Читаем без скачивания Шанхайский цирк Квина - Эдвард Уитмор

Священник был не то канадец, не то бельгиец. В Токио он приехал так давно, что никто уже не мог точно сказать, откуда именно. Едва оказавшись в Японии, он стал изучать театр. И буддизм, в полном согласии с известной иезуитской традицией, чтобы затем иметь возможность бить противника на его же территории. Он в течение десяти лет постигал догматы буддизма в храмах Камакуры и постепенно согласился с тем, что готические шпили и постоянные землетрясения — две вещи несовместные, научившись гибкости взглядов у гибкого японского бамбука — тоже, видимо, в полном согласии с иезуитской традицией.

Вскоре после того, как он перебрался в Камакуру, поползли слухи, что, возлюбив японскую природу и театр Но, он обратился в синтоизм.

Позже стали циркулировать куда более серьезные слухи насчет того, что он совсем оставил церковь и прошел буддистский обряд инициации.

И под конец его обвинили в сотрудничестве с врагом, а именно в доносах на соотечественников-европейцев.

Перед войной он, судя по всему, регулярно писал на проживающих в Токио иностранцев доносы в Кемпейтай, тайную военную полицию, главную японскую службу, занимавшуюся разведкой и контрразведкой. Из года в год ряд европейцев, знакомых с методами работы Кемпейтай, собирали свидетельства об этой его деятельности. Досье получилось весьма впечатляющим.

Эта история началась, когда отца Ламеро вызвали на допрос в Кемпейтай.

В самом этом факте не было ничего необычного. В то время большинство европейцев, проживавших в Японии, периодически допрашивалось или попадало под наблюдение Кемпейтай. Но допрос обычно проводился под видом какой-нибудь рутинной проверки, а офицер Кемпейтай выдавал себя за гражданского чиновника в госучреждении, куда иностранец приходил по какому-либо формальному поводу. И только если речь шла о человеке, вращавшемся в правительственных кругах и часто ездившем как по стране, так и за границу, например о журналисте, допрос проводил офицер — для пущего устрашения.

Отец Ламеро никогда не выезжал из Японии. Дальше Камакуры он не забирался, и у него не было знакомых среди правительственных чиновников. И все же, когда его вызвали в Кемпейтай, допрос проводил не просто офицер в форме, а генерал в форме, причем не просто генерал, а барон Кикути, герой русско-японской войны 1905 года, которого многие считали самым могущественным человеком во всей тайной полиции.

У журналистов это вызвало удивление, и какое-то время спустя некоторые из них в частной беседе попросили отца Ламеро рассказать о случившемся. Иезуит отвечал в своей обычной манере, прямо и кратко, и пересказал весь разговор слово в слово.

Барон Кикути был крошечным, низкорослым человечком. Отец Ламеро, напротив, был высок и худ, отчего казался еще выше. Потому-то генерал и не встал, когда отец Ламеро вошел в комнату. Он не поднялся из-за огромного стола и лишь указал посетителю на стул. Стул был маленький и низенький, поэтому удобно разместиться на нем гость никак не мог. Отец Ламеро мысленно отметил, что на столе ничего не было, — значит, генерал давал ему понять: незачем заглядывать в досье, он и так знает о священнике все, что нужно.

Генерал говорил отрывисто и резко, используя глаголы и местоимения, подходящие разве что для приказаний, отдаваемых жене, ребенку, слуге или животному. Отец Ламеро мог выбрать один из трех вариантов ответного поведения. Во-первых, принять все эти оскорбления и в дальнейшем отвечать на вопросы так, как подчиненный отвечает начальнику. Во-вторых, перейти в ту же тональность и отвечать оскорблением на оскорбление. Или же не обращать внимания на принятый генералом тон и говорить с ним как с равным себе.

Он выбрал последнее, чтобы показать, что ему нечего скрывать, что он владеет собой вне зависимости от ситуации; этот подход мог показаться генералу слегка унизительным, учитывая тон, который он изначально взял. Уловка сработала — через некоторое время генерал заговорил в той же манере, что и Ламеро.

Садитесь.

Спасибо.

Как давно вы приехали к нам в страну?

Около десяти лет назад.

Чем вы занимались все это время?

Изучал буддизм.

Где?

В Камакуре.

С какой целью?

Для того чтобы получить навыки, необходимые для выполнения моего миссионерского долга.

А почему вы думаете, будто у вас здесь есть миссионерский долг?

Это мой долг перед Богом: он и здесь, и везде.

А то, что вы устроили у себя в доме в прошлую пятницу, ночью?

Я просто собрал у себя тех, кто жаждал получить наставление в вере.

И в пятницу на прошлой неделе тоже?

Да.

И в пятницу полгода назад?

Да.

Почему именно по пятницам ночью?

Наставления в вере обыкновенно даются в пятницу, по вечерам.

Я сказал ночью, а не вечером. Чем вы занимаетесь с этими мальчиками после ваших наставлений в вере, которые, кстати, заканчиваются не слишком поздно?

Иногда мы что-нибудь обсуждаем.

Что?

В основном театр Но.

Случается ли кому-либо из вас разыгрывать роли?

Иногда.

Зачем?

Чтобы показать, что мы имеем в виду.

Вы надеваете костюмы?

Иногда.

Зачем?

Потому что Но — это костюмированная драма.

Вы надеваете маски?

Они — часть костюмов.

Вы танцуете?

В некоторых пьесах Но есть и танцы.

Вы надеваете костюм дракона?

Если это необходимо для сцены, которую мы разыгрываем.

Не мы, а вы лично. Вы надеваете костюм дракона?

Если это необходимо для сцены, в которой я участвую.

А кто надевает костюм принцессы?

Тот, кто играет ее роль.

То есть один из мальчиков?

Не обязательно.

Ладно, допустим, вы и принцесса танцуете. Что в этот момент делают остальные мальчики?

Выступают в роли хора и музыкантов.

То есть они просто сидят вокруг и смотрят? Они что-нибудь говорят? Напевают? Исполняют музыку?

Они исполняют партию хора и играют на инструментах, принятых в театре Но.

На музыкальных инструментах, вы говорите?

На барабане. На флейте.

А после танца?

После легкой закуски они расходятся по домам.

Всегда?

Да.

Но иногда ваши представления затягиваются, и они расходятся далеко за полночь?

Бывает и так.

Уже под утро?

Если нам попадается длинная пьеса.

Длинная пьеса, прошипел генерал, подавшись вперед над столом. Он оперся подбородком на руки и пристально посмотрел на отца Ламеро. Вы — хорошо разбираетесь в искусстве Но?

Я изучал его.

Вы один из лучших западных экспертов, занимающихся Но, так?

Возможно.

Значит, вы понимаете японскую культуру и отдаете себе отчет в том, что японский воин не допустит, чтобы иностранец распространял в его стране свое чуждое тлетворное влияние.