницы. Врачи говорили, что это от быстрого роста. Действительно, в тот период он мог за месяц вырасти на пять сантиметров.

Вот он робко заходит в старый деревянный сарай на окраине Каракаса. Слышит ритмичное топанье ног по дощатому полу, чувствует острые и пряные запахи, смесь курений, ладана и разгоряченных смуглых тел. Он единственный белый человек на этом сборище. Его дружок в какой-то момент попросту смылся, а Николая удерживает здесь любопытство. Ему дают выпить какую-то крепкую, но довольно приятную на вкус жидкость из глиняной чашки. Очень скоро у него начинает кружиться голова, и он опускается прямо на доски пола. Круг танцующих постепенно сужается вокруг него. С трудом, сквозь слипающиеся веки различает Николай ухмылки на черных и смуглых лицах.

На него надевают тяжелую деревянную маску с узкими щелями вместо глаз, вкладывают в руки примитивную куклу, сшитую из грубой мешковины. Николай запомнил, что ее волосы были сделаны из волокон пальмовой коры и небрежно торчали на макушке. Черные стеклянные глазки злобно поблескивали в темноте.

Николай слышит слова, которые шепчет ему на ухо молодая негритянка с узкими бедрами и пышной, колышущейся в танце грудью, очень хорошо видной в глубоком вырезе платья. Николай чувствует запах пота, исходивший от этой женщины, и видит темные круги под мышками.

— Ты больше не человек, — размеренно покачиваясь, повторяет она, — тебя больше нет, твоя душа переходит в куклу, и ты сам становишься куклой, которая будет делать только то, что скажет ей хозяин. — Она выхватывает куклу из рук Николая и резко кидает ее куда-то в глубину сарая. Николай теряет сознание.

— И это все? — Женя едва ли не силой влила ему в рот сквозь стиснутые зубы немного водки. — Что было потом, ты встречался еще раз с этими людьми?

— Да, — слабо отозвался Николай, — я после заболел, но никто не знал почему. Я никому ничего не рассказывал. Я лежал и не мог ни есть, ни двигаться, даже почти ничего не говорил. Только Алехандро, тот самый мой дружок, понял, в чем дело. Он отыскал и привел ко мне домой одного индейца, который был тогда на бдении. — Николай опять замолчал.

— Ну и что же он сказал тебе?

— Он пришел такой приличный, в белых брюках, в пиджаке, в очках, оказывается, он работал школьным учителем, представляешь! Он все время извинялся… Слушай, пойдем отсюда! — Николай обвел измученным взглядом сомнительное заведение, в котором они сидели. — Я не могу здесь больше разговаривать, мне холодно, я хочу домой.

— К себе домой? Проводить тебя?

— Нет, что ты! Туда я сейчас не могу, поехали к тебе, там я расскажу все, если ты позволишь мне лечь к тебе в постель. Я хочу говорить с тобой, лежа рядом в постели.

— А почему бы тебе не сделать это с твоей женой, возможно, так будет лучше?

— Нет, нет, ей я ничего не могу рассказать. Поехали, пожалуйста!

На такси они доехали до Чертаново, там у Жени была однокомнатная квартира в многоэтажке. Николай обратил внимание на множество развешанных на стенах черно-белых фотоснимков дождя и луж с крупными, похожими на стеклянные пузырями.

Николай проявил необыкновенное упрямство и заговорил, как и обещал, лишь оказавшись в постели с дипломированным психоаналитиком.

— Этот парень сказал, что они просто пошутили. Я-то думал, что попал на сборище полудиких негров и индейцев, а они все оказались людьми с высшим образованием, интеллектуалами, помешанными на мифологии. Они решили сами придумать псевдостаринный обряд и проверить его на каком-нибудь ничего не подозревающем идиоте. Тут-то я им и подвернулся. То есть они сами ни во что это не верили!

Особенностью этого разговора было то, что Николай захлебывался словами, лежа на спине, абсолютно голый. Верхом на нем сидела Женя, он крепко держал ее за полные ягодицы. Они качались в одном ритме, и ей было все труднее следить за его словами. Когда волна наслаждения накрывала ее, Женя теряла нить разговора, а потом опять мучительно ловила ее. Потом Женя оставила эти попытки, как совершенно бесполезные, а Николай все продолжал и продолжал говорить, правда уже на испанском. Его последние слова, сказанные по-русски, были:

— Я бы наверное свихнулся, если бы не встретил Руби.

Кто эта Руби, Женя так и не узнала. Впрочем, картина болезни в общих чертах ей была уже ясна…

…— Ты хочешь сказать, что лечила его чуть ли не сутки? — с довольно мрачной улыбкой спросил ее Егор, когда дня через три она расположилась у него на кухне с чашкой кофе.

— Если честно, то лечение само по себе заняло меньше времени, но в комплексе…

— Могу себе представить этот комплекс. Я был лучшего мнения о твоих нравственных принципах.

— Да брось ты! — рассмеялась Женя. — Иначе он и говорить бы со мной не стал. И потом, учти, что час моего приема стоит двадцать долларов, а тут я мучилась бесплатно. Должна же я была получить хоть какое-то удовольствие.