Читаем без скачивания Театр теней - Клиффорд Саймак

- Прелестная Девушка! - вскричал Лодж.

- Что?

- Прелестная Девушка. Она ведь появилась на экране последней. Неужели не помните? Усатый Злодей спросил, где она, а Деревенский Щеголь ответил, что видел ее в салуне...

- Господи! - выдохнул Форестер. - А Нищий Философ поспешил объявить, что все наконец в сборе. Причем с явной издевкой! Будто хотел над нами поглумиться!

- Вы считаете, что это работа того, кто стоит за Философом? Если так, то он - тот самый предполагаемый шутник. Он и вывел на экран девятого члена труппы - Прелестную Девушку. Но если на экране собралось восемь действующих лиц, ясно, что отсутствующее - девятое - и есть персонаж Генри.

- Либо это и вправду чья-то проделка, - сказал Форестер, - либо персонажи по неизвестной нам причине стали в какой-то степени чувствовать и мыслить самостоятельно, частично ожили.

Лодж нахмурился.

- Такая версия не для меня, Кент. Персонажи - это образы, которые мы создаем в своем воображении, проверяем, насколько они соответствуют своему назначению, оцениваем, а если они нас не устраивают, вытесняем их из сознания, и их как не бывало. Они полностью зависят от нас. Их личности неотделимы от наших. Они не более как плоды нашей фантазии.

- Вы не совсем правильно поняли меня, - возразил Форестер. - Я имел в виду машину. Она вбирает в себя наши мысли и из этого сырья создает зримые образы. Трансформирует игру воображения в кажущуюся реальность...

- А память?..

- Думаю, что такая машина вполне может обладать памятью, - сказал Форестер. - Видит бог, она создана из предостаточного количества разнообразной точной аппаратуры, чтобы быть почти универсальной. Ее роль в создании Спектакля значительней, чем наша; большая часть работы лежит на ней, а не на нас. В конце концов, мы ведь все те же простые смертные, какими были всегда. Только что интеллект у нас выше, чем у наших предков. Мы строим для себя механические придатки, которые расширяют наши возможности. Вроде этой машины.

- Не знаю, что вам на это сказать, - произнес Лодж. - Право, не знаю. Я устал от этого переливания из пустого в порожнее. От бесконечных рассуждений и домыслов.

Но про себя подумал, что на самом-то деле ему есть что сказать. Он знал, что машина способна действовать самостоятельно - заставила же она Щеголя запустить индюшкой в Философа. А впрочем, то была чисто автоматическая реакция, и это ровно ничего не значит.

Или он ошибся?

- Машина могла выпустить на экран персонаж Генри, - убежденно заявил Форестер. - Могла заставить Философа над нами издеваться.

- Но с какой целью? - спросил Лодж. - Если бы у нее появилось такое качество, она держала бы его в тайне. В этом единственная ее защита. Мы ведь можем ее уничтожить. И скорее всего так бы и сделали, если бы нам показалось, что она ожила. Мы бы ее демонтировали, разобрали на составные части, разрушили.

Оба умолкли, и в наступившей тишине Лодж почувствовал, что все вокруг пронизано ужасом, но ужасом необычным. В нем слилось смятение мыслей и чувств, внезапная смерть одного из них, лишний персонаж на экране, жизнь под постоянным надзором, безысходное одиночество...

- У меня больше голова не варит, - произнес он. - Поговорим завтра. Утро вечера мудренее.

- Хорошо, - согласился Форестер.

- Хотите что-нибудь выпить?

Форестер отрицательно покачал головой.

Ему тоже больше невмоготу разговаривать, подумал Лодж. Он рад поскорей уйти.

Как раненое животное. Мы все, как раненые животные, расползаемся по своим углам, чтобы остаться в одиночестве; нас тошнит друг от друга, для нас отрава - постоянно видеть за обеденным столом и встречать в коридорах одни и те же лица, смотреть на одни и те же рты, повторяющие одни и те же бессмысленные фразы, так что теперь, столкнувшись с обладателем какого-нибудь определенного рта, уже знаешь заранее, что он скажет.

- Спокойной ночи, Бэйярд.

- Спокойной ночи, Кент. Крепкого вам сна.

- Увидимся завтра.

- Разумеется.

Дверь тихо закрылась.

"Спокойной ночи. Крепко спите.

Укусит клоп - его давите".

6

После завтрака все они собрались в гостиной, и Лодж, переводя взгляд с одного лица на другое, понял, что под их внешним спокойствием скрывается непередаваемый ужас; он почувствовал, как беззвучным криком исходят их души, одетые в непроницаемую броню выдержки и железной дисциплины.

Кент Форестер не спеша старательно прикурил от зажигалки и заговорил небрежным будничным тоном, словно бы между прочим, но Лодж, наблюдая за ним, отлично сознавал, чего стоило Кенту такое самообладание.

- Нельзя допустить, чтобы это вконец разъело нас изнутри, - произнес Форестер. - Мы должны выговориться, поделиться друг с другом своими переживаниями.

- Иными словами - подыскать разумное объяснение тому, что произошло? - спросил Сиффорд.

- Я сказал "выговориться". Это тот случай, когда самообман исключается.

- Вчера на экране было девять персонажей, произнес Крейвен.

- И кит, - добавил Форестер.

- Вы считаете, что один из...

- Не знаю. Если это проделал кто-то из нас, пусть он или она честно признается. Ведь все мы способны понять и оценить шутку.

- Если это шутка, то шутка отвратительная, - заметил Крейвен.

- Это уже другой вопрос, - сказал Форестер.

- Если бы я узнал, что это просто мистификация, у меня бы камень с души упал, - проговорил Мэйтленд.

- То-то и оно, - подхватил Форестер. - Именно это я и желал выяснить.

- У кого-нибудь из вас есть что сказать? - немного погодя спросил он.

Ни один из присутствующих не проронил ни слова.

Молчание затянулось.

- Никто не признается, Кент, - сказал Лодж.

- Предположим, что этот горе-шутник хочет сохранить инкогнито, проговорил Форестер. - Желание вполне понятное при таких обстоятельствах. Тогда, может быть, стоит раздать всем по листку бумаги?

- Раздайте, - проворчал Сиффорд.

Форестер вытащил из кармана сложенные пополам листы бумаги и, аккуратно разорвав на одинаковые кусочки, роздал присутствующим.

- Если вчерашнее происшествие произошло по вине одного из вас, ради всего святого, дайте нам знать, взмолился Лодж.

Листки вернулись к Форестеру. На некоторых было написано "нет", на других - "какие уж там шутки", а на одном - "я тут ни при чем".

Форестер сложил листки в пачку.

- Что ж, значит, эта идея себя не оправдала, - произнес он. Впрочем, должен признаться, что я не возлагал на нее особых надежд.

Крейвен тяжело поднялся со стула.

- Нам всем не дает покоя одна мысль, - проговорил он. - Так почему же не высказать ее вслух?

Он умолк и с вызовом посмотрел на остальных, словно давая понять, что им не удастся его остановить.

- Генри здесь недолюбливали, - сказал он. - Не вздумайте это отрицать. Человек он был жесткий, трудный. Трудный во всех отношениях такие не пользуются расположением окружающих. Я сблизился с ним больше, чем остальные члены нашей группы. И я охотно согласился сказать несколько слов в его память на сегодняшней панихиде, потому что, несмотря на трудность своего характера, Генри был достоин уважения. Он обладал такой твердой волей и упорством, какие редко встретишь даже у подобных личностей. Но на душе у него было неспокойно, его мучили сомнения, о которых никто из нас не догадывался. Иногда в наших с ним кратких беседах его прорывало, и он говорил со мной откровенно - по-настоящему откровенно, как никогда не говорил ни с кем из вас.