Читаем без скачивания Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

— Положим, что так, — ответил он. — Вы, как обыкновенно, правильно рассудили. Вы знаете, что я никогда не борюсь против того, чего изменить нельзя, и мирюсь с необходимостью.

— Мне кажется, что отговаривать вас ехать не стоит, это все равно ни к чему не приведет? — спросил я.

— Ровно ни к чему, — ответил он.

— Но, быть может, вы дадите мне время написать милорду… — начал было я.

— И какой, по вашему мнению, последует ответ? — спросил он.

— Да, — сказал я, — вот в этом-то и вся задача.

— Вы видите сами, — сказал мастер Баллантрэ, — что самое умное, что я сделаю, это если я отправлюсь в нью-йоркскую провинцию сам. Да и что говорить об этом! Завтра в семь часов утра экипаж будет стоять у ворот и мы отправимся в путь. Не думайте, что я, как это делают «некоторые люди», велю экипажу ждать меня где-нибудь, ну, положим, на том месте, которое носит название «Орлы», и что я боковыми дорожками стану пробираться к нему; о, нет, я выйду из подъезда и преспокойно усядусь в карету.

Я теперь окончательно рассудил, что мне нужно делать.

— Можете вы подождать меня четверть часа в карете, когда мы приедем в С.-Брайд? — спросил я. — Мне необходимо переговорить с мистером Карлайлем.

— Даже целый час, если вам угодно, — сказал он. — Я понимаю, что вам нужны деньги для путешествия, так как на меня вам нечего рассчитывать, и поэтому не мешаю вам устраивать ваши дела. Вы отлично можете доехать до Глазго верхом.

— Ну, и отлично, — сказал я. — Я никогда не думал, что мне придется уехать из Шотландии.

— Ничего, если вы будете тосковать по родине, так я вас развеселю, — сказал он.

— Мне думается, что путешествие это будет весьма неудачное, — сказал я. — У меня предчувствие, что именно для вас оно скверно кончится.

— Вы можете предсказывать, что вам угодно, я вам не мешаю, — сказал он, — но верить вашим предсказаниям я не намерен.

В эту минуту со стороны Сольвейского залива подул сильный ветер, и крупные капли дождя застучали прямо в окно.

— Знаете ли вы, что предсказывает нам этот ветер? — поддразнил меня мастер Баллантрэ. — Он предсказывает, что некий Маккеллар будет чрезвычайно сильно страдать от морской болезни.

Я ушел к себе в комнату, но я находился в таком возбужденном состоянии, что у меня не было даже и желания спать. Я зажег свечу и сел возле окна. Ветер так завывал и был до такой степени силен, что, несмотря на то, что дом был каменный, он порою даже дрожал; ветер, по-видимому, старался или вырвать оконную раму или сорвать крышу, но, во всяком случае, причинить дому какой-нибудь вред. И в то время, как я сидел и прислушивался к его гулу, мне делалось жутко, и мне в голову приходили такие страшные мысли, что волосы у меня становились дыбом. Я представлял себе несчастного Александра совсем развращенным ребенком, моего патрона — мертвым, или еще хуже чем мертвым, семейный очаг его разрушенным, а миледи Генри повергнутой в отчаяние. Все это, несмотря на то, что на улице было совершенно темно, я, глядя в окно, ясно видел, и в то время как я несказанно мучился этими видениями, ветер все завывал и как бы смеялся над моей бездеятельностью.

ГЛАВА IX

Путешествие мистера Маккеллара с мастером Баллантрэ

Туман был необыкновенно сильный, когда на следующий день экипаж подъехал к нашему дому. Мы молча уселись в карету. В доме лорда Деррисдира ставни были еще закрыты, и это производило крайне печальное впечатление. Когда мы отъехали от дома, мастер Баллантрэ выглянул из окна кареты и, устремив взор свой на мокрые стены и блестящую крышу дома, смотрел на дом, пока он не исчез в тумане. По всей вероятности, ему все-таки было неприятно, что ему пришлось покинуть дом своих предков, или, быть может, у него было предчувствие, что он его никогда больше не увидит? Когда мы вышли на некоторое время из кареты, потому что надо было подниматься в гору, и экипажу легче было подняться на нее без седоков, в то время, как мы по сырой, промокшей земле шли с мастером Баллантрэ рядом, он начал насвистывать, а затем напевать песню, носящую название «Странствующий Вилли», песню весьма трогательного содержания, доводившую многих людей до слез. Слова в песне он несколько изменил, — я слышал, по крайней мере, раньше совсем другие слова, — но мотив был мне знаком. Слова, которые Баллантрэ напевал в ту минуту, были вполне для нас подходящими.

Один стих начинался таким образом:

Отцовский дом, голубчик мой, так полон дорогих мне лиц,Отцовский дом, о, друг ты мой, где в детстве был я счастлив.Ныне, когда на землю свет упал.Дом опустел, огонь потух в камине,Нет больше никого, уж все исчезли,Кто дорог был, кто верен был, кто мил был сердцу мне.

В то время, как мастер Баллантрэ напевал эту песню, я больше прислушивался к звуку его голоса, чем к словам, которые он произносил. Он пел негромко, но голос его так нежно ласкал ухо и так сильно затрагивал душу, что я невольно прослезился.

Мастер Баллантрэ взглянул на меня и, заметив, что у меня на глазах выступили слезы, окончив свою песню, спросил:

— Как вы думаете, Маккеллар, мучают меня когда-нибудь угрызения совести или нет?

— Да, я думаю, что мучают, — ответил я. — Не может быть, что вы настолько испорченный человек, что никогда не сожалеете о дурных поступках, которые вы совершили. Я думаю даже, что если бы вы только пожелали, вы могли бы отлично образумиться и стать еще очень хорошим человеком.

— Не думаю, не думаю, — ответил он. — Вы, по-моему, очень ошибаетесь. Да, впрочем, я этого и вовсе не желаю, мне это вовсе не интересно.

Но, несмотря на то, что он говорил равнодушным тоном, мне показалось, что он вздохнул, когда мы садились снова в карету.

В продолжение всего первого дня нашего путешествия погода была отвратительна, дождь не переставал лить, и туман окутывал всю местность густой пеленой. Нам приходилось ехать все время по крайне болотистой почве. Время от времени из болота до нас доносились крики болотных птиц. Порою я начинал дремать, но очень быстро просыпался, так как мне во сне тотчас представлялись различные страшные события. Так как почва была сырая и колеса экипажа с трудом вертелись, мы ехали медленно; я, сидя в своем углу, ясно слышал, как мои спутники бормотали на совершенно незнакомом мне языке, который производил на меня такое же впечатление, как щебетанье птиц. Временами карета наша останавливалась, и мы выходили из нее, чтобы пройтись некоторое время пешком. Мастер Баллантрэ шел обыкновенно рядом со мной, но ни он, ни я не разговаривали.