Читаем без скачивания Реконструкция. Возрождение - Игорь Вардунас

Несколько десятков узников, обмотав руки лохмотьями, принялись разбирать проволочное заграждение. Под весом их тел стальные путы рвались, нанося при этом страшные рваные раны на телах заключённых.

Расчистив путь между первым и вторым рядами заграждений, восставшие внезапно наткнулись на заминированный участок.

Бум!

Гроздья земли, осколков и человеческой плоти посыпались на головы уцелевших.

– Назад! Тут мины! – раздался истеричный крик. Но паника лишь навредила.

Бум! Бум! Бубум!!!

Когда пыль от взрывов осела, контуженный Яков огляделся по сторонам. В глазах у него всё двоилось, а в уши словно набили ваты.

– Саша! Леон! Где вы? – Якову казалось, что он говорит чуть громче комариного писка, когда на самом деле он орал. Как и все остальные, кого контузило взрывами мин.

Печерский в это время уже возглавил демонтаж последнего заграждения. Штейн смог заметить его сквозь копоть и гарь, исходившую от трупов подорвавшихся узников, и поспешил на помощь товарищу.

Тут со всех сторон послышались крики солдат, выстрелы и лай немецких овчарок. Те узники, у кого осталось оружие, открыли беспорядочный огонь в сторону надвигающегося противника. Травники и эсэсовцы не спешили пока подходить к отстреливающимся заключённым и предпочитали держаться на расстоянии. Ведь они знали, что за последним рядом заграждения восставших ждёт ещё более широкое минное поле.

– Мы встретим их на той стороне поля, – улыбнулся обершарфюрер СС Вернер Дюбуа, возглавивший по приказу коменданта отряд для поимки беглецов. Всякий раз, когда на мины наступали сбежавшие узники, ночное небо озаряли вспышки от взрывов.

Многие погибли на том поле. Но каково же было удивление Дюбуа и его людей, когда на занятые ими позиции у кромки леса вышли не испуганные и полуживые беглецы, а сотни озлобленных евреев, вооружённых бритвами, топорами, а кое-кто и пистолетами или винтовками. Восставшие, в числе которых оказались Печерский и Штейн, за несколько минут смогли смять охрану и уйти в лес. Вернер был тяжело ранен и смог выжить, только притворившись мёртвым.

Комендант Карл Френцель собрал уцелевших охранников и приказал навести порядок среди оставшихся в своих бараках узников.

– Бауэр, – обершарфюрер отыскал глазами в толпе своего помощника, – я хочу знать, какие у нас потери. И нужно срочно связаться с военной полицией вермахта. Выполнять!

– Да, обершарфюрер!

Пока его подчинённые наводили порядок, комендант устало опёрся спиной на борт грузовика и огляделся. Его идеальный лагерь превратился в руины. Начальство наверняка не простит ему случившегося. С обершарфюрера строго спросят и за массовый побег, и за дисциплину среди его подчинённых, и за каждого погибшего солдата и офицера СС.

– Проклятые евреи! – Френцель в сердцах пнул сапогом в голову убитого заключённого, лежавшего рядом с грузовиком. – Надо было сразу удавить этих тварей!

– Обершарфюрер! – Бауэр вернулся с докладом. – В бараках мы насчитали сто тридцать заключённых. Около восьмидесяти евреев погибли при побеге, но пока сложно точно сказать, так как многие подорвались на минах.

– Каковы наши потери? – погибшие из числа заключённых Карла не сильно интересовали. Он был намерен поймать и уничтожить всех беглецов, без исключения.

– Девять эсэсовцев убиты, один пропал без вести, один ранен, двадцать восемь охранников не немецкой национальности либо застрелены, либо забиты до смерти.

– Дерьмо! – Карл Френцель буквально взбесился. Он орал, брызгал слюной, бил руками и ногами всех, кому не посчастливилось оказаться в этот момент рядом с ним. Наконец он успокоился. – Бауэр, соберите всех уцелевших охранников и ликвидируйте оставшихся в лагере заключённых.

– Всех заключённых? – уточнил помощник.

– Да, всех без исключения. Тех, кто откажется идти в газовые камеры, расстреливайте на месте. Выполнять!

– Да, обершарфюрер!

До позднего вечера эсэсовцы выполняли поручение коменданта. Крики, мольбы о пощаде и автоматные выстрелы не умолкали в течение нескольких часов. В «Собибор» прибыли люди из военизированной полиции и вермахта и взяли на себя охрану лагеря.

Когда в лагерь вернулся потрёпанный отряд обершарфюрера Дюбуа, принесший своего израненного командира, комендант Карл Френцель наконец-то решился сообщить начальству о случившемся.

Сняв телефонную трубку, Френцель попросил соединить его с телеграфом. Через минуту он уже диктовал текст телеграммы:

– Коменданту полиции охраны общественного порядка в округе Люблин и шефу полиции Кракова. Четырнадцатого октября сорок третьего года, в семнадцать ноль-ноль произошло восстание евреев в лагере СС «Собибор», в сорока километрах севернее Холма. Они перебили охрану, захватили оружейную комнату и после перестрелки с оставшимся персоналом лагеря сбежали в неизвестном направлении. Сбежало около трёхсот евреев, оставшиеся были либо застрелены, либо остались в лагере. Местность к югу и юго-западу от «Собибора» прочёсывается полицией и войсками вермахта.

Закончив диктовку, обершарфюрер повесил трубку. Все, что ему сейчас хотелось, так это лечь спать и не просыпаться до тех пор, пока эта история не уляжется. Но он понимал, что его карьере приходит конец.

– Проклятые евреи…

Началась облава, организованная нацистами и их пособниками. Солдаты, эсэсовцы и полиция отлавливали беглецов по одному или целыми группами и возвращали в лагерь, где пленников сразу же расстреливало подразделение СС, срочно прибывшее из Влодавы.

Судьба же остальных узников, оказавшихся на свободе, сложилась по-разному.

Группа беглецов, состоявшая из Александра Печерского, Якова Штейна, Бориса Цыбульского, Семена Розенфельда и ещё двадцати человек, осторожно пробиралась по вражеской территории.

В первую же ночь побега они попробовали попроситься на ночлег в соседнюю с «Собибором» деревню. Но крестьяне отказывались не только пускать на порог людей в лагерной форме, но даже давать им какой-либо еды. Поляки боялись возможного наказания со стороны немцев в том случае, если они узнают о том, что те оказали малейшую помощь беглецам.

– Больше в деревнях не показываемся, – принял решение Печерский. – Если нам будет нужна еда, лучше её украсть. Потому что сейчас они нас просто прогоняют, а потом начнут сообщать о нас полицаям и солдатам.

Александр оказался прав. Когда за узников объявили награду, то многие местные жители доносили на тех, кого в тот момент укрывали в своих домах. В итоге большинство беглецов «Собибора» поймали не эсэсовцы, а как раз поляки.

Вскоре Якову пришлось распрощаться со своими товарищами. Они планировали присоединиться к партизанским отрядам, Штейну же хотелось бежать из Польши, подальше от пережитого ужаса.

Они долго прощались, особенно с Сашей. За недолгие недели знакомства советский лейтенант Александр Печерский стал для Якова почти как брат.

– Точно не хочешь с нами? – в очередной раз спросил Александр.

– Точно, – грустно улыбнулся Яков. – Я не солдат, я не могу больше смотреть на смерти друзей и врагов. От меня будет больше пользы в тылу, нежели на передовой или в лесных окопах.

– Ну, дело твое, – ответил Печерский и похлопал друга по плечу. – Давай, Нордлихт, береги себя.

– Ты тоже, Саша.

С тех пор они больше не виделись.

От «Собибора» к тому моменту ничего не осталось. Генрих Гиммлер в бешенстве распорядился закрыть лагерь. Всё имущество рачительные интенданты вывезли. Семьям убитых немцев отправили информацию, что их близкие якобы погибли от рук бандитов или партизан. Армейские саперы взорвали газовые камеры, казармы, бараки.

Империя СС хотела забыть о своём позоре. О том единственном случае, когда измученные, голодающие, безоружные узники одолели своих тюремщиков.

После расставания с отрядом Печерского Якову предстояли долгие месяцы тяжёлых испытаний. Оккупированная Польша не была тем местом, где беглый еврей из концлагеря мог чувствовать себя спокойно. Поэтому Яков планировал сесть на любой попутный корабль и покинуть захваченную врагом отчизну. Передвигаясь в основном по ночам, он прошёл длинный путь от городка Влодава, мимо Бреста, Бельск-Подляски, Белостока, пока, наконец, не добрался до Гданьска.

Тайком проникнув на корабль, идущий в Швецию, Яков Штейн окончательно исчез, чтобы уступить место Свену Нордлихту, моряку из Стокгольма.

Глава четвёртая

Люди пытаются нас п-принизить(Говоря о моём поколении),Лишь потому, что мы становимся известными(Говоря о моём поколении).То, что они делают, кажется ужасно н-неприветливым(Говоря о моём поколении).Надеюсь, я умру до того, как состарюсь(Говоря о моём поколении).

Это моё поколение,Это моё поколение, детка.

Почему бы вам всем не с-свалить(Говоря о моём поколении)И не копаться в том, что мы все г-г-говорим(Говоря о моём поколении).Я не пытаюсь произвести громкую с-с-сенсацию(Говоря о моём поколении),Я просто говорю о моём п-п-п-поколении(Говоря о моём поколении).

В Англии Свен оказался в тысяча девятьсот сорок пятом году, уже после окончания войны. Великая битва с нечеловеческим злом закончилась, но не утихла в сердцах людей. Это было поколение, навсегда заклеймённое печатью боли и страданий.