Читаем без скачивания Новый Мир ( № 4 2011) - Новый Мир Новый Мир

Для писателей, в той или иной степени принявших постмодернистский дискурс, будь то Павел Пепперштейн, Виктор Пелевин, Владимир Сорокин или порядком недооцененные Белобров с Поповым, работа с мифологемами — дело привычное, обыденное, повседневная рутина. В “жанровом гетто” к этой материи относятся гораздо осторожнее, даже с некоторым пиететом — то ли по старой привычке, то ли в силу ложной солидарности с читателем, простодушно принимающим духоподъемную риторику госчиновников за чистую монету. Случай Олега Дивова для нашей литературы не то чтобы уникален, но не слишком типичен. С одной стороны, писатель, очевидно, чувствует всю иронию ситуации, вымороченность, искусственность сляпанных на живую нитку големов, среди которых нам приходится жить. Однако богатый опыт работы в сфере пиара научил его даже самый безумный концепт преподносить с серьезным, торжественным выражением лица. Эта амбивалентность и привлекает и отталкивает — в зависимости от личной интерпретации конкретных текстов, как это было с романом “Выбраковка”, где одни увидели апологию государственного террора, другие — образцовую антиутопию нового образца, а третьи — воплощение потаенных чаяний.

С другой стороны, писатель весьма последователен в своих убеждениях. Еще несколько лет назад Дивов отмечал в своем блоге: “Нашему поколению — родившимся в 60-х — приходится сполна платить за грехи отцов. Это редкая беда для страны. Из нашего тупика возможен только один выход: порвать и выбросить доставшиеся в наследство счета... — И добавлял: — Проблема одна, но она определяет все. Нужно напитать предлагаемый мировому сообществу бренд „русские” внутренним содержанием. Иначе окажется, что мы продвигаем мыльный пузырь, и он лопнет по той же причине, как некогда СССР, — из-за нехватки связности. При всем искреннем желании воспринимать себя как норму и так же себя презентовать”. С советскими мифами писатель решительно разделался в лубочном цикле “Сталин и дураки”, нарочито стилизованном под диссидентскую, андеграундную прозу семидесятых — восьмидесятых, — и тем самым надолго, если не навсегда, закрыл тему. Теперь настало время для наполнения смыслом новых, постсоветских мифологем — что автор и проделал в “Симбионтах”, первом своем романе за последние шесть лет.

Фабула “Симбионтов” типична скорее для производственной прозы, чем для фантастической — Дивов всегда питал слабость к “приключениям профессионалов”, людей, знающих и любящих свое дело, будь то хоть ремесло ассенизатора (“Вредная профессия”). Есть в этой книге и научно-исследовательский институт микромашиностроения, делающий полезное и важное дело на благо человечества, и честолюбивый директор, эволюционировавший из “эффективного менеджера” в типичного Наполеона Мценского уезда, и простые, открытые парни, каждый день идущие на работу как на праздник, и гениальное открытие, вокруг которого разгорается весь сыр-бор, и даже неизбежная для производственного романа борьба хороших государственников с наилучшими. При этом упомянутый НИИ занимается не чем-нибудь, а микроботами (которых малограмотные журналисты и лукавые пиарщики именуют, разумеется, наноботами — эту практику сознательной подмены понятий автор высмеивает совершенно беспощадно), а характеры героев, как и положено в мифе, заданы одной ярко выраженной доминирующей чертой. Эти герои понятны и в то же время масштабны: типичный карьерист, типичный академик советской закалки, типичный школьник-бунтарь, типичный ветеран КГБ “с усталыми, но добрыми глазами”... В этих характерах нет глубины, нет сбивающей с толку многослойности, нет оттенков и полутонов, герои намертво впечатаны в матрицу мифа, но именно благодаря им умозрительная концепция обрастает плотью. Ну а самый яркий, обаятельный и искренний персонаж этого романа и вовсе не человек, а рой микроботов, тех самых “вертолетиков”, которые не сломаются, не предадут, не спасуют в трудную минуту. Да и визуализируется этот образ отлично...

“Искусство должно зацепить пресыщенный взгляд, не отпугивать сложностью, успеть быстро и задорно проговорить что-то важное предельно простым и приятным языком”, — пишет Александр Гаррос в статье “В когтях у сказки” (журнал “Сноб”, 2010, № 4). Что ж, роман “Симбионты” полностью соответствует предъявленным критериям. Будущее России по Дивову — за молодыми, теми, кто готов начать все с нуля, учесть ошибки прошлого, но не собирается их повторять. Главная задача молодых — прервать дурную цикличность нашей истории, которую Дмитрий Быков в романе “ЖД” классифицировал как извечное несчастье русского этноса. “Бежать. Вырваться. Но бежать так, чтобы потом, вырвавшись, заново вписаться в этот мир. Занять достойное место. И успеть как можно больше сделать, пока окончательный диагноз не прихлопнет тебя”. Наноботы, говорите? То есть, пардон, микророботы, “микробы”? Что ж, символ как символ, ничем не хуже других. Если наполнить его реальным, физически ощутимым, не высосанным из пальца содержанием, возможно, история запнется на этом пригорке и с гулом распрямится, как соскочившая часовая пружина. Безусловно, автор сознательно идеализирует азарт научного поиска, абсолютизирует значимость единичного открытия: “микробы”, созданные энтузиастами из НИИ микромашиностроения, сулят человечеству неисчислимые блага вплоть до физического бессмертия. Но если ты претендуешь на то, чтобы переломить ход истории (или, в более близкой Дивову терминологии, произвести глобальный ребрендинг), на меньшее замахиваться бессмысленно, а то вся затея закончится пшиком.

Дивов непроста выбрал для своего художественного высказывания форму “романа для юношества” и сделал главными героями книги подростков. Детская психика более восприимчива, гибка и мобильна, отливка еще не успела затвердеть, покрывшись мертвой коркой возрастного скепсиса и цинизма. В то же время мышление подростков ближе к мифологическому, себя и мир они видят единым целым. Мысль о том, что во вселенной есть вещи, неподвластные человеческой воле, и таких вещей куда больше, чем представляется, еще не кажется им окончательным приговором. А если мне по силам изменить себя (на самом примитивном, бытовом уровне — сделать вызывающий пирсинг, расписать себя татушками, покрасить хаер в фиолетовый цвет), то почему бы заодно не изменить и мир?.. Хотите повлиять на общественное сознание — обращайтесь к детям. Не обязательно говорить на их языке, это слишком откровенное заискивание, а подростки остро чувствуют чужую слабость и сразу теряют доверие, — достаточно увлечь идеей и не скатиться в занудное морализаторство, не прослыть ханжой. “Молодые и сильные выживут” — так назывался один из ранних романов Олега Дивова. Не только выживут, но и помогут сдвинуть этот мир с места, вернуть бытию ускользающий смысл. Потому что если не они, то кто же?

Василий Владимирский

Санкт-Петербург

КНИЖНАЯ ПОЛКА ЕВГЕНИЯ АБДУЛЛАЕВА

Книжная полка Евгения Абдуллаева

“Поэтическая библиотека”. Совместный проект журнала поэзии “Арион” и издательств “Мир Энциклопедий Аванта+” и “Астрель”, 2008 — 2010 годы.

Феномен поэтической книжной серии, ведущий свое благородное происхождение от приложения к “Золотому руну”, тонких книжек “Акмэ” и “Малой серии” “Библиотеки поэта”, переживает, похоже, не самые лучшие времена.

Серий много. Хотя и не так, как прежде. Забуксовала серия-долгожитель “Пушкинского фонда”. Коммерциализовались “Воймега” и “Поэтическая библиотека” “Времени”. И если “Воймеге” еще удается держать планку, то с серебристых обложек “Времени” порой мило улыбаются настолько случайные лица, что делается неловко и за поэзию, и за солидное в принципе издательство.

Есть серии некоммерческие и вполне качественные. “Новая серия” “Нового издательства”. “Русский Гулливер”. Две серии издательства “Арго-Риск” — “Поколение” и “Воздух”. Две — “Нового литературного обозрения”: “Новая поэзия” и “Поэзия русской диаспоры”... Правда, за исключением “Поколения” и “Поэзии русской диаспоры”, авторы которых выделяются хотя бы по “паспортным” признакам (по возрасту и по нероссийскому месту жительства), все остальные серии ничем принципиальным друг от друга не отличаются: 8 из 10 авторов из одной серии можно легко представить себе напечатанными в другой.

Еще меньше оптимизма вызывают тиражи, от 100 до 1000, что сообщает сборникам изысканный аромат раритетности, но делает их фактически недоступными даже для “толстожурнальной” аудитории — она все же в несколько раз больше (особенно с учетом ресурса magazines.russ.ru).