Читаем без скачивания Громов - Игорь Цыбульский

После Суворовского Алексей окончил Рязанское пехотное училище. Лейтенантом был направлен в Наро-Фоминск, а затем в Венгрию, где только что закончился, как тогда писали, «контрреволюционный мятеж». Письма он присылал нечасто. Из них можно было понять только то, что служба идет нормально. За старшего в семье были спокойны. Им гордились.

В 1963-м, когда я учился в военном училище в Петергофе, Алексея в сопровождении врача привезли из Будапешта. Рак лимфатических желез. В Венгрии ему, оказывается, сделали две операции. В Саратов привезли, чтобы он пожил в родных местах.

Первое время он лежал дома, потом в госпитале. Во время моего курсантского отпуска мы с Сережей попеременно дежурили в палате у брата. Он безнадежно угасал.

Мне необходимо было уезжать. Когда я прибыл в училище, меня уже ждала телеграмма — Алексей умер…

Бабушка и дедушка Громовых по линии отца скончались до войны, и младшие Громовы их не знали. Неизвестно почему, но из отцовской родни в дом на набережной никто не приезжал и не пытался встречаться.

Отец погиб в 1943 году, о чем свидетельствует сообщение-похоронка. По этому документу Борю приняли в Суворовское училище.

Так получилось, что отца братья Громовы не знали.

Сергей Всеволодович признался, что в детстве думал, будто дедушка это и есть его папа.

Дедушка, Лебедев Дмитрий Федорович, был известный в городе человек. Юрист с высшим образованием. Окончил Московский университет. Людей с университетским дипломом в тогдашнем Саратове можно было по пальцам перечесть.

Его жена, бабушка братьев Громовых, Елизавета Анатольевна Лебедева происходила из дворянской семьи. Образование получила в Саратовском Мариинском институте благородных девиц.

Дмитрий Федорович родился в Моршанске Тамбовской губернии. Елизавета Анатольевна родом из Кузнецка Саратовской губернии, сейчас это Пензенская область.

Бабушка рассказывала, что хотя они и были дворяне, к ним все в округе очень хорошо относились. В революцию соседние поместья разорили и пожгли, а их не тронули. Местные крестьяне даже охраняли усадьбу от тогдашних налетчиков.

Имеется в семейном «иконостасе» старинная фотография самого давнего предка Громовых — прабабушки. Позади нее история Громовых уходит во тьму, только смутные и не очень достоверные легенды. К сожалению, почти во всех современных российских семьях память о предках простирается не дальше третьего колена. У прабабушки очень интересное серьезное и волевое лицо. Если присмотреться, то понятно, что вся нынешняя громовская порода похожа на прабабушку.

— По нашей бабушке видно, как много полезного давало в свое время дворянское воспитание, — рассказывает Сергей Всеволодович. — Оно даже в наше время передалось, как бы уже с генетической памятью. Хотя нынешние условия жизни совершенно не похожи на те, в которых жили и воспитывались прабабушки и прадедушки.

Воспитание нашей бабушки не позволяло не то что физически наказывать, но даже ругаться или кричать на детей. В то же время бабушка умела так сказать, что мы сразу все понимали и очень боялись ее недовольства. Мы улавливали самые тонкие оттенки ее голоса.

Бабушка не любила выкрутасов, ни умственных, ни словесных. Сердилась: «Ну что это вы там жеманно так говорите: “Хочу кушать”. По-русски нужно говорить, прямо и ясно — хочу есть». Она и вообще во всех отношениях и делах предпочитала прямоту и ясность и нас этому учила. Когда мы стали постарше, с нами вполне можно было говорить о серьезных вещах.

Я помню, как она внушала старшему брату Леше: «Всегда говори обо всем так, как видишь и понимаешь. Если тебя все вокруг убеждают, что это белое, а ты видишь, что черное, так и говори — это черное. Если видишь зло, никогда не называй его добром, как бы тебе ни было выгодно, и никогда не вставай на его сторону».

Она говорила: «Ну, раз уж теперь вы все коммунисты и ходить в церковь вам нельзя — не ходите. Не соблюдаете постов — не соблюдайте. Не умеете молиться — не молитесь. Но вы все равно должны жить с Богом в душе. Это поможет вам в самом трудном положении сделать правильный выбор».

С раннего детства она говорила нам, что нельзя выбрасывать хлеб, а наступать на него ногами — настоящее преступление. Говорила, что люди обязательно должны помогать друг другу. Особенно молодые пожилым и старым.

Очень серьезно она относилась к совместной трапезе. Бабушка считала это важнейшим элементом семейной жизни. Помню, когда мы поженились с Ирой, оба были студентами, в разное время прибегали домой, быстро перекусывали и снова бежали по делам. Для бабушки это было трагедией. Муж и жена обязательно должны хотя бы раз в день есть вместе.

Она не могла представить такого, что муж приходит домой и начинает есть, не дожидаясь жены. Или жена не ждет мужа — это, по ее мнению, ужасно и гибельно для семьи. И ведь приучила. По крайней мере, хотя бы раз в день мы с Ирой ждали друг друга и ели вместе. Совместную трапезу она считала одной из важнейших опор семейной жизни…

Нынче мы намного проще ко всему относимся, а это ведь не всегда хорошо. Семейная жизнь обязательно должна иметь свой уклад и устав, без этого нет устойчивости.

По сути, и вся жизнь человечества стоит на этих двух великих опорах: генетической наследственной памяти и духовно-исторической традиции. Можно сказать, что необыкновенно повезло в жизни тем людям, у кого были такие, как у братьев Громовых, бабушка и дедушка.

— Бабушка все делала так, как ее учили с детства. Если дедушка собирался пойти в баню, то подготовка к этому событию становилась почти театральным действом. Кстати, дедушка брал меня, а позже и Борю с собой в баню, и там мы старательно терли спины ему и его приятелям и считали это почетной своей обязанностью. Мылись и парились они долго, часа по три. Это было священнодействие.

Так вот, бабушка готовила все, что нужно взять в баню. Определенным образом сложенные трусы, подштанники. Носки, помню, складывались не просто, а как-то пятка вставлялась в переднюю часть, так, что дедушка очень легко мог одеть носок на влажную ногу. И для меня так же все делалось. Все гладилось и укладывалось определенным образом, и никто лучше бабушки это сделать никогда бы не смог.

Бабушка прожила долго — 93 года. Последние восемь лет в основном лежала. Но и в почтенном возрасте и в трудном своем положении продолжала внимательно за всем следить. Смотрела телевизор и сообщала вечно спешащей молодежи все важные новости. Как все старые люди, любила, когда ей выражали сочувствие, ласку и нежность. Но об этом молодые должны были сами догадываться. Никогда не показывала уныния и слабости. Характер до конца дней оставался железным.