Читаем без скачивания Мальчик, который видел демонов - Кэролин Джесс-Кук

Сидя в такси, катившем по улицам Белфаста, я слышала ее голос: «Я люблю тебя, мамочка. Люблю тебя». И тут же мысленным взором увидела ее, ясно и четко. Кофейно-коричневые глаза, сверкающие смехом, густые черные волосы, падающие на плечо. Поппи поворачивалась ко мне, белая кисейная занавеска касалась ее лица. «Дыра ушла». – И она улыбнулась.

Ей было всего двенадцать лет.

Глава 5

«Скажи ей, кто я»

Алекс

Дорогой дневник!

Сегодня в клинике я встретился с доктором-женщиной, она задавала много вопросов о Руэне. Я стушевался, когда она спросила о нем. Раньше никому о нем не рассказывал, потому что это касается только нас. Но он попросил представить его, и это совершенно сбило меня с толку. Обычно он шипит на меня, как кот, требуя, чтобы я не распускал язык и прикидывался, будто его не существует, а если я говорю: «Руэн, ты такой обаятельный, неужели ты не хочешь, чтобы я рассказал о тебе всему миру?» – он строит ужасные рожи и отвечает: «Сарказм – всего лишь свидетельство бессилия». Тогда я издаю «пукающий» звук, и он, рассердившись, исчезает.

Когда Руэн появился впервые, он сказал, что хочет быть моим другом: очень уж я выглядел одиноким. Но однажды мы поссорились, и я велел ему уйти, на что он ответил, что не может. Добавил, что его послали изучать меня, поскольку ни он, ни его друзья никогда не встречали человека, который мог видеть демонов. Мол, второго такого просто нет. Встречались люди, которые могли заметить демонов краем глаза, периферийным зрением, но они думали, будто им это чудилось. Я помню, как Руэн разволновался из-за того, что я могу видеть. Объяснил, что для него очень важно изучать меня, словно я лабораторная крыса. Я заметил, что не хочу, чтобы меня изучали, звучит это, будто со мной что-то не так, а люди всю жизнь твердили, что со мной что-то не так. Мне это противно, поскольку все у меня хорошо, и я лишь хочу, чтобы меня оставили в покое. Но Руэн кое-что пообещал мне, если я позволю ему изучать меня. И я не собираюсь говорить, что именно. Это наш секрет.

У женщины-доктора большой шрам, типа гарри-поттеровского, только на щеке, а не на лбу. Она симпатичная, много улыбается, у нее маленькие темно-карие глаза и длинные волосы цвета шоколадного соуса, когда он выливается из бутылки. На одном зубе скол, и иногда я видел сквозь рубашку ее бюстгальтер. Ее зовут доктор Молокова, но она попросила называть ее Аня. От арахиса Аня засыпает. Я съел несколько орешков после ее ухода, чтобы посмотреть, не усыпят ли они меня. Не усыпили.

Когда Аня спрашивала меня о Руэне, я, наверное, краснел и ерзал по полу. Руэн попросил меня объяснить ей, кто он. Меня это повергло в замешательство. Женщина-доктор спросила, что со мной. А Руэн повторил: «Скажи ей, кто я». Я и сказал. Она заинтересовалась Руэном, а тот, наверное, встречал ее раньше, потому что кое-что рассказал мне о ней: она хорошо играет на пианино, ее отец китаец, хотя она никогда его не знала, а у ее мамы было много проблем.

Когда она уходила, у Руэна было такое странное выражение глаз, как у Вуфа, когда он видит Руэна. В них мелькала тревога. Страх. Я спросил, что случилось, но он ответил, что все хорошо, и начал задавать множество вопросов об Ане и о любви. К тому времени меня уже тошнило от вопросов, и я злился из-за того, что мне приходится оставаться в клинике, хотя нездорова мама, а не я, и никто меня не забирал. Но я ответил на его вопросы, хотя они показались мне очень странными.

– Как чувствуют любовь?

– Тебе надо спросить об этом у девочки. – Но тут подумал о маме, о том, как я ее люблю, и добавил: – Для человека, которого любишь, ты готов на все. – Потом долго смотрел на него и наконец-то все понял. – Ты любишь Аню.

– Будь уверен, не люблю.

– Любишь. – Я рассмеялся. – Ты в нее втюрился.

Я ощущал огромное удовольствие, получив возможность поквитаться с ним за то, что он безжалостно дразнил меня, твердя, будто я втюрился в Кейти Макинерни, а я всего лишь позволил ей класть свои вещи в мой шкафчик.

Руэн разозлился, исчез так быстро, что раздался хлопок, а я смеялся, пока не заснул.

Когда проснулся, уже стемнело. Крыши домов на противоположной стороне улицы на фоне неба выглядели зигзагообразной спиной динозавра. Я знал, что Руэн в палате, потому что очень замерз, прямо-таки превратился в мороженую сосиску, хотя на дворе май, а он иногда такое устраивает. Все волосики на руках стояли дыбом. Я спросил:

– Что теперь, придурок?

Он вышел из тени у окна.

– Я хочу, чтобы ты рассказал Ане обо мне все.

Я резко сел.

– Так я прав? Ты действительно втюрился в эту даму, Руэн?

И неожиданно вспомнил о своем отце. Мысленным взором увидел его лицо, расплывчатое, с синими, как у меня, глазами. Так говорила мама. Потом увидел полисмена, он медленно поворачивался ко мне, на его лице одновременно читались злость и испуг.

Руэн хмуро смотрел на меня. Я вырвался из грезы и встретился с ним взглядом.

– Хорошо, Руэн. Я расскажу ей о тебе. Тебя это осчастливит?

Он едва заметно кивнул, словно не хотел шевельнуть головой, и исчез, а я подумал: «Ну и псих».

Эту ночь я провел в клинике, а утром пришла Аня и сообщила, что я могу повидаться с мамой. Сегодня она улыбалась еще чаще, хотя глаза наполняла грусть, и она надела черные квадратные очки. Я не сообщил ей, чего хотел от меня Руэн, потому что мне не терпелось увидеть маму.

– Как ты сегодня, Алекс? – спросила она, когда мы вышли из палаты.

– Я придумал новый анекдот. Как заставить ленивого стоять?

Аня пожала плечами.

– Украсть его стул.

Она рассмеялась, хотя анекдот, похоже, не показался ей смешным.

– Готова спорить, тебе не терпится увидеть маму, – произнесла она, и я кивнул. – Возможно, сегодня она будет выглядеть не так, как всегда. Это ничего?

Я мог только порадоваться, поэтому широко улыбнулся, и мы двинулись дальше. Шли и шли, сворачивая из одного длинного коридора в другой. Я уже думал, что у меня отвалятся ноги, но мы наконец-то добрались до маленькой комнаты, в которой на белой кровати лежала мама.

Когда я вошел, она даже не посмотрела на меня. Просто лежала с белыми повязками на запястьях и трубочкой, которая втыкалась ей в предплечье. Лицо было таким, будто кто-то взял ластик и стер с него маму. Потом она повернула голову и улыбнулась мне. Лицо сразу же осветилось, и волосы стали желтыми с черными корнями, и глаза сменили цвет с серого на небесно-голубой, и даже татуировки на руках и шее прибавили яркости. Кто-то вытащил кольцо из ее носа, и я это одобрил, потому что с этим кольцом она выглядела, как бык. Я хотел спросить, убрали ли заодно и другое кольцо, с языка, но не стал.

– Привет, любовь моя, – произнесла мама, когда я подошел к кровати. Голос у нее сел. Я немного нервничал из-за возможного появления Руэна. – Наклонись ко мне, Алекс.

Я наклонился, и она протянула руки и обняла меня. Я почувствовал, какие они холодные и худые.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Бывали дни и получше, – ответила она после долгой, долгой паузы и улыбнулась, но глаза оставались влажными и маленькими. – Как ты?

– Здесь нет телика.

– Безобразие! Ты посмотришь телик, когда вернешься домой.

– Да, но я столько пропущу. – И я, загибая пальцы, стал перечислять программы.

Мама молча смотрела на меня.

– Как лающая подставка для ног?

– Вуф в порядке, – ответил я. – Хотя, кто его кормит, мама? Он не голоден?

На лице мамы отразилась тревога. Тут Аня подошла к кровати и коснулась пальцами руки мамы.

– Я Аня Молокова, – произнесла она, голос вдруг стал успокаивающим и добрым. – Консультант из Макнайс-Хауса. Я здесь, чтобы заботиться об Алексе.

Я хотел сказать, что это ложь, потому что Аня не готовила мне пиццу или лук на гренке. Мама кивнула. Я пододвинул стул к ее кровати, сел, она подняла руку и взъерошила мне волосы.

– Синди, я знаю, что вас продержат здесь еще несколько недель.

– Правда?

– Я бы хотела, чтобы Алекс какое-то время провел в моей клинике, я могла бы обследовать его.

Мамино лицо напряглось.

– Обследовать на предмет чего?

Аня посмотрела на меня.

– Может, нам лучше обсудить это наедине?

– Нет! – возразила мама. – Речь о нем, поэтому он должен присутствовать.

Аня тоже села рядом с кроватью, сняла черные очки, протерла их подолом белой рубашки.

– В свете последних событий я думаю, у Алекса, вероятно, заболевание, которое требует продолжительного и всестороннего обследования. Полагаю, пребывание в Макнайс-Хаусе в его интересах.

– Там же лечат чокнутых, – произнесла мама.

Аня улыбнулась. Совершенно искренне.

– Отнюдь. Там ведется очень важная работа на благо семей и региона.

Мама насупилась.

– В последний раз какая-то женщина в костюме пыталась отобрать у меня Алекса.

Мама и я посмотрели на Аню. Я обратил внимание, что и она в брючном костюме. Аня сглотнула.

– Если бы мы собирались это сделать, мне бы потребовалось ваше согласие…