Читаем без скачивания Газета День Литературы # 173 (2011 1) - Газета День Литературы

М.Л., О.Р.: Вы – исследователь жизни и творчества Есенина, Клюева, Васильева. Биограф, критик, писатель, какая ипостась вам ближе всего?

С.К.: Я бы назвал себя писателем, работающим на ниве истории литературы. Это была бы самая точная характеристика.

М.Л., О.Р.: Сергей Станиславович, вы – "правый" критик. Скажите, а как вы относитесь к творчеству таких "левых" писателей, как, например, Татьяна Толстая? Читаете ли вы вообще современных писателей? Прокомментируйте состояние литературы XXI века. Какому автору вы отдаёте предпочтение?

С.К.: Знаете, то, что вы назвали, я не считаю литературой вообще. А что касается современной литературы, конечно, я бы сказал, губительную роль сыграло развитие глобальных Интернет-сетей и полностью изменившаяся система книгоиздания, когда доступ ко всему написанному стал практически неограниченным и одновременно очень чётко сегментно разъятым, почему собственно и пропало ощущение единого литературного процесса, и в то же время настало полное обрушение всех критериев и всей системы ценностей. Уже разговаривая с молодыми писателями на эту тему, я сказал, что в эпоху подобного рода перемен всегда надо вспоминать, пожалуй, самую актуальную сейчас древнюю заповедь: "Высеки на камне то, что ты хотел бы оставить потомкам". Как минимум, три четверти из ими написанного тут же улетучилось бы из головы, а над оставшимся человек долго-долго бы думал, на что ему потратить свои физические и душевные силы. Мне думается, эта заповедь сейчас должна быть в подкорке у каждого пишущего, предостерегая от, мягко говоря, ненужных шагов. Я опять-таки могу привести в пример ту же Веру Галактионову, это для меня безусловная величина в современной прозе. Я могу назвать поэтов, таких как Светлана Сырнева, Марина Шамсутдинова, Марина Струкова – я говорю о поэтах своего поколения и более молодых. Конечно, после ухода Юрия Кузнецова в нашей поэзии образовалось такое ощущение провала, которое только на протяжении длительного времени можно будет заполнить, но то, что оставил он, на самом деле долго еще будет осваиваться и изучаться.

М.Л., О.Р.: При нынешнем демократическом строе, на ваш взгляд, существует ли свобода слова? Когда она проявлялась больше: в советское время или сейчас?

С.К.: Я скажу так: для любого пишущего человека свобода мысли, свобода ощущения – это основа его труда. Соответственно, свобода слова – это уже следующая стадия, но здесь возникает один очень интересный момент: если на первый план ставится свобода слова именно в плане свободы, а ответственность за это слово, как говорится, в сознании человека уходит на дальний план, то начинается саморазрушение творческого мира, что мы наблюдали на протяжении последних 20-30 лет с очень многими, даже известными литераторами. Вот этот соблазн надо уметь в себе преодолеть и понимать, какое влияние может оказать твоё слово на тех, кто берёт в руки твою книгу, и понимать, что ты своим словом вносишь в мир: разрушительное, деструктивное начало или ощущение гармонии. Здесь выбор очень точен и, что называется, не переходящ из одного состояния в другое. Вот об этом тоже, мне думается, нужно помнить каждому пишущему.

М.Л., О.Р.: В одном из ваших интервью звучит такая фраза: "Кто не делает выводов, не извлекает уроков из прошлого, тот теряет будущее". Как вы думаете, делают ли выводы современные критики из уроков предыдущего поколения?

С.К.: Тяжёлый вопрос. Многие пытаются делать эти выводы, но у них это не очень хорошо получается. Есть те, для которых никакое прошлое, никакие авторитеты, никакие выводы не указ вообще и понятие "выводы" вообще не для них. Есть люди, которые достигают определённой степени понимания происходящего, определённой степени познания истории, и тогда общая, достаточно безрадостная картина современности всё-таки начинает обретать какой-то объём и необходимую глубину. И на самом деле отыскивается в современности то слово, которое способно эту современность как-то спрессовать, сжать и претворить в некий художественный образ. Мне бывает интересно читать те или иные работы, те или иные критические статьи, но я жду появления критика, который мог бы стать таким безусловным авторитетом для своего поколения и для окружающих его писателей, каким был Вадим Валерьянович Кожинов.

М.Л., О.Р.: В наше время так называемая "гламурная" литература издаётся миллионными тиражами, а критические работы – в десятки раз меньше (а если быть точным, то примерно 1000 экз.). На ваш взгляд, с чем связана такая разница: в попытке государства сделать народ глупым, легко управляемым, превратить его в безвольную серую массу, или же это зависит от выбора самих людей, читателей?

С.К.: Читателем, к сожалению, очень легко манипулировать. Вы сами прекрасно понимаете, что держать себя в состоянии некой аскезы и не кидаться на всё тебя окружающее с жадностью пожирателя гораздо труднее, чем отдаться своим естественным инстинктам. Это касается и выбора литературы. И здесь, конечно, неокрепший, неподготовленный читатель становится самым настоящим объектом манипуляции со всех сторон. Что говорить, всё-таки чувство отбора, чувство какой-то внутренней сосредоточенности, чувство понимания, что такое художественное и литературно-критическое слово, должно воспитываться, этому надо учить с самых ранних лет. Мы действительно сейчас, с одной стороны, присутствуем при ощущении какой-то потери действительно всех мыслимых и немыслимых критериев, а с другой стороны, мы видим, что даже в это смутное и разваливающее само себя время возникают и настоящие писатели, в том числе среди самых молодых, и какая-то содержательная критика, которая действительно уже начинает рождаться в противовес всеобщему хаосу и распаду, потому что действие неизбежно рождает противодействие. И мне думается, я в этом отношении такой сдержанный оптимист, что всё-таки, когда будет пройдена определённая точка невозврата, критическая масса этого "гламурного" хлама перенасытит сама себя, то от неё уже будут просто отшатываться как от чего-то такого, что даже неприлично брать в руки и просто просматривать.

М.Л., О.Р.: Что вы можете сказать об уровне подготовки преподавателей и студентов нашего Армавирского университета?

С.К.: В тех вузах, где отношение к литературе, к слову, к пониманию, что это такое, на достаточно высоком уровне, там действительно обучают серьёзно, вдумчиво, там люди быстро научаются отличать литературу от нелитературы. Но бывает такой поток намеренного сора, который целенаправленно запускается в головы и души молодых. Увы. Мы сейчас живём действительно в разъятом времени, в состоянии такого раскола и разброда внутри самого русского бытия, внутри самой русской жизни. Это, так или иначе, придётся собирать. Вопрос: с какими последствиями, через какое время, и что перед этим придётся пережить. Но я считаю, что мы, делая в меру наших сил, в меру дара, нам отпущенного, всё-таки какое-никакое собирательное действие при этом производим. Кожиновские чтения в Армавирском университете – это всегда праздник для меня. Это встречи и со старыми знакомыми, и с новыми людьми. Это праздник и интеллектуальной мысли, и праздник настоящего отборного слова. Самое приятное впечатление производит студенческая, аспирантская аудитория. Может быть, она ещё не до конца подготовлена, но с такой жадностью, такой чуткостью внимает тому, что здесь происходит, что говорится, что разлито в самой атмосфере этих чтений, что можно только надеяться на то, что действительно это поколение здесь, конкретно в стенах этого университета, будет выращено всё-таки немножко другим.

Александр КУВАКИН ЕДИНСТВЕННОЕ ИМЯ...

Высшая способность человека – мыслить звукообразами.

Никто другой, как поэт, не наделён этим даром в предельной степени.

"Выхожу один я на дорогу. Сквозь туман кремнистый путь блестит…" – кто бы и что ни говорил об отсталости тогдашнего русского общественного устроения, в фундаменте которого – крепостное право, поэт вырывает нас из социума, указуя на небесные смыслы.

Да! "Спит земля в сиянье голубом". Так видит русский поэт. Но это не только его взгляд, это взгляд всего народа, из которого пламенем, искрой он исторгнут.

Поэт и критик Алексей Шорохов утверждает: "Поэт есть дар Божий – дар языку, что по-древнерусски значит одновременно и народу".

Продолжим эту мысль уверенностью в том, что своим поэтом народ причащается вечности.