Читаем без скачивания Газета Завтра 190 (30 1997) - Газета Завтра

А. П. Сейчас есть такое мнение, причем не обывателей, или там литераторов, а среди людей, реально планирующих военную стратегию, что России ТОФ не нужен, Черноморский флот не нужен, один адмирал действующий Балтику лужей назвал. Ставка делается только на Северный флот. Вот что это за точка зрения, что за явление, почему вдруг нашлись люди в мундирах, которые считают, что ТОФ себя исчерпал?

В. К. Не знаю, я таких людей среди морских офицеров, среди военных вообще не знаю и не видел. Но если вдруг придется с такими разговаривать, то я скажу: Россия, омываемая морями и океанами, просто обязана иметь у себя силы, защищающие ее со всех этих направлений. И я точно знаю, что подобных мыслей у тех, кто руководит сегодня военно-морским флотом и Вооруженными Силами, нет.

А. П. Тогда как могло случиться, что уважаемый мной Игорь Николаевич Родионов, который ныне в отставке, находящийся, перед этой отставкой, полетев в Японию, во всеуслышание заявлял, будто его как военного человека, как министра русского радует военно-стратегическое сближение Америки и Японии? Я помню, что всегда наращивание военного присутствия Японии в Тихом океане вызывало тревогу у России, у Советского Союза, а также американцы, которые зоной своих интересов объявили Охотское море, — нас возмущали, и вдруг министра обороны радует военно-стратегическое сближение двух несоюзных нам флотов, двух армад, которые в любой момент могут быть обращены против нашей страны.

“Флагман лег на боевой курс, держа в пеленге ракетный крейсер и лодку. Приближался момент удара. Офицеры управления скопились у экрана, вглядываясь в зеленый пульсирующий мир. Зажигались и меркли мелкие импульсы целей — корабли охранения, блокирующие зону стрельбы, мишени в центре квадрата, два китобоя далеко за пределами зоны и “Локвуд”, американский фрегат-разведчик, оттесняемый охранением из района учений.

Планшетисты с мелками, нацепив наушники, на прозрачном разграфленном планшете легкими сухими ударами вели траектории двух “орионов”, назойливо круживших на большой высоте. Американские самолеты, нашпигованные электроникой, уцепились за невидимую точку в небе и ходили кругами, выжигая горючее, посылая на свои береговые базы электронную картину района, репортаж о советских учениях” (из блокнота).

В. К. Не знаю, откуда у вас эта фраза, эта информация. Я вместе с министром обороны был в этой командировке, облетел с ним весь земной шар, посетил все пункты и Америки, и Японии — нигде на эту тему разговор так не шел. Не может нас радовать это, и не говорил такого Родионов. Были другие слова: “Это дело двух государств, это их право”. И добавлялось: “У нас прекрасные отношения с Китаем — ведь вы же не будете против?” Игорь Николаевич очень умный человек, дальновидный, он хороший стратег, и я вам скажу, что он был и безупречный политик. Я с огромным удовольствием прошел эти десять дней под его руководством, но, к сожалению, мы ничего не сдвинули внутри своих Вооруженных Сил по реформам — это наша беда. И моя беда. Разве я не отвечаю за флот Тихоокеанский, за людей, за его боевую мощь? Отвечаю, в первую очередь отвечаю. Просто есть условия, прежде всего финансовые, которые мне руки вяжут, не дают возможности эффективно работать. Но вопрос даже не в том, чтобы мне дать сюда денег побольше, вопрос — разрешить мне в рамках выделенных средств провести мои мероприятия. Но этого разрешения нет. Я за целевое, постатейное выделение денег. Если бы я имел бюджетную величину для флота на год, я бы несколько по-другому флот построил, структурно перестроил его, я бы сделал, чтобы людям было легче. К сожалению, здесь уже не моя прерогатива, а высших органов флотских. Вот такие трудности.

А. П. Но что же все-таки подразумевается, когда мы говорим “военная реформа”? Я по-прежнему как наивный человек, как идеалист — а я им и сейчас остаюсь — считаю, что мы в это слово вкладываем некий положительный смысл, наше желание усовершенствовать флот, экономику, всю жизнь. Что же такое реально представляет собой реформа, как она касается вас на флоте своим крылом?

В. К. Одной фразой отвечу: жить по-человечески и служить по уставу. По-человечески — это значит не на февральской получке находиться во второй половине июля.

А служить по уставу — значит как положено: на корабле, в море. Ведь когда нет топлива — разве это служба? Вот это надо сделать, и это возможно сделать, даже сегодня возможно, когда мы в удавке финансовой.

А. П. И все же, каковы параметры, критерии существования флота? Скажем, эскадры океанской у нас нет, Дахлак не наш, топливо и масла на пределе, весь флот стоит у пирса, у офицеров бушуют души, жены ропщут, оборудование навигационное устарело, космические группировки удается нам вывести в полном объеме или нет — этого не знаю. Но в чем критерий существования флота? Он сжимается, сжимается, сжимается… Что в пределе: последний катер или еще флот? Или это как бы арифметическая сумма железа и какой-то человеческой массы?

В. К. Критерий флота имеет и количественную, и качественную характеристику. Количественная — в его составе боевом, в его людях, а качественная характеристика присуща эффективности решения задач, стоящих перед ним.

А. П. То есть ТОФ удовлетворяет и сегодня этим критериям?

В. К. Безусловно. Отвечает всем необходимым требованиям: от последнего тральщика до морских стратегических ядерных сил.

А. П. И даже управляемость сохраняется?

В. К. Да, наш флот управляем и как самостоятельное боевое объединение, и в составе любой группировки. Сейчас мы совместно с Дальневосточным округом провели небольшие региональные мероприятия — учения, проверили взаимодействие на практике, отработали все свои вопросы.

А. П. Значит, вам удается — и я думаю, на это все направлено — превратить свой флот в минимально возможное нечто, чтобы потом это все опять расцвело. Или нет? Ведь в моем, литературном, мире мы переживаем тоже своеобразную катастрофу: союзы писателей рухнули, многие ушли в политику сумасшедшую, какое-то время просуществовали в качестве общественных лидеров и сгорели дотла на этих своих ролях. Рынок книжный рухнул, и ты сегодня можешь писать шедевры, но критики, которая оценит, уже нет. То есть свои муки налицо, но все-таки, мне кажется, нам удалось сохранить некий ДНК, некий код культурный, вот он сейчас зазимовал, как вирус, в стадии вируса, а чуть потеплеет — опять мы распустимся в культуры. Наверное, и на флоте вот этот ген подобным же образом сохраняется?

В. К. Вы совершенно правы. Этот ген прежде всего в людях. Останутся те, кто верит, что флот нужен России. Таких много, сотни тысяч. Есть, конечно, люди, сломавшиеся морально. Планочка жизненного уровня где-то опустилась — они и не выдержали, упали. Есть такие. Мы их потеряли, можно сказать. Но в своем большинстве люди у нас достаточно упорные, в них как вложили понятие “Родина”, так в них это понятие и остается — как основа всего. Ради шутки, как говорят на флоте: “На шлюпках поднимем флаги, а флот будет!” Это — идея, можно сказать, народная, не пришедшая со стороны, не насильственно кому-то вложенная в уши.

“Летчик, угнездившись в кабине, захлопнул фонарь. Укрылся стеклянным блеском. Стал невидимой частью машины. Слабо зашумело, задуло, одев машину прозрачной рябью. Перешло в нарастающий секущий свист. Из-под брюха ударили синие струи, расплющиваясь об огнеупорную палубу. Самолет окутался копотью, светом. В грохоте колыхнулся, стал отжиматься от сияющих раскаленных опор. Висел в сфере света, в центре огня. Медленно вращал глазницами, уходил за пределы палубы над плещущим морем, выдавливая на воде плоские ямы. И вдруг косо, быстро, снимаясь с невидимой, удерживающей его спицы, понесся, черня и терзая воздух, вонзаясь в тусклую даль. Разом умолкая, превращаясь в маковую росинку. Пусто. Голое море. Оседает шлейф жирной гари. И уже второй самолет, окутываясь ревом и пламенем, балансирует, щупает крыльями воздух, уносится на огненной метле” (из блокнота)

А. П. Мне кажется, что военным, в частности морякам, сейчас морально труднее, чем кому бы то ни было, я даже думаю, труднее, чем конструкторам генеральным, которые что-то там строят — ракеты, корабли, танки,- потому что военные, а особенно моряки, вообще очень наивные люди, потому что большую часть жизни они проводят на морях и не знают жесточайших законов берега. Они наивные, потому что верят в святые символы флага. И теперь, когда рушится Родина, народ, ценности, оборона,- встают вопросы. За что Нахимов воевал? За Крым. Где этот Крым? Зачем Цусима, где погибла эскадра адмирала Рождественского? Ведь это страшно тяжело сегодня офицеру, адмиралу, тяжело морально. Я не говорю о зарплате и прочих бытовых неурядицах.

В. К. Потому-то я и сказал перед этим: тот, у кого моральная планочка оказалась низковата,- тот и выпал из строя. А в основном у большинства, она высокая. Ведь мое место в частях. Я от Камчатки до Хабаровска на самолете все облетал, переговорил и продолжаю общаться с очень многими людьми.