Читаем без скачивания Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет - Владимир Георгиевич Фалеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас время, когда этого почему-то нет. Не оттого ли бал правят жадность, нажива, страсть к легкой добыче денег, даже путем жульничества и обмана. Потребитель не хочет думать, кто и как произвел такие желанные для него вещи. Давай! Сегодня и сейчас! Не оттого ли мы получили социально-несправедливое общество с колоссальной разницей в уровнях жизни и доходов?
Великие умы человечества мечтали, что машины освободят людей от тяжелого физического труда и позволят больше заниматься трудом творческим, наукой, искусством, спортом, наконец. Но – полезной, развивающей интеллект и чувство прекрасного деятельностью, а не компьютерными играми. Но пока еще этого нет, пока очень много профессий связано с ручным трудом, общество не имеет права относиться к такому труду неуважительно, или вообще не упоминать о нем. Перекосы в воспитании и небрежение к труду в средствах массовой информации вносят свою лепту в резкое социальное неравенство в нынешней России. Для меня лично советский лозунг «Труд есть дело чести, доблести и геройства» никогда не утратит своей актуальности.
Цибановы жили на Житной. Теперь на месте их двухэтажного домика громоздится нечто стеклобетонное в стиле «хай-тек». А тогда был уютный дворик, маленькая комнатка, диван со слониками на верхней полке, вкусный чай с пирожными. Молодые родители были заняты своими разговорами, а мне давали смотреть картинки и читать книжки.
Другая семья знакомых папы и мамы жила в крохотном домишке в Казанском переулке. Как и у многих тогда, квартира у них была коммунальной. Войдя с улицы, нужно было долго пробираться в полутьме по узкому темному коридору. На стенах висели велосипеды и детские ванночки. Почему-то мне запомнился висевший над соседской дверью портрет смуглого солдата в красной феске с кремневым ружьем за плечами. Теперь я знаю, что это был зуав – солдат французского Иностранного легиона. Мимо него я проходил, изо всех сил вцепившись в папину руку, так было страшно…
Зато как было здорово навещать бабушку с дедушкой!
– Во-о-вчик! – В мамином голосе слышатся веселые нотки. – Собирайся, идем к бабушке!
– А папа?
– И папа с нами! – Сегодня выходной. Конец июня. Жарко. Я быстро надеваю сандалики. Моя правая рука в руке мамы, левая – папы. Замечательно! Можно будет прыгать.
По команде «Раз!» родители подхватывают, я взлетаю, и – через трещину в асфальте, над ямкой, долго-долго не опускаясь (Эти полеты мне будут сниться всю жизнь…)
Тяжелая калитка выпускает нас со двора. Мы идем по нашему переулку в сторону Полянки. Нагретый воздух дрожит над крупными булыжниками мостовой. Из щелей между камнями воробьи выклевывают остатки навоза. У закрытых плотно ворот стоят, покосившись, большие, похожие на головки зеленого сыра гранитные тумбы. К ним извозчики привязывали лошадей, ожидая седоков. Из-под ворот белеют полоски тополиного пуха…Пахнет нагретым камнем и липовым цветом. Мне 4 года. Лето 1936 года.
В кино идут «Веселые ребята», из черной тарелки репродуктора гремит мелодия марша «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» В Москве появилось метро, СССР вовсю строит социализм. Ильф и Петров уже вывели «в свет» своего Остапа Бендера, готовились к поездке в Америку и начали писать сценарий фильмы «Цирк».
Вот и дом 5. Низкие окна полуподвала.
– Папа, а кто здесь живет?
– Сапожник, Петрович. Он твои ботиночки недавно чинил.
Папа тогда не знал, что дом этот знаменит не Петровичем. Недавно, готовя материалы для книги, я узнал, что здесь жил знаменитый русский художник В. М.Васнецов. Достоверно известно, что именно здесь в 1884–85 г.г. он работал над эскизами декораций и костюмов к опере Римского-Корсакова «Снегурочка». Ныне этот и соседние дома куплены ушлыми нуворишами и превращены в офисы. Подробнее об этом в следующей главе.
Мы идем дальше, по Большой Полянке, пересекаем Серпуховскую площадь с паутиной трамвайных путей. Там, где сейчас на углу Люсиновской уютно устроился «Макдональдс», начинается Большая Серпуховская улица. До бабушкиного дома рукой подать. Только вот проскочить страшную вывеску «Зубной врач»…Вот и знакомый дом, я его уже описывал. А встречала нас бабушка так, как только умеют любящие внуков бабушки! Пока она хлопотала с угощеньем, меня занимала тетя Зина. Из библиотеки, где работала, она приносила книги с картинками, читала мне их и интересно рассказывала разные истории.
Следующим летом папа решил отвезти нас с мамой на море. Путевки достать было трудно, отправились «дикарями». Выбор пал на Лазаревское, недалеко от Сочи. Сняли маленькую хибару, но солнце и море компенсировали молодой семье все неудобства. Тут-то и произошел случай, запомнившийся мне, как принято говорить, на всю оставшуюся жизнь.
Утреннее солнце еще не успело сильно нагреть камушки пляжа. Голой попкой малец Вовка удобно устроился на серой гальке. Народу на пляже было немного, только рядом с папой Юрой, мамой Леной и Вовкой сидела такая же молодая семья. Соседи обстоятельно раскладывали на салфеточке принесенную с собой еду. До нас доносился приятный запах домашних котлет с чесночком. Я был увлечен своей игрой с камушками и не обращал на соседей никакого внимания.
Вовкины, то есть мои, родители очень любили плавать. Как вы понимаете, все, что я сейчас рассказываю, много позже описываемой истории поведала мне мама. Хотя, где-то далеко-далеко в глубинах моего сознания, все же смутно видится эта картинка…
Папе с мамой плавать поодиночке не хотелось. Это было неинтересно. Но и оставлять ребенка одного было страшновато – мало ли что…
– А давай попросим соседей присмотреть за Вовкой, – предложила мама, – они удобно устроились, никуда не денутся!
– Но мы их не знаем, – засомневался отец, хотя было ясно, что ему тоже ужасно хочется поплавать.
– Заодно и познакомимся, – продолжала мама, – они с виду ничего себе, молодые и симпатичные. Мама тоже была молода, а опыт, известное дело, приходит позже.
Солнышко поднималось все выше, его блики играли на лениво плескавшихся волнах и звали окунуться…
Папа Юра не выдержал. Он подошел к соседям и попросил присмотреть за малышом, старательно складывавшим горку плоских камушков. За мной, значит.
«А шо», сказал, прожевывая котлету, загорелый соседский папа, «угу!» – что, очевидно означало согласие «присмотреть».
«Мы быстро», – обрадовано сказал папа. Сунув мне какую-то игрушку, в чем вообще-то не было никакой необходимости, так как я был полностью поглощен галькой, родители помчались к воде. Черное море приняло их стройные тела, и они довольно быстро поплыли в сторону Турции. Надо заметить, что плавали родители очень даже неплохо, и удалились от берега довольно далеко.
