Читаем без скачивания Гребень волны - Евгений Филенко

– Почему вы ищете падшего ангела, когда и так ясно, что вот он, Чужой Разум, прямо перед нами?! – горестно воскликнул Кратов.

– Где? – громко вопросил Варданов. – Покажите мне его? Не вижу. Вы полагаете, все это – Чужой Разум? – он ткнул пальцем в серо-красное мельтешение на экране видеала. – Чушь! Обычная реакция симбиотических сообществ на грубое вмешательство извне… Курт только что провел ментографирование вашей пчелы. ОНА НЕРАЗУМНА!

– Этого не может быть, – сказал Костя.

– Алармист вы, а никакой не звездоход, – лязгнул Варданов. – Выдумали себе крылатых жукоглазых астрархов, ввергли себя в истерическое состояние и ждете, что мы его с вами разделим. Напрасно! На этой планете нет разума. А есть только флора и фауна. Вы неосмотрительно нарушили благополучие одного из наиболее высокоорганизованных биоценозов. Теперь мы имеем неудовольствие наблюдать его реакцию на вашу ошибку…

– Этого не может быть, – повторил Кратов.

– Прекратите ныть, – поморщился ксенолог. – Если вы немедленно не возьмете себя в руки, по прибытии на базу я просто вынужден буду заявить о вашей профессиональной непригодности. Драйверов, наделенных впечатлительностью кисейных барышень, нам только не хватало!

– Хорошо, – сказал Костя. – Пусть. Алармист, кисейная барышня… Но что прикажете делать с этим? – он кивнул на экран.

– Ничего не делать! Что за неконтролируемые позывы к немедленному, а главное, ничем не мотивированному действию?! Их гонит инстинкт. Пусть лезут напролом. Пусть попробуют корабельную броню на зубок. Я думаю, она очень скоро придется им не по вкусу.

– А как же быть с Маони?..

– С ним быть следующим образом, – жестко сказал Варданов. – Если к моменту его возвращения этот бестиарий еще не рассеется естественным образом, вам придется позаботиться о расчистке местности. Надеюсь, вы еще не утратили вкуса к стрельбе из фогратора?

– По пчелам я стрелять не стану, – сказал Кратов упрямо.

– Отчего же вы не станете?! – язвительно полюбопытствовал Варданов. – Кажется, вы порядком запамятовали условия вашего контракта. Вынужден напомнить: «…обеспечивать безопасность корабля и экипажа». Вот и будьте любезны… Впрочем, если в вашем распоряжении имеются иные средства массового устрашения, окажусь только рад.

Пренебрежительно выпятив нижнюю губу, он потыкал в сенсоры дальней связи.

– Гвидо, как ваши дела? – осведомился он нарочито беззаботным голосом.

– Мои-то дела хороши, – отозвался Маони. – А вот что там творится у вас? Я вижу облако взбаламученного песка…

– Ничего серьезного. Местные обитатели решили нанести нам визит вежливости. Работайте спокойно, к вашему возвращению это бесчинство будет пресечено.

Варданов прервал связь и холодно посмотрел на Кратова, напряженно застывшего в своем кресле.

– Вам что-то неясно, драйвер? – спросил он.

– Да, – сказал Костя. – Мне неясно, куда пропала ваша прежняя осмотрительность.

– Она никуда не пропала. Но в данный момент нет ни малейших оснований для тревоги. Серые пчелы неразумны. Посему эта проблема для меня более не существует.

– Но есть еще красные пчелы.

– Допустим, они есть. И что же? Род пчел может подразделяться на два вида. Вполне обычная картина. Один вид мы в какой-то мере изучили. Завтрашний и несколько последующих дней посвятим поискам биотопа второго вида. А отыскав улей красных пчел, буде таковой имеет место, повторим процедуру исследований. И, по всей вероятности, закроем и эту проблему. Это скучная работа на скучной планете, драйвер. Но мы должны спокойно и хладнокровно довести ее до конца.

– Как угодно, – сказал Кратов потухшим голосом. – Но добывать вам красную пчелу я не поеду.

– Что вы никуда не поедете, я вам обещаю, – усмехнулся Варданов.

– И еще… Я хотел бы поговорить с Куртом.

– Не смею препятствовать. Он у себя в каюте. Идите и выслушайте все из первых уст. Может быть, это принесет вам успокоение.

Костя мысленно сосчитал до пятидесяти. «Это мой старший товарищ, – повторял он про себя. – Он умнее. Он кругом прав. Всегда и во всем. А я – своенравный и глупый наглец. И я буду делать то, что мне предпишут старейшие и умнейшие. И буду занимать то место, какое мне укажут. И не высовываться со своим никому не интересным щенячьим мнением». Раздражение не проходило. Оно лишь интерферировало с черной аурой пустыни. Ничего доброго такая подпитка извне не сулила.

Он вдруг ударил кулаком по подлокотнику кресла – Варданов, с застывшей улыбкой приникший к экрану, вздрогнул и, негодующе нахмурясь, обернулся… Костя встал и быстро вышел, не произнося ни слова.

Уже за дверью, в недосягаемости для посторонних глаз, он остановился и обхватил голову руками.

«Что нужно, чтобы они поняли? Что еще должно произойти?!»

– Курт! – позвал Костя и коснулся сигнального сенсора на двери.

Из каюты не доносилось ни звука.

– Ку-урт! – повторил Костя и побухал кулаком.

Молчание.

– Тогда не говори, что я вломился без спросу, – громко объявил Кратов и решительно открыл дверь.

После коридорного полумрака по глазам резануло ослепительно-ярким светом. Сощурившись, Костя перешагнул через порог. Под ногой что-то противно кракнуло.

Коробка из-под табака. Она валялась на полу, кратовский ботинок обратил ее в лепешку. За ней тянулась дорожка золотистой трухи.

– Курт, – еще раз окликнул Костя, уже совсем тихо.

Он непроизвольно потянул носом. К табачному дыму, рассеянному в воздухе, примешивался совершенно посторонний, незнакомый сырой запах.

Фрост сидел в кресле спиной ко входу. Его рука свисала через подлокотник, выпустив из разжатых пальцев едва дымящуюся трубку, голова завалилась на плечо. Казалось, экзобиолога прямо посреди работы сморил внезапный приступ сна.

Костя деликатно кашлянул и встряхнул Фроста за плечо.

Пальцы погрузились в горячее и липкое.

Странный звук привлек внимание Кратова, пока он в оцепенении разглядывал испачканные пальцы. Словно редкие капли дождя мерно постукивали по полу.

Костя резко крутанул кресло к себе.

Отшатнулся, не сдержав крика.

Со всхлипом набрал полную грудь воздуха – воздух сопротивлялся, никак не желал проходить сквозь передавленное спазмами горло.

Чтобы не упасть, оперся рукой о заваленный бумагами стол. Ноги подсекались, как если бы в них разом лопнули все сухожилия. От пальцев на белой бумаге пролег жирный красный след.

То, что находилось в кресле, Фростом уже не было. Бесформенный обломок черепа, без лица, в лохмотьях кожи и тканей, каким-то чудом державшийся на шее. Вмятая, расплющенная грудная клетка с вывернутыми наружу кусками ребер, словно она взорвалась изнутри, и левое плечо с совершенно уцелевшей рукой… Все остальное обратилось в комья окровавленного мяса.