Читаем без скачивания Темные игры полуночи - Виктор Точинов

Именно в него должно было нанести первый удар…

Славик взял с блюдца маленькую и изящно сделанную шпагу-зубочистку с палец длиной (на блюдце остались лежать еще шесть).

– Филя, сука, – понес он полную отсебятину, обращаясь к восковой фигурке. – Я не верю, что сюда сейчас придет Велиал и сделает с тобой то, что ты заслужил… Но если есть хоть что-то, кроме твоего поганого пуза, хоть какие биополя или ауры – ты почувствуешь, ты не можешь не почувствовать все, что я хочу с тобой сделать… И сделаю!!! Сдохни! Сдохни!!! Сдохни-и-и!!!!!

Стекла задребезжали от крика; он нагнулся внутрь пентаграммы (на мгновение рука со шпагой ощутила легчайшее сопротивление, совсем как тогда, с магнитом) – он прицелился и ударил. Ударил, метясь прямо в основание Филиного пениса…

За долю секунды до удара пентагонон зазвенел – тем же протяжным, переворачивающим все внутри звуком (зацепил ногой? – мелькнуло на краю сознания) – а рука продолжила движение к цели… Секунды и терции непонятным образом удлинялись, и в каждую из них мозг Славика успевал зафиксировать странные изменения вокруг – вот свечи вспыхнули ярко, очень ярко – шпага преодолела лишь полпути к треножнику и фигурке – и тут же погасли, все до одной, словно задутые внезапным порывом ветра – клинок летел вслепую, но на сетчатке глаз еще отпечаталась светло-розовая фигура, и он заканчивал удар по памяти, в то самое место, где только что ее видел…

Лишь когда рука прошла тот уровень, где шпага должна была встретить неподатливое сопротивление воска – прошла и продолжила кажущееся таким медленным движение – еще ниже, и еще – он понял, что треножника и фигурки там нет, внутри пентаграммы – пусто.

Не встретивший ожидаемого сопротивления Славик потерял равновесие и опрокинулся лицом вперед, на ковер внутри пентагонона. Вот только ковра там уже не было.

Раздался громкий, жадно-чавкающий звук, с похожим болотная топь вцепляется в упавшую жертву – раздался и смолк, повторившись металлическим эхом. Пришли тишина и темнота…

Следователю, ведущему дело об исчезновении Зарубина В.А., 1958 г.р., русского, несудимого, Света ничего не рассказала о пентаграмме. Она никак не связывала сверкающий как новенькая монета пятиугольник (черные свечи с него бесследно пропали) с таинственной утратой мужа – опять притащил какую-то ерунду с работы, только и всего.

Для Светы настали черные времена – заначки кончились довольно быстро, а необходимости работать последние пять лет у нее как-то не наблюдалось… Это было ее единственное неудобство от пропажи Славика.

Портреты Славика повисели какое-то время на милицейских стендах, в микрорайоне посудачили о непонятном деле – а потом оно позабылось за другими новостями… Только пятилетний Алешка долго еще плакал ночами в подушку – тихонько, чтобы не услышала мать…

Через несколько лет, когда Славика признали умершим и пришел срок вступать в права наследства, квартиру пришлось разменивать – нашлось еще два наследника первой очереди, дети от первого брака, до сих пор здесь прописанные…

С помогавшими при перезде доброхотами (из числа старых знакомых Славика) Света расплатилась кое-какими из его вещей, до сих пор пылившихся в кладовке…

Валерий Кириллович Филинов, когда-то известный под прозвищем Филя, прибыл глянуть хозяйским оком, как идут дела в бывшем вагончике Славика. (Постепенно он прибрал к рукам все точки в довольно обширной округе.)

Внимание его привлекла интересная штуковина, прислоненная к стене и появившаяся, похоже, совсем недавно. Не замечая вытянувшегося в струнку приемщика, молодого круглолицего паренька, он подошел поближе и стал внимательно рассматривать здоровенный пятиугольник из благородной темной бронзы… Было в этой фигуре что-то, не позволяющее вот так просто отправить ее в переплавку…

– Отнеси-ка эту фиговину ко мне в машину, – процедил он приемщику, не оборачиваясь. – Я ее, пожалуй, домой возьму и…

Он не стал заканчивать – да и к чему, в самом деле, всякой мелкой сошке слишком много знать о планах хозяина?

Филя обладал крайне здоровой, непробиваемой, просто слоновьей психикой, и в жизни не интересовался ничем потусторонним; никаких аналогий пентагонон у него не вызвал. «Хреномантией», как называл это Филя, давно и серьезно увлекалась его единственная дочь…