Читаем без скачивания Прекрасная незнакомка - Даниэла Стил

– А сколько детей хотела бы ты, Рафаэлла, иметь, когда будешь взрослая? – Он всегда без запинки произносил ее имя, что было ей приятно. Ведь американцу трудно это имя выговорить.

– Я уже взрослая.

– Да ну? В восемнадцать-то лет?

Он весело взглянул на нее, но что-то непонятное ей просвечивало в его взоре. Некая усталость, старость, мудрость, печаль, словно он, к примеру, вспоминал сейчас о своем сыне. Он уже поведал ей о нем. Она же рассказала ему про своего брата.

– Да, я взрослая. И собираюсь поступить осенью в Сорбонну.

Они улыбнулись друг другу, и ему не без усилия удалось сдержать себя и не поцеловать ее незамедлительно.

Прогулка продолжалась, и он раздумывал, как бы сделать предложение и не сошел ли он с ума, раз решился на это.

– Рафаэлла, ты не подумывала о том, чтобы поступить в колледж в Штатах?

Они медленно шли вдоль Сены, обходя детей, она задумчиво обрывала лепестки с цветка. Но вот взглянула на спутника и покачала головой:

– Едва ли получится.

– А почему бы нет? Английским ты владеешь отлично.

Вновь она отрицательно повела головой, вновь взглянула на него, в глазах стояла печаль.

– Мама ни за что не отпустит меня. Там… там все слишком не похоже на привычный ей уклад. И это так далеко…

– А тебе по нраву этот уклад? Отец твой живет совсем иначе, чем она. Подойдет ли тебе существование в такой вот испанской манере?

– Сомневаюсь, – сказала она прямо. – Но боюсь, выбора мне не предоставлено. По-моему, папа всегда хотел привлечь Жюльена к делам своего банка, а это соответственно предполагало, что я буду в Испании вместе с мамой.

Провести всю оставшуюся жизнь в окружении дуэний… Мысль о такой перспективе для нее была ему невыносима. Даже на правах друга он желал ей большего. Хотелось видеть ее вольной, оживленной, смеющейся, независимой, а не погребенной в Санта-Эухении вместе с матерью. Не годится такое для этой девушки, чувствовал он душой.

– Тебе, по-моему, не стоит на это соглашаться, если у тебя самой нет такого желания.

Она ответила ему улыбкой, в которой читались послушание и девичья мудрость:

– В жизни существуют обязанности, мистер Филипс.

– Не в твоем же возрасте, малышка. Слишком рано. Ладно, кое-какие обязанности есть. Например, ходить в школу. И слушаться родителей в достаточной мере. Но ты не обязана перенимать чужой уклад, если тебе не нравится такая жизнь.

– А тогда какая? Ничего другого я не знаю.

– Это не довод. Тебе хорошо в Санта-Эухении?

– Иногда. А иногда нет. Порой я нахожу всех тамошних дам нудными. А маме они по сердцу. Она даже берет их с собой в путешествия. Разъезжают целым табором, едут себе в Рио, и в Буэнос-Айрес, и в Уругвай, и в Нью-Йорк; отправится мама в Париж, так и то в их сопровождении. Они постоянно напоминают мне девочек в пансионе, такие… они… – взгляд ее огромных глаз был извиняющимся, – такие они глупые. Правда ведь?

Отвечая на ее взгляд, он согласно кивнул:

– Пожалуй, отчасти так, Рафаэлла…

При этих его словах она замедлила шаги, остановилась и обратила свое лицо к нему, искренняя, совершенно не отдающая себе отчета в собственной красоте; ее стройная изящная фигура склонилась к нему, глаза смотрели в глаза столь доверчиво, что он побоялся сказать больше.

– Да?

Тут выдержка оставила его. Сил не было терпеть. Пришлось…

– Рафаэлла, дорогая, я люблю тебя…

Такие слова столько раз раздавались шепотом в тихом воздухе Парижа… Четко обрисованное, выразительное лицо Джона Генри приблизилось перед тем мгновением, когда он поцеловал ее.

Губы его были ласковы и нежны. Язык ощупывал ее рот, словно от бесконечного голода по ней, но и ее губы тесно прильнули, руки обхватили его шею, она прижалась к нему всем телом, так что вскоре он со всей предупредительностью отстранился, не желая дать ей понять, какое нестерпимое желание он испытывает.

– Рафаэлла… Как долго я желал поцеловать тебя.

Он поцеловал ее снова, и она улыбнулась от удовольствия, которого он прежде никогда не читал на ее лице.

– А я тебя.

Тут она опустила голову, как школьница.

– Влюбилась с первой встречи.

И смело улыбнулась ему.

– Ты такой красивый.

Теперь она его поцеловала. Взяла за руку, чтобы, казалось, повести дальше вдоль Сены, однако он покачал головой и задержал ее руку.

– Прежде нам надо кое о чем договориться. Ты не прочь присесть? – И направился к скамейке.

Она пристально взглянула, и что-то насторожило в выражении его глаз.

– Что-нибудь не так?

– Нет-нет, – усмехнулся он. – Но если ты, малышка, думаешь, будто я отправился с тобой просто миловаться, как говаривали в былые времена, ты ошибаешься. Мне нужно спросить у тебя нечто, и целый день я боюсь это сделать.

– А что именно? – И сердце ее застучало, а голос стал совсем тихим.

Он смотрел на нее какое-то время, показавшееся бесконечностью, крепко держа ее руку в своей.

– Выйдешь ли ты за меня замуж, Рафаэлла? – Расслышав ее короткий вздох, он закрыл глаза и вновь поцеловал ее, затем медленно поднял взгляд, увидел слезы на ее ресницах и улыбку, какой прежде не замечал у нее.

Улыбка делалась все шире, последовал кивок:

– Да… Я согласна…

Свадьба Рафаэллы де Морнэ-Малль-и-де Сантос-и-Квадраль и Джона Генри Филипса IV прошла с редчайшим размахом. Состоялась она в Париже. Был дан завтрак на двести персон в день гражданской церемонии, обед для полутораста родственников и «ближайших друзей» тем же вечером, а назавтра более шестисот человек явилось на венчание в собор Парижской Богоматери. По общему мнению, более роскошного празднества и приема нельзя было припомнить. Знаменательно, что удалось достичь соглашения с прессой, что в обмен на полчаса, в которые Рафаэлла и Джон Генри покажутся перед фоторепортерами и ответят на имеющиеся вопросы, их на все дальнейшее время оставят в покое.

Свои отчеты о свадьбе поместили «Вог», «Вименз вир дейли», а на следующей неделе и «Тайм». Во время бесед с журналистами Рафаэлла в полном отчаянии вцеплялась в руку Джона Генри, глаза ее казались еще больше и темнее на побелевшем как снег лице.

Именно тогда он дал обет оградить ее впредь от бесцеремонного надзора прессы, не желая кому-либо позволять входить с ней в контакт, если это ей мешает или досаждает. Он учитывал, что смолоду ее оберегали со всей заботливостью. Сложность составляло то, что Джон Генри был тем человеком, который постоянно вызывает неусыпное внимание прессы, а когда выяснилось, что новобрачная на сорок четыре года моложе, его жена тоже попала в центр внимания. О состоянии и могуществе Джона Генри почти не было известно, и в восемнадцатилетнюю дочь маркизы и виднейшего французского банкира не очень-то верилось. Уж больно походило это на волшебную сказку, а не бывает волшебной сказки без волшебной принцессы. Однако благодаря усилиям Джона Генри она пребывала в надежном укрытии. Дружно соблюдали они конспирацию столь долгий срок, что это могло показаться невероятным. Рафаэлла даже ухитрялась два года посещать занятия в Калифорнийском университете в Беркли, и это сошло незамеченным.