Читаем без скачивания Я и Он - Альберто Моравиа

– А почему я – нет? – Тебе лучше посидеть дома. Твое присутствие будет лишним. – Решил уединиться с Проттихой? – Так точно.

Долгое молчание. Наконец в трубке раздается жалобный вопрос: – После заедешь ко мне? Я «наверху». Весь день без вариантов копошился «внизу», сначала с Флавией, затем с Маурицио, и вот хоть теперь полегчало.

– На кой ляд я к тебе поеду? Этим делом я займусь с Мафальдой, так что можешь губы не раскатывать.

– Почему ты такой злой, такой жестокий? Может, мне просто захотелось побыть с тобой? Я же ни о чем тебя не прошу. Только будь со мной чуточку поласковей.

Чувствую, что поддаюсь соблазну и раскисаю. И все-таки отвечаю со злорадством: – Нечего, нечего, ложись спать, хватит зудеть. Созвонимся завтра.

– Пока.

– Пока.

Бедная Фауста!

Вечером того же дня еду в направлении виллы Протти и говорю «ему»: «- Видел? Вот что значит сублимация. Сначала Флавия заигрывает со мной, дразнит меня, делает вид, будто на все готова, но как только я даю тебе волю – шмяк! шмяк! – отвешивает пару таких затрещин, что хоть стой, хоть падай».

«Он» не отзывается. Настроение у «него» паршивое, я знаю. После прокола с Флавией предстоящее общение с Мафальдой лишь усиливает «его» недовольство. Тем более что, выходя из дома, я, так сказать, официально «ему» подтвердил: «- Час настал. На сегодняшний вечер я временно приостанавливаю мой «возвышенческий» эксперимент. У тебя будет возможность установить с Мафальдой, как ты выражаешься, «прямой контакт». Предоставляю тебе полную свободу действий, без каких-либо ограничений».

Это торжествующее заявление я попытался произнести с таинственным и многообещающим видом, точно отец, говорящий сыну: «Ты уже в том возрасте, когда я могу доверить тебе ключи от дома: на, держи и развлекайся за милую душу». Однако, судя по гробовому молчанию, с которым «он» воспринял мой посул, тот «его» нисколечко не прельстил. Хоть «он» меня и уверял, что возраст для «него» не имеет значения, перспектива установить с Мафальдой «прямой контакт», как видно, не очень-то «ему» улыбается. Желая понять, что скрывается под «его» молчанием, я настаиваю: «- Выходит, визит Флавии оказался самым настоящим уроком сублимации».

Задетый за живое, «он» наконец отзывается, точнее огрызается: «- И в чем, интересно знать, заключался этот урок? – В том, что Флавия предпочла низменному наслаждению, которое предлагал ей ты, возвышенное наслаждение, которое вытекало из отказа от самого наслаждения.

– Какое же можно испытывать наслаждение, отказываясь от наслаждения? – Наслаждение властью.

– Ну и где тут власть? – У тебя на бороде. В первую очередь это власть над тобой. А следовательно, и над остальными. Подчеркиваю: власть, а н е властность. Первая присуща «возвышенцам», вторая – «униженцам». Ты – существо властное, но именно потому, что ты такой властный, я начисто лишен всякой власти. Тебе интересно знать, в чем заключается урок Флавии? Отвечаю. Флавия поступилась своей властностью, но взамен обрела полную власть надо мной. Я же не отрекаюсь от властности, по крайней мере ты делаешь все, чтобы я не отрекся, и, естественно, теряю власть над Флавией. Коль скоро дело обстоит именно так, мне остается извлечь из моей властности хотя бы практическую пользу, иными словами, прибегнуть к твоим услугам ради чисто материальной выгоды. Вот и весь урок.

– А чисто материальной выгодой, – ехидничает «он», – попросту говоря, будет режиссура? – Попросту говоря, да. Только не надо ничего упрощать.

– Почему это? – Потому что власть начинается там, где кончается просто болтовня.

– Какое мне дело до власти? Я твердо знаю одно.

– Что? – А то, что после шести месяцев воздержания ты подсовываешь мне старуху.

– Да какая она старуха? Вполне подходящий возраст.

– Во-во. Для кладбища.

– А хоть бы и так? – отвечаю я сквозь смех. – Не ты ли постоянно убеждал меня в том, что увядающая плоть зрелой женщины способна возбуждать не меньше, чем возбуждала ее же терпкая незрелость лет тридцать – сорок назад? Говорил ты это или не говорил? – Говорил, но… – Говорил. А когда я спросил тебя: «Никак на старушек потянуло?» – что ты мне ответил, помнишь? Ты ответил: «Ну, потянуло, а что тут такого?» – Не стану отрицать: было дело. Только многое зависит от обстоятельств. Скажем, в тот вечер, когда под столом ты взял Мафальду за руку, я сразу изготовился. Тогда, в силу обстоятельств, мне захотелось Мафальду. А теперь… – А теперь? – Теперь все как-то заранее известно. Запрограммировано. Да и делается ради одной практической пользы.

– Ну и тогда, если вдуматься, тоже была своя польза – цель, которой я добивался.

– Да, но это было чем-то новеньким. А любая новизна, как тебе известно, всегда кажется бескорыстной и ненадуманной.

– Слушай, может, хватить ворчать? Я же знаю, что ты и на этот раз покажешь класс. Разве нет?» Не отвечает. Все еще дуется на меня. Надо бы дать «ему» возможность излить чувства, а в остальном – довериться «его» неотразимой, почти машинальной готовности. Молча еду дальше. В темноте на дороге ослепительно вспыхивают фары, затем гаснут, снова зажигаются и совсем рядом проносятся мимо. На десятом километре мои фары выхватывают из мрачной размытой перспективы прямой участок черного асфальта, разделенного барьером с красными полосками светоотражающей разметки; а посредине этого участка, там, где к главной дороге примыкает поперечная, – сидящую на барьере женщину. Это проститутка. Одна нога свесилась, другая согнута и уперлась в перекладину. При ярком свете мимолетном замечаю, что на ней мини-юбка; мой взгляд скользит все выше и выше, как шпага, вонзается прямо у нее меж ног – в густую тень, а может, и не тень. Все это я отмечаю про себя с холодной ясностью, затем включаю ближний свет и прогоняю прочь дорогу, красные полосы разметки, асфальт, перекладину, барьер и женщину в сумерках ночи. «Он» тут же вопит нечеловеческим голосом: «- Назад, назад, давай!» Поначалу я, признаться, решил, что на кого-то наехал или что от машины отвалилась деталь. Но вскоре сообразил: я чуть было не упустил девицу на перекладине. Всего-то навсего. Как бы то ни было, даю задний ход: сейчас не стоит «его» сердить, ведь совсем скоро, на вечере у Протти, «он» должен оказать мне известную услугу. И все же я замечаю: «- Ты что, белены объелся? Подумаешь, какая-то шлюшка.

– Нет, она не похожа на других. Ты обратил внимание, как она сидела?» Вот она. Молодая – лет двадцати. Останавливаю машину и высовываюсь из окошка, чтобы получше ее рассмотреть. Брюнетка с черными, слегка раскосыми глазами, напоминающими две бойницы. Скуластое худое лицо, узкогубый рот и резко очерченный нос. Внешне – настоящая индианка. На голове молочно-белый берет, из-под которого торчат темные блестящие волосы. Я уже слишком долго стою, чтобы уехать просто так. Ладно, думаю: поторгуюсь с ней для вида, лишь бы не выводить «его» из себя. Однако не успеваю я и рта раскрыть, как «он» грубо приказывает: «- Нечего тут ля-ля разводить. Сажай ее в тачку и жми домой.