Читаем без скачивания Золото Колчака - Михаил Родионов

План по древесине не выполнялся. На лесоповале уже работали и блатные. Но люди были настолько истощены, что выполнить поставленные задачи уже не представлялось возможным. Начальство ругалось, материлось, обещало всех расстрелять, но никто уже не боялся. Иногда казалось, что смерть – это и есть избавление от Ада. Солдаты на вышках страдали не меньше.

Постепенно в ход пошли собаки. Сначала ночью исчезла одна. Начальник сделал вид, что ничего не заметил, и через пару месяцев в лагере не осталось ни одной сторожевой собаки. В лесу рубили еловые ветки и заваривали их в кипящей воде. Эту горячую воду можно было пить всем без исключения и в любом количестве, но, кроме согревания на несколько минут, она ничего не приносила.

В это тяжелое для всех время в лагерь прибыла группа особых заключенных. Это были беспредельщики с соседней зоны. Там заключенные устроили голодный бунт, и начальство зоны заключило договор с местным смотрящим, чтобы тот успокоил людей любым способом. Блатным развязали руки, и они принялись наводить порядок своими способами. Людей резали, забивали насмерть. За это им давали пайки погибших. Но заключенные все равно отказывались выходить на работы.

Пришлось вызывать роту НКВД. Те только что вернулись с фронта для переформирования. Им не нужно было объяснять дважды. Они заехали на территорию лагеря, вытащили пулеметы и установили их на плацу. Туда же согнали заключенных и без долгих разговоров всех расстреляли. Само собой, беспредельщики в общий список расстрелянных не вошли. Зону закрыли, а уголовных отморозков перевели в лагерь, где отсиживал свой срок Михайлов.

Прибывшие очень скоро перессорились со своими блатными братьями и теперь держались отдельной агрессивной группой. Всем было понятно, что на зоне должны были произойти какие-то изменения. Кто одержит верх в этой борьбе, было неясно. С одной стороны, был смотрящий со своими людьми, а с другой – сплоченный коллектив бандитских авторитетов-беспредельщиков. Благодаря своему натиску, их группа питалась намного лучше, чем все остальные. Они запросто отбирали продукты у ослабленных людей, и порядка на зоне теперь не было. Все кадровые военные из лагеря ушли добровольцами на фронт, и сейчас у политических не было той мощи, которая раньше помогала сдерживать уголовный беспредел в лагере.

Однажды очередь дошла и до друзей Михайлова. В столовой у них отобрали весь мизерный паек хлеба, который выдавался на целый день, а это означало, что, возможно, завтра уже их станет меньше. Друг Михайлова попытался отбить часть хлеба, но уголовники набросились на него и стали забивать ногами. Тот пытался закрывать голову руками, но урки просто озверели. Они ничего не видели, кроме жертвы, которая лежала у них в ногах и мешала им сытно провести день.

Михайлов понял, что если сейчас не вмешаться, то, скорее всего, того просто убьют. Он вытащил из валенка один из своих заказанных ножей и со всей силы вонзил его в ногу ближайшего блатного. Тот громко вскрикнул и отскочил в сторону. Михайлов умудрился порезать еще одного зека, и теперь все внимание было переключено на него. Уголовники окружали его и зловеще ухмылялись:

– Ну, паскуда, прощайся с жизнью. Не посмотрю, что старик, – все кишки выпущу и заставлю все это сожрать.

Всем было понятно, чем это должно было закончиться, но раздался сигнал к построению на работы, и беспредельщики медленно потянулись к выходу:

– Сегодня вечером решим нашу терку. Лучше сразу вешайтесь, до утра вы не дотянете, гниды паршивые.

Михайлов смотрел на свои окровавленные руки и думал о том, что он наделал. То, что теперь до утра они не доживут, ему было ясно, но, с другой стороны, его друг был жив, и у них оставался впереди еще целый вечер жизни. Хлеб у них все равно забрали, и получалось, что их жертва была напрасной. Когда он сидел в карцере, то время тянулось, как резиновое, и каждая минута казалась вечностью, а теперь время стремительно летело, и ничего нельзя было изменить. «Вот ведь как устроено в жизни, – думал он. – Нет, чтобы все наоборот, как было бы здорово». Он помог подняться на ноги своему другу, и, шатаясь, они направились на построение. Когда они шли к своим местам, то весь путь их провожали злые взгляды блатных. Казалось, что весь мир ополчился против них, и шансов на дальнейшую жизнь у них не оставалось.

– Я сегодня вечером на забор пойду, – внезапно произнес друг. Михайлов вздрогнул от неожиданности. За столько лет их совместного существования он первый раз услышал от него такую длинную фразу.

– Нет. Забор – это быстрая смерть. Это всегда успеется. У меня есть план, и, если он сработает, то мы с тобой еще поживем.

– Что требуется от меня?

– Не ходить на забор и делать все, что я скажу. Терять нам все равно нечего.

Отряды расходились на работы, и, проходя мимо Михайлова, некоторые зеки угрожающе подмигивали ему:

– Ты не забыл, у нас встреча вечером? Ты там подготовься уж получше и дружка своего не забудь взять, чтобы не бегать потом по всему бараку за ним…

Михайлов молчал. Он по привычке смотрел в землю. Его скрюченное тело, казалось, еще сильнее наклонилось к земле, и, если бы не маленькая палочка, которая его поддерживала, то, скорее всего, он не смог бы не только ходить, но и стоять.

– Ты это, когда пойдешь к ним, то дай мне свою телогрейку. Тебе-то она больше не понадобится, а мне в самый раз будет, – услышал он у себя над здоровым ухом.

– А мне – валенки, ты же в портянках сумеешь дойти до них. Там быстро все произойдет, ты даже не успеешь замерзнуть. А хочешь, я тебе свои носки дам, чтобы не босиком идти?

– У тебя же еще рубашка была, вроде? Если кто спросит, то скажи, что уже обещал мне отдать…

Рядом стоявшие зеки делили одежду Михайлова, как будто он уже был мертв. В течение минуты они все распределили. Это было настолько обычным, что ни у кого и мысли не возникло, как дико это все звучало со стороны.

Михайлов ничего не ответил. Он направился на свое привычное рабочее место и принялся точить топоры. Со стороны было хорошо заметно, как он нервничает. Он все время оглядывался и прислушивался ко всем звукам, которые доносились с улицы. Несколько раз он тихонько подкрадывался к двери и смотрел сквозь щели, нет ли там кого-нибудь.

Вскоре стемнело. За окном завывал ветер и гнал снежные облака. Казалось, что все вымерло; никого не было видно, кроме солдат на вышках. Когда совсем уже стало темно, фонари на столбах стали освещать только контрольно-следовую полосу между защитными заборами. И эти небольшие участки в лагере казались лишь маленькими крупицами чего-то светлого в огромной, совершенно черной тайге.

Вдруг снежная тишина, темнота и безлюдье нарушились сильным пучком света. Михайлов сквозь щель в двери заметил, как засуетились солдаты на въезде в лагерь. Забегало начальство, и послышались резкие команды.

«Ну, тем лучше», – подумал про себя Михайлов. Он вытащил из-под тяжелой половицы небольшой остро отточенный топорик и осторожно вложил его себе в рукав, несколько раз взмахнул рукой и остался чем-то очень доволен. Судя по шуму за дверью, приехала машина и, вероятно, какое-то начальство. Солдаты по-прежнему бегали по всему лагерю, и везде слышалось, как они перекрикиваются.

Михайлов осторожно вышел на улицу и осмотрелся. Из леса отряды еще не возвратились, и он направился в сторону своего барака. Его друг был уже там. Он сидел на шконке, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Михайлов сел рядом и тихо произнес:

– Ладно, не переживай, все будет хорошо. Не зря же мы столько лет здесь мучились?

– Ты, действительно, придумал какой-то план или просто так сказал, чтобы успокоить меня?

Михайлов молчал. Был ли у него план, он и сам не знал. Просто нужно было что-то сказать в тот момент, вот он и сказал. Они сидели вместе на одной шконке и молчали. Неожиданно резко распахнулась дверь в барак:

– Михайлов здесь?

– Здесь.

– Ты где лазаешь, старый хрен? Мы тебя по всему лагерю ищем. Быстрее иди, там какое-то начальство приехало по твою душу.

– Какое еще начальство?

– Ну, а я почем знаю? Сказали срочно найти и доставить.

– Иду…

– Да не иду, а бегом, твою мать… идет он…

Михайлов повернулся к другу:

– Сиди пока здесь и без меня даже не думай выходить из барака. Если я не вернусь до прихода беспредельщиков, то постарайся спрятаться куда-нибудь, но, главное, обязательно дождись меня.

– Хорошо. Только это, ты быстрее там…

– Я постараюсь…

Михайлов старался идти как можно быстрее, но со стороны могло показаться, что он еле передвигает ноги. За эти годы он очень сильно ослаб, да и бесчисленные переломы и болезни постоянно напоминали о себе. Дойдя до знакомого здания, он оглянулся по сторонам. В лагере было тихо. У ворот стояла легковая машина и какие-то грузовики, около них дежурили автоматчики, а в основном все было, как обычно. Он с трудом поднялся на второй этаж и по длинному коридору дошел до знакомой двери. Михайлов постучал в дверь начальника лагеря и услышал: