Читаем без скачивания Какое надувательство! - Джонатан Коу

Однако два дня спустя случилось такое, что заставило его передумать. Готовясь к окончательному монтажу, он снимал общие планы заводских цехов, когда появился мистер Райли. Его сопровождал аккуратный человек, похожий на крысу, — ему, судя по всему, устраивали экскурсию с показом новейшего оборудования. Заметив Грэма с камерой, они подошли к нему, и мистер Райли попросил прервать съемку: на этом явно настаивал гость. Вблизи Грэм узнал его, хотя видел это лицо много лет назад — в журнальной статье о незаконной торговле оружием с Южной Африкой.

— Не проблема, — сказал он, надевая крышку на объектив камеры. Потом протянул руку: — Грэм Пакард, „Пакард-Промо“.

Незнакомец взял его руку в свою и неуверенно пожал:

— Марк Уиншоу, экспортно-импортная компания „Авангард“.

— Приятно познакомиться. — Грэм повернулся к мистеру Райли. — Новый контракт завариваете? — в лоб спросил он.

Мистер Райли выпятил грудь и ответил со смесью гордости и подобострастия:

— Начало долгих и плодотворных отношений, я надеюсь.

Вот в тот момент Грэм и принял несколько решений, причем мгновенно. Если „Железные изделия“ ведут дела с Марком Уиншоу, означать это может одно: сознавая это или не сознавая, они будут поставлять свои станки для производства вооружений — вероятно, в Ирак, который становился на военные рельсы быстрее остальных стран Ближнего Востока. Судя по замечанию мистера Райли, контракт обещал быть большим и долговременным. Если Грэм устроится на работу в компанию, он получит все шансы, чтобы следить за этой сделкой, а возможно, и накапливать необходимые контакты, — короче говоря, влезет во всю их сеть, которую хотел сделать предметом фильма и которая до сих пор оставалась для него безнадежно недоступной.

Поэтому в тот же день перед тем, как уйти домой, он попросил мистера Райли об аудиенции и, к вящему удивлению и восторгу управляющего, сказал, что пересмотрел свое решение и теперь готов принять предложенную должность. Два следующих года он проявлял себя таким ревностным членом команды, что повышения и дополнительные сферы ответственности следовали одно за другим, пока он не перешел из отдела маркетинга в отдел планирования, оттуда — в отдел расширения, а в 1989 году (вскоре после свадьбы) достиг пика своей карьеры в „Железных изделиях“: ему поручили представлять фирму на Первой Багдадской международной ярмарке военной продукции, открывшейся в апреле, в день рождения Саддама Хусейна.

Тогда же, стоило мистеру Райли и Марку Уиншоу выйти из цеха, Грэм взял камеру и поспешил наверх, в зал совета, откуда открывался превосходный вид на автостоянку и передний двор. К счастью, в зале никого не было. Грэм встал под окном на колени так, чтобы над подоконником оставался только объектив, который он навел на две фигуры внизу: мужчины дружелюбно беседовали и жали друг другу руки перед красным „БМВ“ Марка.

Работа над шедевром кинодокументалистики началась.

— База Квалат-Салех, — говорил Грэм, — состоит из двенадцати подземных авиационных ангаров из железобетона, в которых могут размещаться два десятка самолетов. Взлетают они с подземного пандуса со включенными тормозами и форсажем.

Послушав собственный голос в наушниках, он остался недоволен: невыразительно, неубедительно. Но это лишь тестовый комментарий, чтобы он смог синхронизировать звук и картинку. Когда фильм будет готов, он наймет актера, кого-нибудь известного своими левыми симпатиями, чей голос будет звучать авторитетно и властно. Алана Рикмана хотя бы или Энтони Шера[101]. Конечно, лишь в том случае, если удастся подкрепить проект реальными деньгами; но на этом фронте Грэма переполнял оптимизм. Предварительные разговоры с Аланом Бимишем, главой отдела политики в одной из крупнейших телекомпаний ИТВ, вселили в него надежду. Пока я сижу в этом кресле, сказал Бимиш, я сделаю все от меня зависящее, чтобы фильм поддержали.

Темнело. Грэм включил свет и задернул шторы. Монтажная — в действительности задняя спальня их дома в Эджбастоне — располагалась прямо над кухней, и он слышал, как Джоан внизу заканчивает готовить ужин.

— Трехкилометровые взлетные полосы, — сказал голос с пленки, — были проложены за глиноземными дюнами так, что их можно увидеть только с очень близкого расстояния.

В джипе по пути из Квалат-Салеха к полигону иракский генерал спросил, что Марк по этому поводу думает.

— Неплохо, — ответил тот. — Хотя казармы показались мне довольно уязвимыми.

Генерал пожал плечами:

— Все сразу иметь невозможно. Людей заменить легче, чем машины.

— Вы считаете, эти бронедвери выдержат?

— Думаем, да. — Генерал рассмеялся и положил руку Марку на плечо. — Я знаю, вам хотелось, чтобы мы купили их у британцев только потому, что они дороже.

— Отнюдь. Просто я патриот, вот и все.

Генерал снова рассмеялся — громче прежнего.

За много лет он научился ценить чувство юмора Марка.

— Вы так старомодны, — подначил он. — Мы живем в эпоху интернационализма, и эти базы тому доказательство. Швейцарские шлюзы, германские генераторы, итальянские двери, британские коммуникационные системы, французские ангары. Что может быть космополитичнее?

Марк не ответил. Глаза его прятались за зеркальными очками, в которых отражалась лишь пустыня.

— Патриот! — повторил генерал, снова хмыкнув шутке англичанина.

Испытания прошли шумно, но удовлетворительно. Из бункера, глубоко врытого в песок, они смотрели, как зона обстрела, выполненная в виде колонны иранских танков, взлетела на воздух в оглушительном грохоте: 155-миллиметровые английские самоходки были развернуты более чем в двадцати километрах. Орудия били даже точнее, чем Марк ожидал: он видел, как возбужденно загорелись глаза у генерала, и знал, что сделка пройдет гладко. По пути в Багдад оба пребывали в отличном настроении.

— Знаете, дело не в том, что наш вождь не восхищается вашей страной, — сказал генерал, возвращаясь к патриотизму Марка. — А в том, что ему трудно вам доверять. Для него это такая смесь любви и ненависти. В нашей армии до сих пор действуют уставы, разработанные в вашем Военном колледже. Мы отправляем своих людей проходить подготовку на ваших авиабазах и черпаем опыт у вашего Специального военно-воздушного полка[102]. Лучше британского военного образования нет ничего. Уж я-то это знаю — сам учился в Сандхерсте. Если бы только ваш военный гений подкреплялся благородными намерениями в сфере дипломатии.

Перед тем как въехать в центр Багдада, они сделали крюк и осмотрели химические лаборатории „Дьяла“ в Салман-Паке, где под видом университетских научно-исследовательских корпусов располагался завод по производству нервно-паралитического газа. Сюда Марк приезжал уже в третий или четвертый раз, но и теперь, когда охрана пропустила их через укрепленные ворота и они оказались в одной из лабораторий, масштабы и эффективность работы неизменно поражали.

— Германское машиностроение — лучшее в мире, спору нет, — говорил генерал. — И знаете почему? Потому что немцы не просто нация оппортунистов. В Германии есть люди, действительно верящие в то, чего мы пытаемся достичь в Ираке. Этому британцам стоит поучиться. Мы с вами не в том возрасте, чтобы хорошо помнить, что было до пятьдесят восьмого года, когда почти вся наша техника поступала из Великобритании, однако ностальгировать по тем временам можно. Никакого достоинства в тайных сделках нет. Нам нужны союзники, понимаете? Нам нужны прочные отношения. Вас же интересуют только сделки.

Продолжая экскурсию, генерал объяснил, зачем он снова привез Марка в лабораторию. Их беспокоили побочные воздействия высоколетучих химикатов, и требовалось найти подрядчика, который установил бы им аппараты по очистке воздуха.

— Я рад слышать, что вас так заботит охрана окружающей среды, — сказал Марк.

Его другу эта шутка понравилась, кажется, даже больше шутки о патриотизме.

— Нашим техникам мы должны создавать лучшие условия для работы, — ответил генерал. — В конце концов, они занимаются важными исследованиями в области ветеринарии.

И как бы для того, чтобы нагляднее проиллюстрировать сказанное, на обратном пути к машине провел Марка мимо псарни. Их беседу заглушил вой гончих, на которых собирались испытывать действие нервно-паралитического газа. Ближайшие мусорные контейнеры были доверху завалены трупами их предшественников.

Марку не пришлось долго искать эти воздухоочистители. Он отправился к пожилому немецкому промышленнику, уже поставлявшему оборудование в лабораторию Салман-Пака и доказавшему свою надежность и расторопность. Марку всегда нравилось приезжать к нему в поместье в долине Рейна, где контракты подписывались в величественном кабинете под большим портретом Гитлера в золоченой раме, а чай подавала красивая и юная дочь хозяина. Сегодня же, в знак особого расположения, Марку предложили дополнительное развлечение: промышленник отомкнул шкафчик, в котором стоял старый катушечный магнитофон, подключенный к динамику в радиоле 1930-х годов. Потом включил пленку, и Марк услышал знакомый голос: следующие десять минут изо всех эркеров кабинета, понад летними лужайками, до самого берега искрившейся на солнце реки разносился рев самого фюрера, переполненного ораторским запалом.