Читаем без скачивания Новгородская альтернатива. Подлинная столица Руси - Андрей Буровский

Уголовное право Пскова вовсе не так уж свирепо. За большую часть вин можно и откупиться, заплатив денежный штраф (продажу). Смертная казнь полагалась всего за несколько самых тяжких преступлений: за «перевет», то есть государственную измену, кражу из Псковского кремля, за поджог и за кражу, совершенную в третий раз.

По московскому Судебнику 1497 года смертная казнь предусматривалась 60 статьями. В английских законах XV века — более чем восемью статьями. В сравнении с этими кодексами Псковская Судная грамота — это прямо песнь торжествующего гуманизма.

По уголовным делам доказательством было предъявление письменных документов, взятие с поличным, представление свидетелей, собственное признание, судебный поединок, извещение в публичном месте — «заклич». «Заклич» считался доказательством потому, что человек в те времена очень уж зависел от соседей и сограждан. Не уверенный в совершенном преступлении не стал бы и публично сообщать о нем — оклеветав кого-то, человек оказывался в слишком неприятном положении.

Судебный поединок и «заклич» трудно считать совершенными формами доказательств. Но судебных поединков со временем становилось все меньше; люди все менее полагались на божественное Провидение, а как-то больше на самих себя и на доказательную базу.

А вот испытания огнем и водой в Пскове не было! Еще по «Русской правде» существовала такая судебная норма: обвиняемый брал в руки раскаленное в костре железо. По характеру ожогов судьи потом проверяли: виновен ли? Считалось, что у невинного ожоги не такие глубокие, не до кости. Возможно, глубокая убежденность невинного в своей правоте как-то ему и помогала, но сколько людей (виновных и безвинных) лишилось рук — это было бы интересно узнать, да вряд ли когда-нибудь узнаем.

Испытание водой проводилось так: связанного человека бросают в реку. Виновный, естественно, не тонет. Невинный тонет, и задача состоит в том, чтобы и убедиться в его невиновности, и успеть выловить: а то признают невиновным уже покойника.

Этих средневековых норм судебного следствия, повторяю, в Пскове не было!

Судебную власть имело вече, господа, назначенные вече судьи, наместники князя и посадники пригородов, псковский наместник новгородского архиепископа и, что самое интересное, — «братчина», то есть гражданское сообщество соседей. Точно так же, как англосаксы выбирают судью и шерифа, выбирают присяжных и умеют судить сами себя, псковичи умели судиться без помощи администрации, своим гражданским сообществом.

В общем, Псковская Судная грамота для той эпохи и продуманна, и сложна, и довольно гуманна. Псковичи жили по более совершенным и добрым законам, чем жители большинства государств тогдашней Европы.

Псков интересен тем, что показывает — русские земли могли развиваться так же, как Новгород: с вечевым строем, со служебной функцией князей, с развитием самоуправления, с личной свободой абсолютного большинства людей.

Государство того же типа, что республики Северной Италии или вольные ганзейские города. Общество того же типа, что в Голландии или в Скандинавии.

Это общество имеет свою этнографическую специфику: русский язык, обычаи славян, православная вера. Но тип-то общества — тот же самый!

Новгород существует словно бы для того, чтобы показать — русские вполне могут быть европейцами независимо от своей этнографии, от особенностей своей истории. Это как живой укор любителям поговорки про «поскреби русского — найдешь татарина». Откуда у них такая уверенность, что татарин — непременно дикое существо и очень хочет жить в бесправном деспотическом обществе, — это особый вопрос.

Ну так вот, Псков — это в еще большей степени пример совершенно европейского типа развития одной из русских земель. Крепкая, самодостаточная экономика, обеспечивающая в основном собственные нужды; но на основе этой экономики — общество с приоритетом законов, уважением к собственности и к личности человека.

Ничего общего с чисто феодальными обществами русского Юга и Юго-Запада — с Киевщиной, с Волынью (там свободными и полными собственного достоинства были в основном члены феодального класса). Тем более ничего общего с деспотическим строем Московии, — похожей больше на Золотую Орду, нежели на Скандинавию.

Интересно, что в Псков нередко переезжали немцы из Прибалтики. В Новгороде жили в основном купцы и приказчики из Ганзы… А вот в Псков немцы охотно перебирались, говоря современным языком, на постоянное место жительства.

Обитатели городов, немцы привыкли жить самоуправляющимися общинами и вряд ли сочли бы нормальным унижение своей личности или вольное распоряжение своей собственностью со стороны князя или государства. В Пскове не было Магдебургского права, которое регулировало жизнь свободного европейского города.[91] Но ведь и Псковская Судная грамота гарантировала равенство людей перед судом и законом, охраняла права собственников и не позволяла знатным и богатым обижать людей почем зря.

Уже в конце XIV, в XV веке немцев и выходцев из немецких торговых городов в Пскове — до четверти населения. Остается предположить, что немцы чувствовали себя здесь вполне комфортно, перебираясь из одной страны Европы в другую, — но не покидая пределов своей цивилизации.

ЧАСТЬ V

Москва и Северо-Запад

Долгожданный суд потомковСлишком поздно настает.Перед нами средь обломковЖизни прерванной полет.

Глава 1

Что такое «раздробленность?»

Оно, пожалуй, с этимПорядок бы и был,Да из любви он к детямВсю землю разделил.Плоха была услуга,И дети, видя то,Давай тузить друг друга,Кто как и кто во что.

Все началось с того, что Ярослав Мудрый перед смертью разделил свою землю. Полоцкое княжество отошло потомкам его старшего сына Изяслава. Осиротелому племяннику Ростиславу выделили Ростовский удел. Пятеро же сыновей получили: Киев и Новгород — Изяслав (старший сын); Черниговщину и Муромо-Рязанскую землю — Святослав; Переяславль и Суздальскую землю — Всеволод, третий сын. Четвертый сын Ярослава — Вячеслав получил Смоленск, а младший Игорь — Владимир-Волынский. Уделы сыновей, внука и племянников откровенно не равнозначны.

Права на княжения, разные по значимости и по богатству, определяла «Лествица» — список князей по старшинству. Теория состояла в том, что все князья составляют единый род Рюриковичей. Старший в роду должен «сидеть» в Киеве, «матери городов русских». Этого старшего в роду все остальные должны были почитать «в отца место» и даже почтительно называть «отец». Всеми остальными городами и областями правили остальные князья… По старшинству.

Киевский «старший стол» занимал старший из братьев, и потом он переходил по старшинству — братьям, а не детям старшего. Так же точно перемещались князья по другим «столам». Умер князь? Его место переходит не к сыну, а к следующему по старшинству брату. Так постепенно и «восходит» каждый Рюрикович к Киевскому престолу: из менее богатой и почетной области в другую, побогаче и познаменитее.

Теория хороша, но такой «очередный» порядок знал очень уж много исключений. Если князь умирал, не побывав на киевском княжении, его потомки навсегда теряли право двигаться верх по «лествице».

Кроме того, княжеский род разрастался. Владения каждого князя дробились, мельчали. На престолах оказывались все более дальние родственники, отношения между ними становились все более запутанными.

Дядя всегда ближе на поколение к основателю рода… Но ведь он далеко не всегда старше по возрасту! Даже дети одного отца могут различаться по возрасту на 20 и на 30 лет, принадлежать к разным поколениям. Старший брат Юрия Долгорукого, Вячеслав, как-то сказал Юрию: «Я уже был бородат, когда ты родился». Устанавливать старшинство делалось все сложнее и сложнее.

К тому же князья вынуждены были править, учитывая интересы не одной «лествицы», а земель и городов, в которых сидели. А земли, случалось, и воевали между собой… Не говоря уже о Новгороде и Пскове, которые сами призывали себе князей и плевать хотели на «лествицу».

В общем, сразу же после смерти Ярослава возник грандиозный бардак. Только первые перемещения совершились по воле Ярослава: в 1057 году (через три года после смерти отца) умер Вячеслав. На его место в Смоленск пришел Игорь, а на место Игоря во Владимире-Волынском сел Ростислав.