Читаем без скачивания Армастан. Я тебя тоже - Матвеева Анна Александровна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хау а ю тудэй? – спросил он, обнажив в улыбке зубные протезы.
– Айм файн, энд ю? – на автомате сказала я и только потом опомнилась: – Вы знаете английский?
– Немного учил. Что-то я вас раньше не видел, девушка. Вы стройная, как Шамаханская царица…
И тут же резко, словно выстрелив:
– С какого этажа?
– С шестого.
– Надолго к нам?
– Как пойдёт.
Дедушка посмотрел на меня с уважением. Я тут же спросила:
– А вы сами с какого?
– Смотрите, – вскинулся дедушка, игнорируя мой прямой вопрос и подавшись всем телом к машине, которая ехала через двор. – Такси, за рулём женщина. За пятьдесят, но в отличной форме.
Клянусь, я не успела разглядеть ни саму женщину, ни её отличную форму, но наблюдательность дедушки навела меня на мысль, что в прошлом он был разведчиком – и по привычке вербовал каждого встречного при условии, что он кажется полезным.
О чём он думал, меча пшено перед голубями?.. Представлял ли свою старость такой – в уродливом, вновь будем честны, дворе московской окраины?
По утрам я наблюдала жизнь столичного спального района и его обитателей, а дни проводила, как и положено провинциалке, в музеях и театрах. Обратно в Отрадное (Обратное! Отвратное!) добиралась на метро, внимательно разглядывая людей в ряду напротив. Среди смертельно уставших смуглых разнорабочих, старух с пугливым выражением лица и школьников, уставших почти так же, как разнорабочие, попадались родители с маленькими детьми, отражавшиеся друг в друге, как в стекле с надписью «не прислоняться». Я каждый раз смотрела на них, улыбаясь, – и видела, как эта моя улыбка пугает Москву, не привыкшую к смурной уральской нежности.
Потом я, конечно, избавилась от этой привычки и обзавелась другой – не глазеть по сторонам, а внимательно слушать каждое произнесённое рядом слово. Так вылепился в конце концов мой портрет Москвы – какой она была на излёте января 2022 года.
Один миллионВ Париже чаще всего говорят о еде – что было на ужин, вкусно ли, кто что выбрал, с каким вином. В Москве – о квартирах. Вторичка, новостройка. Студия, апартаменты. Где снимают, почём купили. Чешская серия. Ипотека, альтернатива, соседи, сколько до метро. Стяжка полов, мокрая точка, косяки и плинтуса.
– Что не так с этими людьми, я не понимаю! Как можно выбрать такие обои в наше-то время?
– Но квартирка-то чистенькая, муха не сидела…
– Стиралку придётся на кухню ставить.
– А я давно в прачечную бельё отдаю.
– Мне очень важно, чтобы рядом был диаметр.
Возможно, я просто зациклилась на квартирной теме, или же все люди вокруг меня действительно говорили только о жилье? Я сидела на Олонецкой улице в ожидании новостей из Екатеринбурга – ну то есть я не просто сидела, а пыталась найти себе работу и завести полезные знакомства, точнее, сделать уже имеющиеся знакомства полезными.
Говорят, что в Москве работы всем хватит. Не знаю. Это смотря какая работа. Мне упорно не везло – куда бы я ни отправляла резюме, приходили одни лишь отказы. А потом даже отказов не стало – все просто замолкли, как птицы, которые только что галдели перед грозой.
Я хорошо помню это тяжёлое февральское молчание, предчувствие, для которого, как мне казалось, не было причин.
– Вы новости-то смотрите, Елена Дмитриевна? – спросил меня по телефону Хабибулин. На расстоянии мы с риелтором странным образом подружились, и я даже прониклась к нему своего рода симпатией (этому, конечно, сильно способствовало отсутствие очного общения).
– Как все. А что, пропустила что-то важное?
Хабибулин хмыкнул.
– Я буду держать вас в курсе, – важно сказал он. – Мой астролог сказал, что грядут тяжёлые времена. И это, разумеется, скажется на рынке недвижимости.
Я хотела посоветовать Юрию Марковичу не слушать астрологов, а как можно активнее искать покупателей на бабушкину квартиру – но промолчала. Я знала, что он делает всё что может, – каждую неделю я получала от него табличку с количеством сделанных звонков, выездов, просмотров и отслеженных объявлений. Педантизм Юрия Марковича был поистине немецким, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не спросить, какова же его национальность?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Терпение моё иссякало с той же скоростью, что и деньги. Я понимала, что не смогу жить на Олонецкой улице вечно. К тому же Виктор с жирным голосом полюбил приезжать ко мне за арендной платой лично – и каждый раз упрямо заводил разговор о том, что коренных москвичей в столице теперь не встретишь.
– Вот я – коренной москвич. – (Пауза, чтобы я прониклась и осознала, с кем разговариваю.) – А живу за городом. Иначе просто невозможно. Красота у нас, конечно… Выходишь из дома – и сразу лес!
Соблазнять екатеринбурженку московским лесом (не смешите мои сосны) – это надо быть уж совсем идиотом. Но Виктор, скорее всего, просто не помнил, из какого я приехала города. Вёл он себя в целом приветливо, показывал в телефоне фото своего дома – красивого, но какого-то нелепого – и звал в гости. Он явно хотел перевести наши отношения в дружеские, но я шарахалась уже только от одной мысли об этом. Меня вполне устраивала схема «хозяин – арендатор», тем более друзьями в Москве я обросла быстрее, чем думала. И новыми, и старыми.
Первым, кому я здесь позвонила, был Саша Гусев. Мой бывший одногруппник, давным-давно завязавший с медициной и ступивший на зыбкую почву рок-музыки. Ничего не понимаю в рок-музыке, она меня никогда не интересовала, поэтому за Сашиным творчеством я не следила. Но мы с ним каким-то образом не растерялись на просторах взрослой жизни. Он мне довольно часто писал и звонил, наверное, я ему нравилась. Саша был высоким и крупным, пожалуй даже толстым. С ясно-голубыми детскими глазами и толстыми губами, которые он поджимал тоже как-то по-детски.
Когда Саша вошёл в не мою мою квартиру, она сразу же уменьшилась вдвое. Сдулась, как проколотый воздушный шарик.
– Ништяк, – сказал Саша, одобрительно оглядывая пустые белые стены. – Но от центра далековато, Ленка.
Сам он снимал однушку на Пресне. За какие-то безумные деньги. С ним проживала кошка породы мейн-кун.
– Если надо будет съездить куда, что-то купить – маякни, – сказал Саша, когда мы пили чай с белёвской пастилой. – И приходи в субботу на ко… на концерт. Впишу. Я рад, что ты здесь.
От волнения он начинал немного заикаться. Если бы в детстве ему проставили курс актовегина, с этим можно было бы справиться раз и навсегда.
Концерт Сашиной группы (ещё он продюсировал какую-то певицу, но об этом говорил крайне скупо, видимо, певица пока что не добилась выдающихся успехов) проходил в клубе неподалёку от станции метро «Дмитровская». Я далеко не сразу нашла нужное здание. В очереди на вход стояла счастливая, брызжущая гормонами молодёжь, и я почувствовала себя тем, кем и была, – одинокой сорокалетней женщиной в не по годам короткой юбке.
Саша играл на бас-гитаре, но с моего места его было видно плохо. Зато солиста я рассмотрела во всех подробностях – тоже лет под сорок, но живой и весь какой-то ртутный, он довёл зал до полного исступления, а когда какая-то девица крикнула срывающимся голосом «Мы тебя любим!», он безразлично чмокнул микрофон. Ну чистый секс! Саша не стал меня знакомить с солистом, вот и правильно. У таких ртутных мужчин широкий выбор соответствующих женщин, читай – офигенных девок. А может, он вообще по другой линии. Но когда мой друг спросил, как мне концерт, я восхищалась вполне искренне (хотя не смогла бы оценить ни музыку, ни тексты, ни звук, ни свет – всё моё внимание занял вечный юноша в растянутой майке, что-то кричавший в микрофон. Мог бы кричать что угодно).
– По-понятно, – улыбнулся Саша. – Запала на Илюху.
– Ничего подобного! – возмутилась я. – Но ты меня в следующий раз тоже зови! Приду.
Уральская диаспора в Москве, конечно же, не ограничивалась Сашей. За месяц я повидалась с Юлей, Натальей Николаевной и Анфисой, а ещё навестила мамину подругу тётю Надю. Каждый московский дом я прикладывала к себе, как одежду в магазине, когда лень идти в примерочную и ты просто смотришься в зеркало и чувствуешь себя бумажной куклой.