Читаем без скачивания Женщины - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты делаешь? – спросила Лидия.
Я не смог ей ответить и вышел в переднюю комнату. Моя куртка висела на спинке стула, я взял ее и надел. Выбежала Лидия. В голубом неглиже и трусиках. Босиком. У Лидии были толстые лодыжки. Обычно она носила сапоги, чтоб их спрятать.
– TЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! – заорала она.
– Насрать, – сказал я. – Я пошел отсюда.
Она на меня прыгнула. Обычно она бросалась на меня, когда я был пьян. Теперь же я был трезв. Я отступил вбок, и она упала на пол, перевернулась и оказалась на спине. Я переступил через нее на пути к двери. Она была в ярости, пузырилась слюна, Лидия рычала, скалила зубы. Она походила на самку леопарда. Я взглянул на нее сверху вниз. Безопаснее, когда она лежит на полу. Она испустила рык, и только я собрался выйти, как она, дотянувшись, вцепилась ногтями в рукав моей куртки, потащила на себя и содрала его прямо с руки. Рукав оторвался в плече.
– Господи ты боже мой, – сказал я, – посмотри, что ты сделала с моей новой курткой! Я ведь только что ее купил!
Я открыл дверь и выскочил наружу с голой рукой.
Только я успел отпереть машину, как услышал, что за спиной по асфальту шлепают ее босые ноги.
Я запрыгнул внутрь и запер дверцу. Нажал на стартер.
– Я убью эту машину! – орала она. – Я прикончу эту машину!
Кулаки ее колотили по капоту, по крыше, по ветровому стеклу. Я двинул машиной вперед, очень медленно, чтобы не покалечить Лидию. Мой «меркурий-комета» 62-го года развалился, и я недавно купил «фольксваген» 67-го. Я его драил и полировал. В бардачке даже метелка из перьев лежала. Я медленно выезжал, а Лидия все молотила кулаками по машине. Едва я от нее оторвался, сразу дернул на вторую. Бросив взгляд в зеркальце, я увидел, как Лидия стоит одна в лунном свете, не шевелясь, в своем голубом неглиже и трусиках. Все нутро мне корежило и переворачивало. Я болен, не нужен, печален. Влюблен в нее.
12
Я поехал к себе, начал пить. Врубил радио и нашел какую-то классическую музыку. Вытащил из чулана свою лампу Коулмэна. Выключил свет и сел забавляться с нею. С лампой Коулмэна можно много разных штук проделать. Например, погасить ее, а потом снова зажечь и смотреть, как она разгорается от жара фитиля. Еще мне нравилось ее подкачивать и нагнетать давление. А уж какое удовольствие просто на нее смотреть. Я пил, смотрел на лампу, слушал музыку и курил сигару.
Зазвонил телефон. Лидия.
– Что ты делаешь? – спросила она.
– Сижу просто так.
– Ты сидишь просто так, пьешь, слушаешь классическую музыку и играешься с этой своей проклятой лампой!
– Да.
– Ты вернешься?
– Нет.
– Ладно, пей! Пей, и пускай тебе будет хуже! Сам знаешь, эта дрянь тебя однажды чуть не прикончила. Ты больницу помнишь?
– Я ее никогда не забуду.
– Хорошо, пей, ПЕЙ! УБИВАЙ СЕБЯ! И УВИДИШЬ, НАСРАТЬ МНЕ ИЛИ НЕТ!
Лидия повесила трубку, и я тоже. Что-то подсказывало мне, что она беспокоится не столько о моей возможной смерти, сколько о своей следующей ебле. Но мне нужны каникулы. Необходим отдых. Лидии нравилось ебстись по меньшей мере пять раз в неделю. Я предпочитал три. Я встал и прошел в обеденный уголок, где на столе у меня жила пишущая машинка. Зажег свет, сел и напечатал Лидии 4-страничное письмо. Потом зашел в ванную, взял бритву, вышел, сел и хорошенько хлебнул. Вытащил лезвие и чиркнул средний палец правой руки. Потекла кровь. Я подписал свое письмо кровью.
Потом сходил к почтовому ящику на углу и сбросил конверт.
Телефон звонил несколько раз. Лидия. Она орала мне разное.
– Я пошла ТАНЦЕВАТЬ! Я не собираюсь одна тут рассиживать, пока ты там нажираешься!
Я ей сказал:
– Ты ведешь себя так, будто я не пью, а хожу с другой теткой.
– Это еще хуже! Она повесила трубку.
Я продолжал пить. Спать совсем не хотелось. Вскоре настала полночь, потом час, два. Лампа Коулмэна все горела…
В 3.30 зазвонил телефон. Снова Лидия.
– Ты все еще пьешь?
– Ну дак!
– Ах ты сучья рожа гнилая!
– Вообще-то, как раз когда ты позвонила, я сдирал целлофан с этой вот пинты «Катти Сарк». Она прекрасна. Видела бы ты ее!
Лидия шваркнула трубкой о рычаг. Я смешал себе еще. По радио играла хорошая музыка. Я откинулся на спинку. Очень хорошо.
С грохотом распахнулась дверь, и вбежала Лидия. Задыхаясь, остановилась посреди комнаты. Пинта стояла на кофейном столике. Лидия увидела ее и схватила. Я подскочил и схватил Лидию. Когда я пьян, а она безумна, мы почти друг друга стоим. Она держала бутылку высоко в воздухе, отстраняясь от меня и пытаясь выскочить с нею за дверь. Я схватил ее за руку с бутылкой и попытался отобрать.
– TЫ, БЛЯДЬ! TЫ HE ИМЕЕШЬ ПРАВА! ОТДАЙ БУТЫЛКУ, ЕБ ТВОЮ МАТЬ!
Потом мы оказались на крыльце, мы боролись. Споткнулись на ступеньках и свалились на тротуар. Бутылка ударилась о цемент и разбилась. Лидия поднялась и побежала. Я услышал, как завелась ее машина. Я остался лежать и смотреть на разбитую бутылку. Та валялась в футе от меня. Лидия уехала. Луна все еще сияла. В донышке того, что осталось от бутылки, я разглядел еще глоток скотча. Распластавшись на тротуаре, я дотянулся до него и поднес ко рту. Длинный зубец стекла чуть не выткнул мне глаз, пока я допивал остатки. Затем я встал и зашел внутрь. Жажда была ужасна. Я походил по дому, подбирая пивные бутылки и выпивая те капли, что оставались в каждой. Из одной я порядочно глотнул пепла, поскольку пивные бутылки часто были мне пепельницами. 4.14 утра. Я сидел и наблюдал за часами. Будто снова на почте работаю. Время обездвижело, а существование стало пульсирующей непереносимой ерундой. Я ждал. Я ждал. Я ждал. Я ждал. Наконец настало 6 часов. Я пошел на угол в винную лавку. Продавец как раз открывался. Он впустил меня. Я приобрел еще одну пинту «Катти Сарк». Пришел домой, запер дверь и позвонил Лидии.
– У меня тут пинта «Катти Сарк», с которой я сдираю целлофан. Я собираюсь выпить. А винный магазин теперь будет работать целых двадцать часов.
Она повесила трубку. Я выпил стаканчик, а потом зашел в спальню, повалился на постель и уснул, даже не раздевшись.
13
Неделю спустя я ехал по бульвару Голливуд с Лидией. Развлекательный еженедельник, выходивший тогда в Калифорнии, попросил меня написать им статью о жизни писателя в Лос-Анджелесе. Я ее написал и теперь ехал в редакцию сдавать. Мы оставили машину на стоянке Мозли-сквер. Мозли-сквер – это квартал дорогих бунгало, в которых музыкальные издатели, агенты, антрепренеры и прочая публика устраивают себе конторы. Аренда там очень высокая.
Мы зашли в один из бунгало. За столом сидела симпатичная девица, образованная и невозмутимая.
– Я Чинаски, – сказал я, – и вот моя статья. Я швырнул ее на стол.
– О, мистер Чинаски. Я всегда очень восхищалась вашей работой!
– У вас тут выпить чего-нибудь не найдется?
– Секундочку…
Она поднялась по ковровой лестнице и снова спустилась с бутылкой дорогого красного вина. Открыла ее и извлекла несколько бокалов из бара-тайника. Как бы мне хотелось залечь с нею в постель, подумал я. Но ни фига не выйдет. Однако залегает же кто-то с нею в постель регулярно.
Мы сидели и потягивали вино.
– Мы дадим вам знать по поводу статьи очень скоро. Я уверена, что мы ее примем… Но вы совсем не такой, каким я ожидала вас увидеть…
– То есть?
– У вас такой мягкий голос. Вы кажетесь таким милым.
Лидия расхохоталась. Мы допили вино и ушли. Когда мы шли к машине, я услышал оклик:
– Хэнк!
Я обернулся – в новом «мерседесе» сидела Ди Ди Бронсон. Я подошел.
– Ну, как оно, Ди Ди?
– Недурно. Бросила «Кэпитол Рекордз». Теперь вон той вот конторой заправляю.
Она махнула рукой. Еще одна музыкальная компания, довольно известная, со штаб-квартирой в Лондоне. Ди Ди раньше частенько заскакивала ко мне со своим дружком, когда у него и у меня было по колонке в одной подпольной лос-анджелесской газетке.
– Да у тебя тогда все нормально вроде, – сказал я.
– Вот только…
– Только что?
– Только мне нужен мужик. Хороший мужик.
– Ну так дай мне свой номер, и я погляжу, смогу ли тебе его найти.
– Ладно.
Ди Ди записала номер на полоске бумаги, и я сложил ее себе в бумажник. Мы с Лидией подошли к моему старенькому «фольку» и залезли внутрь.
– Ты собираешься ей позвонить, – сказала она. – Ты собираешься позвонить по этому номеру.
Я завел машину и выехал на бульвар Голливуд.
– Ты собрался звонить по этому номеру, – продолжала она. – Я просто знаю, что ты позвонишь по этому номеру!
– Хватить гундеть! – сказал я. Похоже, впереди еще одна плохая ночь.
14
Мы снова поссорились. Я вернулся к себе, но не хотелось сидеть в одиночестве и пить. В тот вечер проходил заезд упряжек. Я взял с собой пинту и поехал на бега. Прибыл рано, поэтому успел прикинуть все цифры. К концу первого заезда пинта была, к моему удивлению, более чем наполовину пуста. Я мешал ее с горячим кофе, и шла она гладко.
