Читаем без скачивания Дорога домой - Линда Ховард

Он не мог думать о будущем. У него не было будущего, у него не было якоря. Он отказывался представлять бесконечную череду дней, ожидающих его. Он не мог представить даже один новый день, не говоря о нескончаемой веренице. День без Анны? Зачем он нужен?

Он был не в состоянии сказать ей, как много она для него значит. Он мог признаться в этом только самому себе. Любовь, как он знал по собственному опыту, была лишь поводом для предательства и отступничества. Если бы он позволил себе полюбить, то сделал бы уязвимыми и разум, и душу. Никто не любил его. Никогда. Этот урок он заучил по самым ранним воспоминаниям, и заучил его хорошо. Его выживание зависело от твердой скорлупы безразличия, которую он нарастил, сформировав еще один защитный слой после слоя брони.

Так как же защита превратилась в тюрьму?

Жаждала ли черепаха освободиться от своего коробчатого панциря, чтобы беспрепятственно убежать? Вероятно, нет, но он оказался не настолько удачлив. Анна сказала, что любит его. И даже если это неправда, своим признанием она давала ему возможность еще какое-то время оставаться с ней. Если бы он отважился на это. Но он не мог, потому что это означало бы потерю нескольких слоев его брони, а такая перспектива наполняла его страхом. Страхом, заложенным в него в самом раннем детстве, и усилившимся за долгие годы жестокого обращения.

Когда Саксон оказался у дверей своей квартиры, он остановился, в замешательстве уставившись на нее, и не осознавая, где находится. Но вот до него, наконец, дошло, что он возле собственной квартиры, и что прошел несколько миль, добираясь до нее. Он стал рыться в кармане, разыскивая ключ.

Саксрн вошел, и квартира встретила его тишиной и застоялым запахом, без всякого намека на теплоту домашнего очага. Анна здесь никогда не бывала, и это чувствовалось. Он с трудом мог выдержать здесь какое-то время. Тут было пусто и темно, как в могиле, и он не мог привнести сюда свет. Единственным светом, который он знал, была Анна, а он согревался им так недолго, отдалив ее своим необузданной вожделением. Он не мог не распускать руки. Он занимался с ней любовью куда чаще, чем когда-то вообще считал возможным. Его плоть восставала снова и снова в жажде невероятной сладости погружения в нее и слияния их тел. Он сделал ее беременной и поэтому потерял.

Как он будет без нее? Без нее он не мог работать, его подмывало наплевать на контракты, на то, выполнена работа или нет. Пропадая на работе целыми днями, он трудился, зная, что она его ждет. Работая столь напряженно, даже если это и отдаляло его от нее, он тем самым обеспечивал возможность заботиться о ней, сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Каждый раз, когда он наращивал портфель ценных бумаг, учрежденный на ее имя, он испытывал глубокое удовлетворение. Может быть, подспудно считая, что эти настойчивые усилия привяжут ее к нему, покажут, что с ним ей будет лучше, нежели с кем-нибудь другим или самой по себе.

Даже на мгновение он не позволял себе подумать, что, возможно, она оставалась с ним только потому, что он обеспечивал ее финансовую безопасность. Если бы он подумал так об Анне, его жизнь лишилась бы смысла. Нет, он всегда знал, что она с неприязнью относилась к этой части их соглашения.

У нее не было никакой причины оставаться с ним. Если она, на самом деле, не любила его.

Впервые он позволил себе задуматься о том, что она сказала. В тот момент был не в силах это воспринять, но сейчас ее слова неуверенно порхали в сознании, как растерянные птички, боявшиеся присесть.

Она его любила.

Он просидел в своей квартире остаток дня и ночь, уйдя в себя слишком глубоко, чтобы нуждаться в свете или звуках, и в какой-то момент во мраке ночи преодолел внутренний барьер. Он чувствовал, что в отчаянной надежде хватается за самый слабый шанс, что нарывается на большие проблемы. Но суровая голая правда состояла в том, что поступить иначе он не мог.

Если Анна любит его, он не может позволить ей пойти на это.

Глава 4

Ночь у Анны прошла хуже некуда. Она никак не могла уснуть. Не надеясь на хороший сон, она все-таки не ожидала, что долгие часы будет лежать с открытыми глазами, уставившись в темный потолок и испытывая почти физическую боль из-за того, что место рядом с ней было пустым. Саксон и прежде много ночей проводил вдали от нее, уезжая в многочисленные командировки, но ей всегда удавалось выспаться. Сейчас, из-за пустоты в душе, той же, как пустота рядом, все было по-другому. Она знала, что будет тяжело, но не думала, что это оставит такую мучительную и грызущую боль. Несмотря на все старания сдержаться, она плакала до тех пор, пока не стало пульсировать в висках, но и тогда не смогла остановиться. И только полнейшее истощение уняло, наконец, слезы, но не боль, не отпускавшую ее всю долгую темную ночь.

Если таково ее будущее, то она не знала, выживет ли, даже если несет ответственность за ребенка. Она думала, что ребенок Саксона, безмерно драгоценный, станет некоторым утешением, когда его уже не будет с ней. И, хотя в будущем, возможно, так и случится, сейчас это нисколько не успокаивало. Она не могла подержать своего ребенка на руках прямо сейчас, и пройдет долгих пять месяцев, до того, как это произойдет.

Так и не сомкнув глаз, на рассвете она поднялась, и приготовила себе кружку кофе без кофеина. Сегодня, как никогда, она нуждалась в том, чтобы подстегнуть себя кофеином, но из-за беременности позволить себе эту роскошь не могла. Так или иначе, она сделала кофе, надеясь, что привычный ритуал одурачит мозг, и, завернувшись в толстый халат, села за кухонный стол, потягивая горячую жидкость.

Дождь тонкими струйками беззвучно струился по стеклу двери на террасу и мелкими фонтанчиками подпрыгивал на мокром камне. Насколько прекрасен был вчерашний день, настолько сегодня непостоянная апрельская погода, под влиянием последнего холодного фронта, стала прохладной и промозглой. Если бы Саксон был здесь, они бы провели утро в постели, уютно устроившись под теплым одеялом и лениво лаская друг друга.

Она мучительно сглотнула, а потом положила голову на стол, потому что горе снова нахлынуло на нее. Хотя после рыданий в глаза словно насыпали песку, оказалось, что выплаканы еще не все слезы, что есть еще место, не заполненное болью.

Она не слышала, как открылась дверь, но звук шагов по каменной плитке пола заставил ее вскочить и торопливо отереть лицо ладонями. Возле нее стоял Саксон, его смуглое лицо было безрадостным и серым от усталости. Она обратила внимание, что он был в той же одежде, что и вчера, хотя от дождя набросил кожаную пилотскую куртку. Очевидно, он так и шел, потому что его темные волосы слиплись, а по лицу стекали струйки влаги.