Читаем без скачивания Роковой мужчина - Элизабет Торнтон

Жилище мистера Прауди нельзя было назвать домом, скорее флигелем недалеко от главных ворот. Ворота были заперты и охранялись двумя привратниками. Он понимал, что ему нечего бояться, даже если его узнают. В конце концов, с него сняли все обвинения. Но от мрачного вида тюрьмы у него мороз шел по коже.

Харпер попытался объяснить это леди Розамунде, да разве станет она его слушать, коли что задумала? Ей взбрело в голову узнать, кто стрелял, хотя какой от этого толк, он не понимал.

Ему следовало настоять на своем, однако он не мог быть резким с женщиной. Стоило дамочкам разглядеть в нем эту слабость, как они начинали вертеть им, как хотели. Вот почему Харпер опасался и избегал этих бестий. Все друзья считали его женоненавистником, хотя на самом деле он таял как воск в их руках. От женщин одни неприятности!

Он вспомнил жену Хью Темплера. «Открой дверь, Харпер», — умоляла она. Он послушался, и в результате их обоих чуть не убили. А жена Джейсона Рэдли? Упросила его поехать с ним в Хемпстед, и что из этого вышло! А теперь еще леди Розамунда показывает коготки.

Он и подумать не смел о том, что скажет шеф, когда узнает об этой милой прогулке.

Дверь отворилась, и из гостиной вышла леди Розамунда в сопровождении смотрителя тюрьмы.

— Можете быть уверены, мистер Прауди, отец узнает об этом, — расточала она комплименты. — Ваше поведение было безупречным, и я обязательно расскажу отцу.

— А его светлость замолвит за меня словечко коменданту?

— Не сомневайтесь, — заверила она его и, повернувшись к Харперу, сказала: — Поехали, х-мм, Джеймс.

Когда они вышли наружу, Харпер сделал глубокий вдох. Он никогда не задумывался о воздухе, которым дышит, пока судьба не привела его в Ньюгейт, где он изображал надзирателя. Конечно, воздух Лондона нельзя было назвать свежим, но по сравнению с Ньюгейтом это был нектар.

Когда они сели в ожидавший их дилижанс, Харпер поинтересовался:

— Что задержало вас?

— Мистер Прауди. Бедняга боится, что его уволят после побега Ричарда. Я пообещала поговорить о нем с отцом.

— И вы поговорите?

— Я же дала слово!

Харпер улыбнулся. Вот что ему нравилось в леди Розамунде — она никогда не изменяла своему обещанию.

Дав кучеру указание ехать на Манчестер-сквер, к дому миссис Трэси, она продолжала:

— Прауди считает, что стрелял ты или Ричард. Конечно, я не могла сказать ему, что он ошибается, поэтому попросила объяснить, почему он так думает. — Она говорила сбивчиво, горя желанием рассказать ему все. — Похоже, всякий раз, когда в тюрьме стреляют, об этом составляется рапорт. Выяснилось, что стреляли не из пистолетов надзирателей. У заключенных оружия, естественно, нет. Понимаешь, что это значит?

— Вижу, в каком направлении работает ваша голова. Вы думаете, что остаются пять человек, которые могли выстрелить. Мы знаем, что это не полковник Мэйтленд, ни вы или я. Значит, это либо ваша подруга миссис Трэси, либо ее деверь.

— Чарльз Трэси, — уточнила Розамунда. Ее глаза сияли.

— Не стоит спешить с выводами. Дело может обстоять не так, как кажется на первый взгляд.

— Я уверена, что это он.

— А почему не миссис Трэси? — упрямо спросил Харпер. Его настораживал ход ее мыслей, он не понимал, куда она клонит.

Розамунда поджала губы.

— Кэлли не стала бы стрелять в Ричарда. Она искренне верит в его невиновность. Кроме того, между ней и Ричардом стояла я, так что она не могла попасть в него, не задев меня. А вот Чарльз Трэси мог.

— Тогда что случилось с его пистолетом?

— Не знаю. Но когда выстрел прозвучал, поднялась всеобщая суматоха. В конце концов, он мог положить его в карман!

— А зачем? Если бы он застрелил шефа и тем самым помешал ему сбежать, его провозгласили бы героем. Не было нужды прятать пистолет.

— Я думала об этом. — В пылу спора она положила ладонь на его руку. — Возможно, он не хотел лишних вопросов, или он как-то связан с Ричардом. Вокруг Чарльза Трэси происходят загадочные события. В прошлом году его брат Джеймс умер при странных обстоятельствах — таково было мнение доктора. Джеймс умеренно выпивал, но он умер один, задохнувшись собственной рвотой после выпитой бутылки бренди. Тетушка Фрэн назвала его смерть даже не странной, а подозрительной. Но от горя у нее помутился рассудок, поэтому мы не приняли ее слова всерьез. Но угадай, кому достались почти все его деньги?

Харпер хмыкнул.

— Чарльзу Трэси, — сказал он таким тоном, словно она заставила его произнести это имя.

Розамунда кивнула.

— Да. Кэлли досталась своя доля, как вдове, но и только. Есть еще кое-что. Чарльз влюблен в Кэлли. Конечно, из этого ничего не выйдет. Он не сможет жениться на вдове брата. Но что, если он избавился от брата, чтобы его жена принадлежала только ему? Хотя, мне кажется, Кэлли его презирает.

— Во имя всего святого, — воскликнул Харпер, — какое отношение это имеет к шефу?

— Пока не знаю. Надеюсь, Кэлли или тетушка Фрэн поможет мне.

Харпер пришел в ужас.

— Вы не можете прийти туда и заявить, что Трэси убийца.

— Я прекрасно это понимаю! Я буду очень осторожна. Смерть Джеймса Трэси меня не очень волнует, если она не связана с Ричардом. Может, перед смертью Джеймс о чем-то говорил с ним. Или Чарльз боялся, что Ричард начнет расследование. Я точно не знаю, но здесь что-то нечисто, Харпер, я чувствую. Если Чарльз Трэси пытался убить Ричарда в Ньюгейте, у него должна была быть на это причина.

«Пора ее приструнить», — подумал Харпер. Но, с другой стороны, в ее рассуждениях было здравое зерно. В самом деле, раз стреляли не надзиратели, кто, кроме Чарльза Трэси, мог сделать это? И зачем это скрывать?

— Вы будете осторожны? — спросил он.

— Слово чести.

— И при малейшей опасности…

— Позову на помощь. Но ничего не случится, Харпер. Если Чарльз там, я и рта не раскрою. — Она крепче сжала руку Харпера и бросила на него умоляющий взгляд. — Если я не выясню этого, то никто не выяснит. Ричард не может показаться в доме Кэлли и в Ньюгейте тоже. Может, ему это и не нравится, но сейчас он зависит от друзей.

Эта маленькая речь окончательно сразила Харпера. Конечно, сказал он себе, некоторые женщины норовят обвести его вокруг пальца. Но иногда они говорят разумные вещи.

Кабинет Питера Драйдена был таким же уютным и растрепанным, как он сам. На полу сгрудились кипы книг, а все поверхности были завалены бумагами. Он, казалось, не замечал царившего вокруг беспорядка. То же относилось и к одежде. Галстук был завязан криво, а пуговицы жилета застегнуты через одну. Но внешняя неряшливость не имела значения, подумал Ричард, потому что в глазах его светилась доброта ко всему роду людскому и прощение человеческих грехов.