Читаем без скачивания Укридж - Пелам Вудхаус

– Значит, это ты подсунул туда чертова пса?

– А? – сказал Укридж. – Ну да. Но мы можем побеседовать об этом по душам позднее, – торопливо продолжал он. – Вопрос в данный момент заключается в том, каким образом нам убедить этого бесхребетного червяка получить для нас страховку. Черт меня побери, ты мог бы сообразить…

– Я могу только сказать… – горячо начал Виктор Бимиш.

– Да-да, – сказал Укридж, – как-нибудь в другой раз. А сейчас нельзя отвлекаться, малышок. Я говорил о том, – возобновил он свою речь, – что, по моему представлению, ты будешь пыхтеть от нетерпения выполнить свои обязательства ради себя же самого. Ты же все время ноешь, что тебе не во что одеться, чтобы заинтересовать театральных директоров. Подумай обо всем, что ты сможешь накупить на свою долю, едва соберешься с духом и доведешь дело до конца. Подумай о костюмах, штиблетах, шляпах, гетрах. Ты все время бубнишь про свою чертову карьеру, про то, что тебе требуются только элегантные шмотки, чтобы зацапать главную роль в вест-эндском спектакле. Так вот он – твой шанс заполучить их.

Его красноречие не пропало втуне. В глазах Тедди Уикса появился жаждущий взгляд – такой взгляд, какой мог появиться в глазах Моисея на вершине Фасги, откуда ему открылся вид на Землю Обетованную. Он тяжело вздохнул. Было видно, что мысленно он идет по Корк-стрит, сопоставляя достоинства знаменитых портных.

– Вот что я предлагаю, – внезапно сказал он. – Бесполезно просить меня пойти на это в здравом уме и твердой памяти. Я на такое просто не способен. Нервы сдают. Но если, ребятки, вы угостите меня вечером обедом с шампанским – много-много шампанского! – то, думается, оно меня достаточно взбодрит.

Тягостное молчание воцарилось в комнате. Шампанское! Слово это прозвучало как похоронный звон.

– Как мы сможем позволить себе шампанское? – сказал Виктор Бимиш.

– Либо так, либо никак, – сказал Тедди Уикс. – Решать вам.

– Джентльмены, – сказал Укридж, – совершенно очевидно, что предприятие нуждается в дополнительном капитале. Так как насчет него, старые кони? Давайте сплотимся в откровенном деловом карты на стол духе и поглядим, что можно сделать. Я могу заручиться десятью шиллингами.

– Что! – вскричало все собравшееся общество в изумлении. – Это как же?

– Заложу банджо.

– Но у тебя нет банджо!

– Бесспорно, но у Джорджа Таппера есть, и я знаю, где он его хранит.

После такого бодрящего начала взносы потекли рекой. Я пожертвовал портсигар, Бертрам Фокс решил, что его хозяйка потерпит с платой за квартиру еще месяц, у Роберта Данхилла имелся в Кенсингтоне дядюшка, который, мнилось ему, при правильном подходе может расщедриться на фунт, а Виктор Бимиш сказал, что если заказчик «Пианиста без забот» проявит себя последним скупердяем и откажется авансировать пять шиллингов в счет будущих рисунков, значит, он горько в нем ошибается. Короче говоря, за несколько минут молниеносный сбор средств принес внушительную общую сумму в два фунта шесть шиллингов и мы спросили Тедди Уикса, сможет ли он адекватно подбодриться в пределах этой суммы.

– Попытаюсь, – сказал Тедди Уикс.

И вот, памятуя, что эта превосходная харчевня подает шампанское по восемь шиллингов квартовая бутылка, мы договорились встретиться в семь у Баролини.

Если рассматривать обед для подбадривания Тедди Уикса как светское мероприятие, то он решительно не удался. Мне кажется, он стал для нас испытанием почти с самого начала. И причиной было не столько то обстоятельство, что Тедди упивался восьмишиллинговым шампанским Баролини, мы же из-за ограниченности наличных были вынуждены довольствоваться самыми плебейскими напитками. Нет, приятность мероприятия портило воздействие, которое это пойло оказало на Тедди. Что было составной частью шампанского, которое поставлялось Баролини и предлагалось почтенной публике, то есть тем, кто был настолько бесшабашен, что пил его за восемь шиллингов бутылка, остается тайной между его творцом и Творцом этого творца. Но как бы то ни было, трех бокалов оказалось достаточно, чтобы преобразить Тедди Уикса из кроткого и почти елейного молодого человека в воинственного задиралу.

Он перессорился со всеми нами. За супом он громил мнения Виктора Бимиша касательно искусства; за рыбой он высмеял точку зрения Бертрама Фокса на будущность кино, а к тому времени, когда были поданы куриные ножки с салатом из одуванчиков (или, как утверждали некоторые, с салатом из шпагата, мнения тут разошлись), адское пойло довело его до того, что он начал пенять Укриджу за растранжириваемую попусту жизнь и уговаривать голосом, слышным на той стороне улицы, немедленно приступить к поискам работы, чтобы обрести достаточно самоуважения, дабы впредь он мог смотреть на себя в зеркало без содроганий. Впрочем, добавил Тедди Уикс с оскорбительностью, которую мы все сочли неуместной, тут никакое самоуважение ничего не изменит.

Высказавшись так, он властно потребовал еще одну кварту за восемь шиллингов.

Мы скорбно переглядывались. Какой благой ни была цель, ради которой нам приходилось сносить все это, факт оставался фактом – сносить это было очень нелегко. Но меркантильные соображения вынуждали нас молчать. Мы понимали, что этот вечер принадлежит Тедди Уиксу и что его следует ублажать. Виктор Бимиш кротко сказал, что Тедди прояснил многие моменты, которые давно ставили его в тупик. Бертрам Фокс согласился, что предсказания Тедди относительно будущего крупных планов имеют за собой. И даже Укридж, чья гордая душа была прожжена до самого основания личностями, которые позволил себе вышеуказанный Тедди Уикс, обещал принять его проповедь к сердцу и последовать ей в ближайший же удобный момент.

– Не то поберегись! – воинственно сказал Тедди, откусывая кончик одной из лучших сигар, предлагаемых Баролини. – И еще одно: чтоб я больше не слышал, что ты приходишь и лямзишь чужие носки.

– Хорошо, малыш, – смиренно сказал Укридж.

– Если на свете есть тип, которого я презираю, – сказал Тедди, вперяя налитые кровью глаза в преступника, – так это носколямзер… лямзеноскер… то есть… ну, вы знаете, о чем я.

Мы поспешили заверить его, что знаем, о чем он, и он погрузился в летаргический ступор, из которого вышел через три четверти часа и возвестил, что не знает, о чем мы себе думаем, а он уходит. Мы сказали, что мы тоже уходим, уплатили по счету и ушли.

Негодование Тедди Уикса, когда он обнаружил, что мы сгрудились вокруг него на тротуаре перед рестораном, было жарким, и он выразил его со всей силой. Среди всего прочего он сказал – что было заведомой ложью, – будто у него есть репутация в Сохо, которую он должен оберегать.

– Все в ажуре, Тедди, старый конь, – обезоруживающе сказал Укридж. – Мы просто подумали, что тебе будет приятно находиться в кругу друзей, когда ты его осуществишь.

– Осуществлю? Что осуществлю?

– Так несчастный же случай.

Тедди Уикс испепелил его взглядом. Затем в его настроении, видимо, произошла разительная перемена, и он разразился добродушным хохотом.

– Надо же вообразить такую глупость! – весело вскричал он. – Никакого несчастного случая со мной не произойдет. Вы же не могли всерьез поверить, будто я действительно собирался подвергнуть себя несчастному случаю, а? Я просто пошутил. – Затем после новой разительной перемены настроения он словно бы стал жертвой неизбывной печали. Нежно погладил плечо Укриджа, и по его щеке прокатилась слеза. – Просто пошутил, – повторил он. – Вы же не обидитесь на шутку, правда? – сказал он умоляюще. – Вы же любите мои шутки, верно? Только шутка, и ничего больше. Про несчастный случай я и не думал вовсе. Просто решил накрыть вас на обед. – Веселая сторона случившегося тут же развеяла его печаль. – Смешнее я в жизни ничего не слышал, – объяснил он благодушно. – Не несчастный случай, а обед. Обеденный случай, случай обеда, – добавил он, доводя до нашего сведения свою мысль. – Ну, спокойной ночи всем-всем, – сказал он бодро и, ступив с тротуара на банановую кожуру, был тут же отброшен на десять шагов проезжавшим мимо грузовиком.

– Два ребра и рука, – сказал врач пять минут спустя, дирижируя уборкой тела с мостовой. – Поосторожней с носилками!

Прошло две недели, прежде чем власти предержащие больницы Чаринг-Кросс сообщили нам, что пациент в состоянии принимать посетителей. Пущенная по кругу шляпа обеспечила цену корзиночки с фруктами, и акционеры поручили Укриджу и мне доставить ее с приветом и соболезнованиями от них всех.

– Привет! – сказали мы вполголоса, как и положено у одра страдания, когда нас наконец допустили к нему.

– Прошу садиться, джентльмены, – ответствовал страдалец.

Должен сознаться, что даже в этот первый миг я ощутил легкое удивление. Не в привычке Тедди Уикса было называть нас джентльменами. Укридж, однако, ничего странного не заметил.