Читаем без скачивания Преступление доктора Паровозова - Алексей Моторов

Потому что все только и делают, что Вовку нахваливают, а он снисходительно эти восторги принимает. А тут, пожалуй, первый раз в жизни он так прилюдно про меня и такое, ну дела!

— Так нам же соло-гитарист позарез и нужен! Володь, мы же только вчера говорили, что играть некому на соло-гитаре! Что ты раньше-то молчал? Если у тебя товарищ такой, ему путевку сделать можно было, — сказал Юрка.

Ну а теперь Вовка в своем репертуаре: стоит, плечами пожимает, мол, я и забыл, что какой-то соло-гитарист нужен, подумаешь, всего ж не упомнишь.

Не надо, не надо было Юрке при мне про путевку говорить! Оказывается, я мог в этот лагерь поехать, в ансамбле бы играл, да еще в одном отряде с Вовкой был бы!

— А сейчас, сейчас нельзя, чтобы вот… путевку? — пролепетал я дрожащим голосом, а сам думаю: да конечно нельзя, какая там путевка, смена уже началась, поезд ушел, дорогой товарищ.

— Тебя как зовут? — спрашивает Юрка Гончаров, а я от переживаний никак не могу сообразить, как же меня зовут.

— Его Леша зовут, Леша Мотор! — снова Вовка пришел мне на помощь.

— Мотор? — удивился Юрка. — Смешная какая фамилия у тебя, Леша!

Тут Вовка опять за меня говорит, что Мотор никакая не фамилия, а фамилия Моторов, а Мотор — это, значит, кличка такая.

— Тебе бы, Леша, Калмановича насчет путевки поспрашивать, — говорит Юрка. — Его мать сегодня в лагере, она по путевкам главная.

— Точно, — говорит Вовка, — нужно Калмановича найти. Стой здесь, никуда не уходи, я за ним сбегаю.

Взял и правда убежал.

Не устаю на Вовку удивляться: взял и из-за меня побежал! Да, сегодня день какой-то уж совсем необыкновенный!

— Все, мужики, пошли на улицу, пора к обеду готовиться. Закрывай лавочку, Борька, — сказал Юра и ключи тому протянул.

Все дружно двинулись на выход, а я немного отстал и у всех за спиной осторожно гитару пальцем за первую струну подцепил и прислушался. И она мне тихонько ответила…

Калмановичем оказался тот самый Вадик, который был тогда у Вовки на дне рождения, только там он, видимо, себя в незнакомой компании чувствовал скованно, а здесь уж точно нет.

— Ну, давай, что ли, закурим, — говорит Вадик, имея в виду, конечно, мои сигареты. — Слышал, тебе надоело одному в Москве бухать? И правильно, бухать нужно на лоне природы и под строгим надзором, а то мало ли чего, правильно, Генкин?

Произнеся это все, Вадик сразу заржал.

Ага, значит, тот молчаливый крупный полный парень по имени Борис тоже Генкин, наверное, родственник тому завхозу, с которым я сегодня за грузчика работал.

— Ладно, пойдем маман мою поищем, пора из тебя человека делать, — опять рассмеялся Вадик. — Будешь на линейку ходить, по столовой дежурить, за водкой бегать!

Тут уже все закатились, и даже Боря Генкин.

Маму Вадика Калмановича, Маргариту Львовну, мы нашли недалеко от клуба. Это была крупная женщина с фиолетовыми волосами и с какими-то, как и у Вадика, негритянскими чертами лица. Она прогуливалась по аллее рядом с крепким широкоплечим мужиком, о чем-то с ним переговариваясь. Немного в стороне стояли Вовкины родители, мы к ним и подошли.

— Сейчас поедем, — говорит дядя Витя. — Нужно еще Маргариту домой завезти, машину на стоянку поставить и к футболу успеть. А вы чего от Маргариты-то хотите, признавайтесь, что задумали?

— Да вот, — отвечает Вовка, — Леха в лагерь намылился, хочет в ансамбле играть, так мы ее решили попросить.

— Ну что же, дело хорошее, — улыбнулся Вовкин отец. — Попросите, а я рядом постою, для страховки!

Тут и Маргарита Львовна подошла к нам: что, мол, поедем уже? И Вадика своего по головке погладила:

— Поедем мы, сынуль, веди себя хорошо.

А Вадик захихикал и говорит, что Леша тебе кой-чего сказать хочет, и меня к своей маме в спину подтолкнул.

— Слушаю тебя внимательно, лапочка! О чем ты меня хочешь спросить?

Маргарита так строго это слово «лапочка» произнесла, что у меня опять язык отсох.

— Так я… мне бы путевку., на гитаре… — пролепетал я, а Вадик тут же закатился.

— Скажи-ка, лапочка, у тебя родители в нашем институте работают? — спрашивает меня Маргарита.

— В каком нашем институте? — не понял я. При чем тут какой-то «наш институт»?

— Да ты с луны, что ли, свалился? — возмутилась она. — Наш институт — это Первый медицинский институт, лапочка, стыдно не знать! И лагерь от этого же института. А у тебя родители-то врачи?

— Нет, — говорю, — не врачи.

Ну, все, похоже, пролетел я с путевкой. Понятно, здесь нужно иметь родителей-врачей, чтобы в лагерь этот поехать.

— Не врачи? А кто? — продолжает Маргарита Львовна. — Кто родители-то твои?

— Химики, — развел я руками, — и мама химик, да и отец тоже.

А Вадик от такого известия так развеселился, что даже захрюкал. Вот черт, угораздило же меня с родителями, неужели трудно им было врачами стать, я бы сейчас без проблем на такой чудесной гитаре играл…

— Не у нас на кафедре работают? — опять Маргарита Львовна допытывается.

— Нет, — отвечаю, — не у вас.

Тут Маргарита замолчала, посмотрела на дядю Витю, потом опять на меня.

— И что же мне с тобой прикажешь делать, лапочка? Нужно подумать!

Сердце у меня вспорхнуло, как потревоженный воробей. Подумайте, конечно, подумайте, дайте мне путевку, я хороший, я каждый день буду по столовой дежурить, я даже курить брошу, только дайте мне хоть иногда на той гитаре играть!

Видимо, Маргарита что-то почувствовала. Посмотрела на Вовкиного отца и говорит:

— Ладно, пойду с Мэлсом поговорю.

И отправилась снова к тому широкоплечему мужику, с которым пять минут назад под руку прогуливалась.

Вернулась буквально через минуту и говорит, что нормально, есть еще свободные койки в первом отряде, но нужно торопиться, пока кто-нибудь умный их не занял.

Как же мне хотелось прыгать, орать, петь от счастья, расцеловать всех, включая Вадика, но я неимоверным усилием воли сдержался.

— А как зовут начальника лагеря? — тем временем спрашивает Вовкина мама. — Что-то я не расслышала.

— Его Мэлс зовут, то есть — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. — Пояснила Маргарита Львовна. — Так его мама с папой назвали, он, наверное, до сих пор им спасибо говорит.

Все сразу понимающе засмеялись, ну и, конечно, Вадик громче всех.

— Слушай меня, лапочка! — строго сказала Маргарита. — Сегодня суббота, завтра воскресенье. В понедельник делай что хочешь, но до обеда возьми в поликлинике справку, называется 286-я форма. И с этой справкой не позднее пяти часов подъедешь в здание профкома на Большой Пироговке, знаешь, где это?

— Нет, — честно признался я, — но я найду, Маргарита Львовна, найду эту Большую Пироговку, язык до Киева доведет.

— Горе ты мое! — вздохнула она. — Пироговку не знает!

А Вадик присвистнул и пальцем у виска покрутил. Видимо, совсем уж неприлично не знать эту самую Пироговку.

— Значит, так! — терпеливо стала объяснять мне Маргарита Львовна. — Доедешь до «Кропоткинской», а там на пятом или пятнадцатом троллейбусе до остановки «Трубецкая», где за ректоратом, в деревянной избушке, профком и найдешь. Спросишь Александру Мартыновну, я ей позвоню сегодня, скажешь, что от меня. Отдашь ей за путевку двенадцать рублей, да смотри, справку, ради бога, не забудь, и во вторник милости прошу в лагерь, только пусть тебя кто-нибудь из родителей привезет.

А перед тем как мы сели в машину, Вовка отозвал меня в сторону и наказал привезти сигарет и, по возможности, денег.

Кто шагает дружно в ряд?

Так или иначе, но во вторник я бодрым шагом, насколько позволял мне тяжелый чемодан, направлялся пешком от станции Новоиерусалимская в пионерский лагерь «Дружба» от Первого медицинского института.

Естественно, меня никто не провожал, да мне это и ни к чему, потому как и не покурить в дороге, да и вообще я ведь теперь взрослый, мне через десять дней уже пятнадцать стукнет.

Самое главное — я успел утром переложить в собранный накануне чемодан шестьдесят пачек «Примы», купленных мною вечером понедельника в магазине «Военторг» и спрятанных под диваном. Наскоро попрощавшись с мамой, я вывалился с чемоданом на автобусную остановку, полную народа.

— Леха! Ты куда намылился с чемоданом? Тебя что, из дома выгнали? — Это мой одноклассник Витька Ципкин с балкона орет.

Люди на остановке внимательно стали оглядывать меня и мой чемодан.

— Да нет, я в лагерь уезжаю, в пионерский, — кричу я Витьке, — в ансамбле буду на гитаре играть!

— А тебя Агафон вчера весь день искал, сказал, если найдет, то изувечит! — весело продолжал орать Витька. Народ на остановке стал смотреть на меня с еще большим интересом.

— Пусть меня поймает сначала! — так же весело закончил я разговор, потому что уже подошел автобус и нужно было втискиваться в него с чемоданом.